Юрий Кургузов - Возвращение Скорпиона
— Да уж понимаю. А кто вывел вас на… того человека? Ведь непростой человек, согласитесь?
— Соглашусь, — буркнул он.
— Но отвечать снова не будете?
— Не буду.
Я поморщился:
— Послушайте, уважаемый! А вам не кажется, что это и есть тот самый "неравный брак", только уже с вашей стороны? Вы подтвердили, что заманили меня сюда, предварительно уфаловав Маргариту на постель за бриллиант в перспективе (хоть убейте, ума не дам, как бы в случае успеха вы стали его делить), а также, что наняли для мелких поручений эту гниду Зверька. Всё! Однако это-то я и без вас знаю. Но вот чего я покуда не знаю… — Помолчал. — Покуда я не знаю, ваши ли люди чуть не прищучили меня в моем родном городе. А, господин подполковник?
Мошкин дёрнулся и оглянулся…
А я рассмеялся. От всей души.
А потом спросил:
— Они — менты?
Он покачал головой.
— А кто?
— Ну… Ну, в общем… люди Белого.
— А что за яйцо этот Белый?
Мошкин ответил еще неохотнее:
— Преемник Бизона.
— Того самого, что сгорел?! — Я укоризненно закудахтал: — Ох-ох-ох! Такой блестящий кавалергард и сердцеед, а связывается со шпаной! Оказывается, и впрямь некоторые с удовольствием гибнут не только за презренный металл, но и еще более презренный уголь. И не одним телом, а и душой. Фуй, шанде, хер официр! Стыдно! Идите в машину.
— Что?! — не врубился он.
— Идите в машину, — повторил я, — но сначала назовите мне их адреса. — Кивнул на "Волгу".
Узкие глаза Мошкина округлились:
— Зачем?!
— А для интереса. Я человек не злопамятный, однако мстительный. И потом, мне нужны гарантии.
— Какие гарантии? Для чего? — пробормотал он.
— Как для чего? Помните: согласие есть продукт при полном непротивлении сторон? Мы сейчас, похоже, достигаем некоего согласия. Условий же два: я вам сдаю человека, у которого камень, а вы мне — этих молодых хамов. Только пожалуйста, не уверяйте, будто не знаете, где живут ваши левые подчиненные.
— Но при чем здесь какие-то гарантии? — с трудом выдавил подполковник.
(Его тупость начинала меня бесить!)
— Господи, да всё при том же! Если с ними что-то случится, Белый, при определенном раскладе, узнает, кто их мне вломил.
— При каком раскладе?.. — прошептал Мошкин.
— Чёрт, да ежели вы заложите меня Белому, вот при каком! — разозлился я. — Говорите адреса.
— Но мне-то тоже нужны гарантии! — едва ли не возопил он.
— Будут. После адресов. И самые надежные.
…Когда Мошкин замолчал, я похвалил:
— Молодец, товарищ подполковник, хочется верить, что без обмана. А впрочем, сколь неприятно будет вам, если я сдам вас Белому, столь же хреново придется и мне, если Паук узнает, что я накапал на него вам.
— Паук?.. — только и сумел вякнуть Мошкин.
Я кивнул:
— Так точно.
— Твою мать!.. — выдохнул он.
— А вас этот вариант не устраивает? — поинтересовался я.
— Устраивает! — саркастически заверил он. — Всю жизнь мечтал. Но… Но зачем вы сообщаете мне, где бриллиант, в обмен на… Честно говоря, малопонятная сделка, в ней не прослеживается логики.
— А полагаете, всё на свете должно быть продиктовано логикой?
— Наверное, да.
Я вздохнул:
— Ладно, не исключено, что вы и правы. А не исключено — и нет. У меня, как ни прискорбно, очень долгая и очень вредная память…
Мошкин прикусил губу.
— Никогда ничего не забываете?
— Увы. Зыбкое облачко над лесом в погожий денёк, стать фаворита на ипподроме, легкий поворот точеной шейки данной любимой, голос друга и взгляд врага — забывать всё это нельзя. А если специально стараешься, то помнишь, как на грех, еще лучше.
— Это намёк? — угрюмо бросил Мошкин.
— Бог с вами, — сказал я. — В ы мне не нужны.
Он криво усмехнулся:
— А вдруг…
— А вдруг прямо сейчас надумаете сотворить какую-нибудь пакость, — здорово пожалеете. Да к тому же… Ой, погодите, кажется, я сказал, что бриллиант у Паука?
У подполковника начала отвисать челюсть.
— Ну да…
— Немножко не так выразился, простите, — поморщился я. — Алмаз — там, г д е ж и в е т П а у к.
Мошкин офонарел.
— Но… но…
— Уезжайте, — промолвил я. — Может, в следующий раз узнаете больше, однако не сегодня. И не вздумайте предупредить о нашей сделке своих попутчиков. Тогда вам конец.
