Анатолий Безуглов - За строкой приговора
Утром следующего дня Владимир был уже в отделе кадров комбината.
- Где тут народ набирают?
- Смотря какой народ, - усмехнулся один из ожидавших. - Ты кто по специальности? Если разнорабочий...
- Столяр.
- Столяры нужны. Ты к старшему инспектору Матвееву зайди. Вон вторая дверь по коридору, клеенкой обита.
Матвеев, живой, стремительный, весь словно на пружинах, не дав сказать слова, засыпал вопросами:
- Ты чего? По какому делу? На работу? Столяр? Какой разряд?
- Четвертый.
- Очень хорошо. Молодец, что прямо к нам! Столяры нужны. Молодые, жизнерадостные, чтобы с песней работали. Песни петь умеешь? Да? Тогда самая подходящая кандидатура... Точно, Владислав Феофанович? - повернулся он к человеку с бледным нездоровым лицом, который сидел на диване.
- Да, как будто подходящая, - сказал тот.
- Вот видишь, и твой будущий начальник товарищ Коспянский так же считает.
Матвеев попросил трудовую книжку.
- Нету...
- Чего нет? Трудовой книжки? Что ж ты людям голову морочишь?
Владимир протянул справку об освобождении из трудовой колонии и удостоверение о присвоении разряда.
Матвеев посмотрел документы и передал их Коспянскому.
- Пиши заявление. Завтра приступишь к работе. Приходи к восьми.
- Не спешите, Иван Иванович, - неожиданно прервал его Коспянский. - Вы иногда чересчур торопитесь. Надо еще согласовать с начальником отдела кадров...
- Да чего согласовывать? - вскинулся Матвеев. - Я - "за", вы - "за". Сегодня же подготовлю приказ - и на подпись.
Владимир увидел, как Коспянский осторожно подмигнул своему собеседнику.
Матвеев осекся. Взъерошил волосы.
- Мда... А впрочем, спешить действительно не к чему. Документы вы у нас оставьте, - неожиданно перешел он на "вы", - а завтра к концу дня зайдите, а то еще лучше - послезавтра. Договорились?
Выйдя на улицу, Владимир вспомнил, от кого он слышал фамилию Коспянского - от Кольки Рыжего. Ну да, Коспянский, начальник цеха, где работал одно время Колька...
Но все-таки через день пошел опять.
- А, Сысоев! - встретил его Матвеев. - Присаживайтесь. Должен вас, к сожалению, огорчить. Оказывается, я тогда ошибся: столярный цех у нас полностью укомплектован.
- Врете.
- Что? - привстал Матвеев. - Вы, по-видимому, забыли, где находитесь. - Он бросил на стол Володины документы. - Получите. И чтоб вашей ноги здесь больше не было!
- Не беспокойтесь, не будет.
Легко сказать: "Не беспокойтесь, не будет". А что делать? Куда идти? Поселок - не областной город, где десятки заводов, фабрик, мастерских и всюду требуются рабочие самых различных специальностей. Сысоев побывал еще в нескольких местах. Столяры не требовались, советовали обратиться на комбинат.
За эти две недели напрасных поисков Владимир осунулся. Глаза стали злыми и колючими. С матерью он почти не разговаривал. И она его не расспрашивала, как будто ничего не замечала. Да и о чем ей было спрашивать, когда и так все знала.
Несколько дней назад она встретила на улице Коспянского.
- Владислав Феофанович! - остановила она его. - Вот радость-то у меня! Сынок приехал. По амнистии отпустили. Такой самостоятельный стал! К вам в цех хочет...
- Ну, без амнистированных как-нибудь обойдемся, - буркнул Коспянский.
- Что так?
- Да так, воры не требуются.
- Почему же он вор? Был вор, да весь вышел. Работать хочет.
- Знаю это "работать хочет". Был один такой. Тоже "работать хотел", а потом "сработал" пятьсот рублей - и поминай как звали.
"Эх, Володя, Володя, - думала бессонными ночами мать, - горе ты мое горькое! Хоть бы Николай Ахметович поскорей приехал. Душевный человек. Придумал бы что-нибудь".
Приподнимаясь на локте в постели, смотрела на спящего сына. "Спит-то как неспокойно! Ворочается, бормочет. Нелегко ему. Ох как нелегко! И хоть бы товарищ какой зашел... Никого из друзей-то не осталось, один".
Но товарищи нашлись.
Однажды, когда уставший и раздраженный Владимир под вечер вернулся домой, мать весело сказала:
- А тебя здесь дружок дожидается! Мы уж с ним говорили, говорили...
За столом, покрытым в честь гостя старой ковровой скатертью, пахнущей нафталином, сидел Колька.
Владимир нехорошо улыбнулся.
- Здорово, орел сизокрылый!
А когда мать вышла похлопотать по хозяйству, лег грудью на стол и, смотря вверх, в побелевшее Колькино лицо, спросил:
- Дорезать пришел?
Колька отшатнулся.
- Что ты, что ты! Тты не думай... В поезде без меня было...
