Убийца без лица - Манкелль Хеннинг
Самым важным было решение установить постоянное наблюдение за Эриком Магнуссоном. Он снимал квартиру в старом районе города под названием Русенгорд. Поскольку Ханссон сказал, что в воскресенье в Егерсру бега, ему поручили вести наблюдение на ипподроме.
— Если проиграешься, оплачивать не будем, — неуклюже пошутил Бьёрк.
— Я предлагаю заполнить один билет на всех, — предложил Ханссон. — Тогда есть шанс, что наши усилия по расследованию этого дела вознаградятся.
Все понимали: следствие перешло в решающую фазу. Долго спорили, стоит ли дать Магнуссону понять, что его обложили. И Рюдберг и Бьёрк сомневались, но Валландер считал, что они ничего не потеряют, если тот обнаружит, что является объектом интереса полиции. То есть наблюдение, конечно, надо вести аккуратно, но вообще нет причин скрывать, что полиция настороже.
— Пусть понервничает, — сказал Валландер. — Если ему есть о чем беспокоиться, мы это увидим.
Три часа ушло на то, чтобы перелопатить все материалы следствия и попытаться найти среди них те, которые можно хотя бы косвенно связать с Эриком Магнуссоном. Найти ничего не удалось, но ничто не указывало и на то, что Эрик Магнуссон не мог находиться в ту ночь в Ленарпе, несмотря на его алиби, подтвержденное невестой. У Курта Валландера нет-нет да и возникало смутное беспокойство: неужели и этот след приведет в тупик?
Но больше всех сомневался Рюдберг. В состоянии ли человек в одиночку совершить двойное убийство?
— Что-то здесь указывает на то, что в этой бойне участвовал не один человек. Не могу от этой мысли отделаться, — признался он.
— А кто говорит, что у Эрика Магнуссона не было сообщника? — возразил Валландер. — Рассмотрим оба варианта.
— Если он совершил убийство, чтобы расплатиться с долгами, сообщник ему был ни к чему, — заметил Рюдберг.
— Знаю, знаю, — кивнул Валландер. — Но пошли дальше.
Мартинссон сгонял в Мальмё и привез фотографию Эрика Магнуссона. Он раздобыл ее в архиве губернского муниципального управления. Там он откопал брошюру, где управление рассказывает о своей многосторонней деятельности населению, которое, как предполагается, понятия не имеет, чем они там занимаются. Бьёрк сказал, что всем государственным и коммунальным учреждениям хорошо бы завести собственный отдел обороны, чтобы в случае необходимости втолковывать гражданам, какое колоссальное значение имеет именно их учреждение. Брошюру он полистал и полностью одобрил. К тому же на развороте возле своего желтого погрузчика улыбался Эрик Магнуссон в белоснежном комбинезоне.
Полицейские рассматривали его лицо и пытались сравнивать с черно-белыми фотографиями Юханнеса Лёвгрена. Среди прочих снимков был один, где Юханнес стоял около трактора на свежевспаханном поле.
Отец и сын? Водитель трактора и водитель погрузчика?
Курт Валландер никак не мог соединить две эти картинки: перед глазами стояло окровавленное лицо мертвого старика с отрезанным носом.
К одиннадцати вечера они разработали план действий.
Бьёрк уже ушел — он был непременным участником традиционных ужинов в местном гольф-клубе.
Решили, что Курт Валландер и Рюдберг в субботу еще раз съездят к Эллен Магнуссон в Кристианстад. Мартинссон, Неслунд и Ханссон будут посменно наблюдать за Эриком Магнуссоном, к тому же порасспросят с пристрастием его невесту насчет алиби. В воскресенье наблюдение надо будет продолжить, еще раз пройтись по всем материалам следствия. В понедельник Мартинссону придется, хочет он или нет, сесть за компьютер и проверить финансовые дела Эрика Магнуссона. Может быть, у парня есть и другие долги? Не был ли он раньше замешан в каких-либо преступлениях?
Курт Валландер попросил Рюдберга заняться тем, что они почему-то называли между собой «крестовый поход». Надо было попытаться произвольно комбинировать события и людей, на первый взгляд не имеющих к ним никакого отношения. При раскладывании такого пасьянса иногда выявлялись совершенно неожиданные и важные детали.
