Артур Баневич - Гора трех скелетов
– Ты думаешь, Булатович имел в виду Дубровку? Дубровок на Балканах много.
– Но не в каждой есть кладбище. А если мы найдем могилу Аны Б.
– Ана Б. – Я с сомнением покачал головой. – Довольно распространенное имя в Югославии – Ана.
– Мы знаем дату смерти, – не сдавалась Йованка. – Ромек говорил, что нас нашли двадцать четвертого марта.
– Хорошо, – сказал я. – Едем.
– А посты по дороге? – подала голос Дорота. – Нас не задержат?
– Нас?… – Йованка даже не удостоила ее взгляда. – Может, обойдемся без посторонних, Марчин?
– Хотите пройтись туда пешком? – Подкрасившая губы Дорота сунула в «бардачок» тюбик с помадой. – Слушайте, куда вы без меня денетесь? – Она повернула ключ зажигания. – Это ваше дельце невыносимо смердит. Другая бы на моем месте уже давно дала от вас деру…
– Ну и дала бы!
– Я-то? Да ни за что! Никогда в жизни не была ночью на кладбище. – Дорота зябко передернула плечами. – Йезус-Мария, кресты, покойники, вурдалаки!.. С ума сойти можно! Ка-айф!..
Начало было удачным: мы добрались до Дубровки, никого по дороге не встретив, и уже после второго круга по проселочной дороге, огибавшей мертвые руины сожженной деревушки, увидели поворот на местное кладбище, скрытое за буйно разросшимися кустами. Мы остановились у кладбищенских ворот, от которых осталась одна криво повисшая ржавая половина, издырявленная пулями. Я попросил Дороту открыть багажник и достал из мешка Блажейского большой армейский фонарь и саперную лопатку. Йованка подозрительно посмотрела на меня:
– А это тебе зачем?
– Нужно, – сказал я. – Если найдем могилу, можете уезжать. Я без вас справлюсь…
– Ты будешь раскапывать могилу? – Ресницы Дороты Ковалек изумленно взлетели.
– Хотелось бы избежать этого удовольствия…
– Ну так избеги! – сказала Йованка. – Это же кощунство…
Я тяжело вздохнул:
– Все верно, милые мои. Но если уж ведется следствие, без этого не обойтись.
– Без чего, Йезус-Мария?
– Без осмотра трупа.
Фонарь с красным фильтром я включил только на кладбище. Луч света заметался по ближним крестам. Даты на табличках были невозможно старые, времен чуть ли не Йосипа Броз Тито.
– Это не здесь, – покачала головой Йованка.
Она взяла у меня из рук фонарь и медленно зашагала по заросшей травой аллейке. К счастью, искать пришлось недолго. Могила Аны Брканич оказалась в конце короткой аллейки, у самого забора. На уже поржавевшей жестяной табличке, прибитой к деревянному кресту, была нужная нам дата: 25 марта 1995 года – и слова: «Жила на свете 21 год».
– Ее могила, – прошептала Йованка.
Я протянул ей фонарь, но она не увидела его. Йованка стояла, вперившись невидящими глазами в поросший травой бугорок. Я пристроил фонарь на соседнем памятнике с похожим на курицу ангелом и начал копать. Наверное, в таком же темпе зарывался в землю боец Красной Армии, которому комиссар сказал, что немецкие танки рядом, а родная артиллерия запаздывает. До гроба я докопался сравнительно быстро и без проблем, если не считать угрызений совести, достигших апогея, когда моя лопатка продырявила нечто фанерное, служившее крышкой скорбного вместилища.
– Господи, – вскрикнула Йованка, – ее похоронили в шкафу!
Честно говоря, я не очень удивился:
– Значит, ничего другого под рукой не оказалось… Посвети-ка мне!
– Ты хочешь, чтоб я слезла к тебе? – В голосе Йованки послышались нотки легкой паники.
– Мне тут и одному тесно, – обрадовал я ее. – Дай сюда фонарь и отойди подальше или закрой глаза…
Слышно было, как Дорота, стоявшая за соседней могилой, сдавленно простонала:
– Йезус-Мария, ведь там же… труп!
Я стянул с себя мокрую от пота рубаху и кинул на кучу свеженасыпанной земли. Часы я сунул в карман, а штанины брюк подвернул как можно выше. Тихо было на кладбище в этот излюбленный нечистью час. И небо, как на заказ, было темное без единой Божьей звезды, и ни одного летящего по нему ангела не наблюдалось.
Я набрал воздуха в легкие и поддел лопаткой фанерную дверь. Ничего страшного в шкафу не было: череп, кости, полусгнившие остатки одежды. Платье почему-то сохранилось лучше всего, оно было совсем не похоронного голубого цвета. А что касается запаха…
– Обуви на ней нет, – пересилив себя, сказал я. – Длинные волосы, платье, кажется, бюстгальтер…
Я достал перочинный ножик и с его помощью приподнял раскисшую ткань.