Он побелел.
— Какая же ты мразь!
— Уезжайте, — все еще миролюбиво повторил я. — Иначе…
И он уехал.
Всё?
Да пока вроде всё. Ах нет, не всё. Перед тем как самому дать по газам, я позвонил Маргарите.
Она взяла трубку тотчас. Словно специально ожидала звонка.
— Я, — сказал я. — Спи спокойно. Твой Дон-Жуан в погонах цел и невредим, и, возможно, именно сейчас сладострастно карабкается под одеяло к твоей счастливой сопернице.
Маргарита удивилась:
— К кому-к кому?!
— К своей жене, — пояснил я.
— Дурак, — коротко прорезюмировала она. Я не стал протестовать, а она поинтересовалась: — Тебя-то скоро ждать, полуночный ковбой?
Я замахал свободной рукой:
— Что ты, что ты! Мой рабочий день только начинается.
— Да неужели?
— Ага. — И скромно добавил: — Нет, правда, пора заниматься делом, а то ваш зловредный городишко подумает, что на сей раз я приехал лишь трепать языком да чесать одно место.
— Господи, и какое же?
— Брюхо Джона, — величественно пророкотал я. — А ты — спи, спи…
Глава восьмая
Я посмотрел на часы — половина третьего.
Поздно.
Однако в то же время и рано: ежели этот гад Мошкин не вломит меня своим наемникам, на что я очень надеялся, то и все равно — для верности, прежде чем приступать к следующему пункту сегодняшней ночной программы, надо подождать еще час-полтора. Ну а ежели вломит…
Но нет, не стоит априори думать о людях еще хуже, чем они заслуживают. И вдруг точно прострелило: сейчас или никогда! И в самом-то деле — в дальнейшем ведь может и не выдасться такой паузы, уже завтра все может пойти по совершенно другому, куда более ускоренному графику.
Решено! Я врубил двигатель и запылил к шоссе. Правда, зачем оттягивать то, о чем думал целый год. Хотя думал, конечно, без особенной радости, как, к примеру, о кнопке в заднице (тьфу, ну и сравнение!). Короче, я ехал туда, куда рано или поздно обязательно должен был заехать… Гм, похоже, получается скорее поздно. В любом смысле слова.
Остановив машину, я вылез и запер дверь. Поправил черную "пиратскую" повязку на левом глазу — дешевый, конечно, маскарад, но так будет безопаснее и для нее и для меня, — и, решительно отбросив крючок, толкнул низенькую калитку.
К счастью, собаки во дворе не оказалось. Идя по дорожке к крыльцу, я окинул взором темный дом. Неплохой, неплохой. Не Маргаритин, разумеется, особняк — одноэтажный, безо всяких там выпендронов, но комнат пять-шесть, не меньше. Слева от дома гараж, только… Только теперь он, возможно, пустует.
Поднявшись по ступенькам, я постучал.
Тишина.
Подождал с полминуты и, убедившись, что открывать никто не собирается, слегка прошелся по двери кулаком. Нет, сам знаю, что некстати, не вовремя — но у меня просто не было выбора. В смысле — выбраться сюда еще раз я уже вряд ли сумел бы.
И вдруг дверь резко распахнулась. Я отступил на шаг и:
— Простите, но мне очень нужно с вами поговорить…
И осёкся.
— Со мно-ой?!
В дверном проеме во всей красе возник высокий, мускулистый парень в одних трусах, и было это так неожиданно, что в первый миг я подумал: ошибся адресом. Правда, уже в следующий сообразил, что просто прошел, увы, целый год, а посему не стоит ничему удивляться.
Впрочем, он удивился тоже. Подозреваю, что на него произвела впечатление моя бандитская повязка — физиономия парня (это было видно даже в полумраке) вытянулась, и он растерянно пробормотал:
— Во, блин, Кутузов!..
— Извините, но моя фамилия Нельсон, — холодно произнес я. — Разрешите представиться: Горацио Нельсон. — И протянул руку.
Парень ошеломленно ее пожал. Не думаю, что ему было известно имя Нельсона — скорее озадачило иностранное словосочетание, хотя с другой стороны — мало ли по России шлындает нынче иностранцев. Только вот почему в три часа ночи?..
Я был страшно официален и сух и говорил почти без акцента.
— Простите, но мне нужно увидеть госпожу… — назвал фамилию, которую, как и адрес, узнал по собственным каналам еще полгода назад. — Дело в том, что в вашем городе я проездом, но мне очень, очень необходимо встретиться с ней. Надеюсь, она не спит?
Парень засуетился:
— Да нет, нет! — Щелкнул выключателем, и я узрел, что трусы на нем красные в синий горошек. Замечательное сочетание цветов, видимо, специально для ночи любви. — Проходите! Проходите, пожалуйста! — На вид ему было годиков двадцать семь — двадцать восемь.