Рюдберг и Валландер вместе вышли на улицу, и только тут Валландер заметил, что Рюдберг очень устал. Он вспомнил, что тот с утра был у врача.
— Ну и как дела? — спросил он.
Рюдберг пожал плечами и пробормотал что-то невнятное.
— Нога?
— Что есть, то есть, — загадочно ответил Рюдберг, давая понять, что ему неохота продолжать разговор на эту тему.
Валландер пошел домой, налил себе стакан виски и поставил на журнальный столик, но пить не стал. Усталость взяла верх, он плюхнулся в постель и мгновенно уснул.
Ему приснился Стен Виден.
Они были вместе в опере. Певцы пели на незнакомом языке. Проснувшись, он не мог вспомнить, что это была за опера.
Но зато сразу вспомнил, о чем они говорили перед уходом с работы. Завещание Юханнеса Лёвгрена. Завещание, которого не существовало.
Рюдберг говорил с юристом по разделу наследства, нанятым дочерьми покойного. Это был опытный адвокат, его часто приглашали местные фермеры. Никакого завещания не было, так что все огромное и неожиданное наследство предстояло поделить между дочерьми.
Мог ли Эрик Магнуссон знать о богатстве Лёвгрена? Или покойный скрывал от него это так же, как и от жены?
Валландер встал с твердым намерением не отступать, пока точно не узнает, был ли Юханнес Лёвгрен отцом Эрика Магнуссона.
Он наспех позавтракал и в начале десятого уже был на работе, где сразу встретил Рюдберга. Мартинссон, просидевший в машине у дома Магнуссона в Русенгорде всю ночь, пока его не сменил Неслунд, оставил записку, что ничего особенного не заметил: Эрик Магнуссон сидел дома и все было тихо.
День выдался туманный, на рыжих полях все еще лежал седой ночной иней. Рюдберг понуро сидел в машине рядом с ним, не говоря ни слова. Лишь подъезжая к Кристианстаду, они перекинулись парой слов.
В половине одиннадцатого они были в кабинете Йорана Бумана. Вместе прочитали протокол вчерашней беседы Бумана с Эллен Магнуссон.
— На нее ничего нет, — сказал Буман. — Мы перетрясли все — и ее, и ее окружение. Вся ее биография уместится на одном листке бумаги. Тридцать лет работает в одной и той же аптеке. Пела какое-то время в хоре, но сейчас уже не поет. Постоянно берет книги в библиотеке. Отпуск проводит у сестры в Вемменхёге, за границу никогда не ездила, одежду практически не покупает. То есть жизнь ее до крайности однообразна, привычки неизменны до автоматизма. Самое загадочное в ее жизни — как она вообще ухитряется так жить.
Курт Валландер поблагодарил Бумана за помощь.
— А теперь мы сами этим займемся, — сказал он.
И они поехали домой к Эллен Магнуссон.
Когда она открыла дверь, Валландеру бросилось в глаза ее сходство с сыном. Он не мог определить, ждала ли она их прихода. Взгляд у нее был отсутствующий, будто она мысленно находилась где-то еще.
Валландер вошел в гостиную и огляделся. Она предложила кофе. Рюдберг отказался, а Валландер поблагодарил и сказал, что чашечку выпьет с удовольствием.
Каждый раз, входя в незнакомую квартиру, Курт Валландер словно открывал книгу, которую ему предстоит прочитать. Обстановка, картины на стене, абажуры, запахи — все это обложка. Вот теперь он начнет читать. Но квартира Эллен Магнуссон ничем не пахла, точно нежилая. Единственный запах — запах безнадежности. Тоскливого смирения. На блеклых обоях — цветная репродукция какой-то абстрактной картины. Тяжелая мебель. Аккуратно разложенные кружевные салфетки на раздвижном столе красного дерева. На крошечной полочке. — фотография ребенка на фоне куста роз. Единственная фотография сына — детская, подумал он. Как будто тот умер в детстве.
Рядом с гостиной была маленькая столовая. Он ногой толкнул полуоткрытую дверь и с изумлением увидел одну из картин своего отца.
Осенний пейзаж. Без глухаря.
Он рассматривал отцовскую картину, пока не услышал, что за его спиной звенит посуда.
Казалось, он видит ее первый раз в жизни.
Рюдберг сел на стул у окна. Надо будет как-нибудь его спросить, почему он всегда садится у окна.