– Ни драгоценностей, ни часиков я не ви… – Слова встали мне поперек горла. И неудивительно, холера ясна! Не дай вам бог копаться в том, что осталось от двадцатилетней девушки, умершей к тому же не своей смертью и похороненной в ящике, который можно увидеть на арене цирка у фокусника… Но я, признаться, сразу же обо всем забыл, когда увидел то, что хотел увидеть.
– А это ведь была не мина, – подняв голову, сообщил я своим дамам.
– Откуда ты знаешь, – слабым голосом отозвалась Дорота, только что заглянувшая в могилу. – От нее же одни косточки остались…
– У нее совершенно целые ступни ног… И не могли осколки так раздробить ее грудную клетку.
– И что же это было? – Взявшая в руки фонарь Йованка присела на корточки у края могилы.
Слава богу, она не видела того, в чем я в этот момент копался острием ножика. Кривясь от омерзения, я ковырнул невыносимо смердящий кошмар… и докопался-таки до истины. Грудку праха я поднял наверх на штыке лопатки и судорожно глотнул воздух.
– Йованка, дай платок… Это может нам пригодиться.
Моя помощница оказалась куда менее брезгливой.
– Это? – спросила она, поворошив мою добычу нежным женским пальчиком.
Почему-то я подумал о том, что длинные ногти ей очень даже не помешали бы.
– Но это же пуля, – удивилась Йованка.
– Автоматная пуля калибра пять пятьдесят шесть, – уточнил я. – Натовский калибр. Наши «бериллы» стреляют как раз такими пулями. С близкого расстояния у них большая пробивная сила. Это была длинная очередь, которая изрешетила ей грудь. Все остальные пули прошли навылет, а наша красавица наткнулась, должно быть, на что-то твердое…
Дорота чуть не задохнулась от волнения.
– Ты ничего не путаешь?… Выходит, ее застрелили… наши!
– Не застрелили, а развалили очередью на две половины. Тот, кто стрелял, всадил практически всю обойму, причем большинство пуль уже в труп. Эта пуля попала в нее, когда она лежала на земле. Попала и отскочила от чего-то твердого под телом, ну, скажем, от камня, и уже рикошетом по новой вошла в тело.
– Но ведь натовское оружие могло попасть…
– Не спорю. Из «берилла» могли стрелять и бандиты. Только здесь, в Югославии, предпочитают «Калашникова». Дешево, просто, безотказно… А потом вспомните, кто привез Ану в больницу… Если она покинула клинику в тот же день, ее попросту ждали те, кто привез. Ждали, чтобы отвезти домой…
– Или на кладбище, – закончила за меня Йованка.
Где-то неподалеку ухнула сова.
– Йезус-Мария! – вздрогнула журналистка. – А вы уверены, что это та девушка? Доктор Булатович не мог что-нибудь напутать?
Пришлось мне снова присесть в могиле.
– Вот это – тазобедренная кость, а вот это… – я подцепил белую длинную тряпку, – бинт. Булатович говорил, что у девушки было ранение бедра… Нет, милые мои, доктора убили не противники абортов, убили его, чтобы закрыть ему рот. Доктор знал много, слишком много, по их мнению…
– Странно все это, – задумчиво сказала Йованка.
– Странно и довольно глупо, точнее, непрофессионально, – согласился я. – Такое впечатление, что убийцу Аны подвели нервы… И не проще ли было зарыть ее где-нибудь в лесочке? Зачем лишние хлопоты, не говоря уж о риске? Ведь те, кого видели последними с жертвой, становятся первыми подозреваемыми. А последними, насколько я понимаю, были польские ребята, которые привезли ее в клинику двадцать четвертого марта девяносто пятого года…
– Бред какой-то, – пробормотала Дорота.
Я закрыл фоб и вылез из могилы. Только теперь я почувствовал, как холодно по ночам на боснийских кладбищах осенью. На заброшенных, забытых Богом и людьми маленьких деревенских кладбищах.
– Но зачем, зачем? – В черных глазах, смотревших на меня, были боль и недоумение. – Зачем польским солдатам нужно было убивать Ану? Они ведь даже не знали ее…
Я натянул на себя рубаху и взялся за лопату.
– Ну, в конце концов, это мог быть просто несчастный случай. Может быть, Ана попыталась бежать от них и кто-то выстрелил ей вслед…
– Весь автоматный магазин? – Йованка горько вздохнула. – Не надо, Марчин, ты же сам не веришь в эту сказку.
– Один мог ранить ее, а другой добить. Это ведь ЧП, если солдаты миротворческих сил стреляют в гражданское лицо, тем более в девушку… в местную девушку. Представляете, какой был бы шум, если б дело получило огласку?
Дорота неожиданно поддержала меня:
– А вот это уже мотив, и еще какой! Сенсация, мировая сенсация: польские солдаты – убийцы!..