- Только подсказал?
Колька настороженно следил за руками Сысоева: полезет в карман или нет? Руки Сысоева то сжимались в кулаки, то разжимались. Но вот Владимир перевел дыхание и, откинув голову, закурил. Пронесло!
- Ппсих! - сказал Колька с облегчением и засмеялся. - Настоящий псих. Пришел как к другу, а он... Характер у тебя!
- Какой есть.
- Ну будет ттебе. Как рработается?
- Не работаю.
- Ппочему?
- Некогда. Отдыхаю, загораю... Понял?
- Ппонял, чего не понять, - опять встревожился Колька и заерзал на стуле. - А то мать говорила...
- Что говорила?
- Да так, нничего, - ушел он от ответа. - Я вот в Винницу податься думаю. Ссашка там. Пришел ппопрощаться.
- Что же, давай прощаться. Целоваться будем или как?
В комнату вошла мать с двумя мисками. В одной были соленые огурцы, а в другой - картошка "в мундирах".
- Чего не угощаешь приятеля, Володя?
- Спешит он.
- Ничего, ничего, успеет. Кушайте, Коля.
Она поставила на стол тарелки, миски, нарезала хлеб.
- За чекушкой сходить?
Колька ухмыльнулся и вытащил из кармана поллитра водки.
- Выпьем ппо маленькой.
- Выпьем. Значит, говоришь, одна дорожка?
Колька удивленно на него посмотрел: он ничего подобного не говорил...
Теперь Рыжий почти каждый вечер приходил к Сысоевым. Он участливо расспрашивал про дела, сочувственно ругал работников отдела кадров, а потом ставил на стол бутылку.
Пили много.
Мать со страхом наблюдала за хмельным сыном. "Отец! Вылитый отец! Поскорей бы уж приезжал Николай Ахметович, поскорей бы. Может, тогда все образуется. Помоги, господи!"
Но Нуриманов не приезжал. На работу Владимира по-прежнему не брали. От ежедневного пьянства под глазами сына набрякли мешки. Суровый и чужой стал, не подступишься.
* * *
"Дело по обвинению Сысоева"... Анна Ивановна прошлась по кабинету. "Сысоев, Сысоев... Такая знакомая фамилия. Ну да, ведь это сын того самого Сысоева. Вот и инициалы совпадают".
Она нашла в деле обвинительное заключение. В глаза бросилась фраза: "В течение трех месяцев Сысоев безуспешно пытался устроиться на работу".
Постановление о возбуждении уголовного дела, постановление о привлечении в качестве обвиняемого, протоколы допросов и письмо, адресованное матери:
"Дорогая мамочка! Пишет тебе твой сын Володя. Пишу из исправительно-трудовой колонии. Но ты не расстраивайся. Был вором, но больше не буду. С воровской жизнью покончено. Не думай, что я без специальности. Я столяр. Здесь научили. Пиши мне письма прямо сюда. Поклонись от меня Николаю Ахметовичу и всем знакомым. Как живешь? Нужны ли деньги? Я уже начал зарабатывать, но вот не знаю, можно ли пересылать деньги домой или нет. Спрошу у начальства. Ребята здесь есть неплохие. Тоже бывшие воры. А некоторые и сейчас еще воры. Но многие, как и я, тоже уже всякие разные специальности имеют. Обо мне не плачь и не беспокойся. Целую тебя много раз. Володя".
Да, заседателей с этим делом нужно будет познакомить заранее.
В КПЗ - камере предварительного заключения Владимир сидел вторую неделю.
* * *
Милиционеры относились к Сысоеву хорошо: смирный, распорядка не нарушает.
Принося обед, один из дежурных, светловолосый и медлительный Семенов, обычно присаживался к нему на нары, свертывал козью ножку и в знак своего благоволения протягивал кисет с махоркой.
- Закуривай, парень. И чего ты влез в это дело - не пойму. Специальность получил, женился бы, работал... А то пьяного обирать с дружком надумал. Дружок-то скрылся?
- Скрылся.
- Ну вот, а ты в тюрьму пойдешь. Чего хорошего?
- Везде люди, - заученно и вяло отвечал Владимир.
- Оно конечно. Только какие люди! Вот в чем вопрос. Мать есть?
- Есть.
- Та самая старушка, что передачи носит?
- Она.
- Вот видишь как. И тебе кисло, и мать слезы льет. Вторая судимость. Рецидив.
Эти разговоры уже не волновали Владимира. Самое страшное осталось позади. Оно пришло в ту минуту, когда он решил про себя: к честной жизни возврата нет. Судьба.
Потом к Сысоеву пришел адвокат, длинный худой старик.
- Ну, что скажете, молодой человек?
- Ничего не скажу. Никакой защиты мне не надо.
- Как же так? Матушка ваша просила меня дело вести. Я за него взялся, надеюсь облегчить вашу участь, а вы отказываетесь.
Владимир рассеянно думал: "Вот адвоката наняла. А к чему? Теперь откажешься - казниться будет..."
- Так как решим, молодой человек?
