Эда Макбейн - Белая леди
Фрэнк вздохнул, взял бокал с кока-колой и начал медленно покачивать его и поболтал в нем соломинкой.
— Все равно странно, что нет никаких записок.
— Да, — добавила Патриция и покачала головой.
Она набрала в ложку йогурт и стала подносить ее ко рту, но потом остановилась на полпути, широко раскрыв глаза. Фрэнк решил, что она увидела в ложке волос или жучка.
— Он сказал не «сумасшедшие», а «заметки»![4]
Патриция так же хорошо знала дом на Виспер Ки, как и свой собственный. Когда они стали встречаться, Мэттью дал ей ключ от дома. Сейчас она открыла им дверь. В доме было тихо и пусто. Она дождалась Фрэнка, а потом закрыла входную дверь.
— Где мы начнем поиски? — спросил он.
— В его кабинете.
Она повела его через гостиную в заднюю часть дома, где Мэттью устроил себе кабинет.
Через открытую дверь спальни она увидела, что он не убрал постель. Это на него не похоже. Наверное, в прошлую пятницу Мэттью очень спешил. Фрэнк тоже это заметил. Он ничего не сказал, но Патриция вспомнила, что описала своего партнера как аккуратного человека. Они вошли в кабинет.
Комната была небольшой, со столом и книжными полками из тикового дерева, где стояли законы штата Флорида и книги известных криминалистов. На столе стоял телефон с автоответчиком, а на специальной подставке помещался факс. На той же подставке стояла фотография Джоанны в рамочке.
На стене висела карикатура какого-то художника из «Калуза Геральд Трибюн», которую он набросал, когда Мэттью занимался делом Мэри Бартон. Там он допрашивал свою клиентку, которая на рисунке походила на ведьму. Подпись под рисунком гласила: «Скажите нам, мисс Бартон, вы не умеете летать на метле?»
На той же стене висел в рамочке заголовок передовицы об оправдании, которого удалось добиться Мэттью в деле под названием «Дело трех слепых мышек». Это было то самое дело, которым он занимался, когда Патриция встретилась с ним впервые. Когда она увидела заголовок, то чуть не прослезилась.
Казалось, что Фрэнк не мог заставить себя коснуться чего-либо в этой комнате.
Патриция глубоко вздохнула, открыла верхний ящик стола, и они вместе начали искать.
Заметки были разрозненными и часто несвязными, написанными второпях почерком, который очень сложно разобрать, только сам Мэттью мог разобраться в этих каракулях. Но Патриция и Фрэнк все-таки нащупали ту нить, по которой двигался Мэттью…
Он старался обозначить одинаковые временные рамки.
Он выделил год, когда Уилла Д’Мот начала работать в цирке. Год, когда она вышла замуж за Питера Торренса, год, когда родилась Мария Торренс, год, когда Питер удрал с милейшей Эгги, год, когда к цирку «Стедман энд Роджер» присоединилась Джинни Лоусон, год, когда ограбили трейлер Уиллы, и год, когда она была убита.
Его заметки велись сразу в шести направлениях, обозначая отношения между Уиллой и Берни Хэйлом, Торренсом и Эгги, Уиллой и Дейви Шидом, Уиллой и Джинни, Джинни и двумя маленькими девочками, работавшими в номере Уиллы, и, наконец, связь между дочерью Уиллы — Марией и Дейвом Шидом.
Он составил поминутный график того трагического утра три года назад.
4.30 Звонит будильник Марии.
Она просыпается и одевается.
5.00 Мария отправляется на кухню, чтобы там встретиться с
Шидом. Кухня расположена в отдельном домике.
5.05 Шид выходит из кухни.
5.10 Будильник Уиллы останавливается от выстрела.
5.15 Будильник Уиллы был заведен на это время.
Шид возвращается на кухню.
5.30 Мария идет к трейлеру.
5.35 Мария входит в трейлер и находит там мертвую мать.
В других заметках Мэттью обозначил треугольник Вард — Рафферти — Лоусон:
1. Вард знает Рафферти по школе.
2. Рафферти нанимает Джинни поработать летом. Тогда ей было шестнадцать лет. Рафферти — тридцать один год. Вард тоже работает на Рафферти, ему двадцать лет. У Джинни начинается связь с Вардом.
3. Джинни и Вард покидают город. Он едет в Южную Америку, а она начинает работать в цирке «Стедман энд Роджер».
4. Отработав один сезон, она покидает цирк и выходит замуж за Рафферти.
5. Вард возвращается в Америку богатым человеком через год. Она разводится с Рафферти и выходит замуж за Варда.
Кроме этого, Мэттью пытался понять, что же случилось с Джинни, когда она один сезон проработала в цирке «Стедман энд Роджер»:
1. Джинни начала работать в цирке, когда ей было семнадцать лет. Дочери Уиллы было столько же.
2. Джинни была неразборчива в сексуальных отношениях:
а) связывается с двумя молодыми черными мужчинами;
б) спит с дрессировщиком слонов;
в) заводит роман с Шидом.
3. Уилла предупреждает Джинни, чтобы она не приставала к молоденьким девочкам, работающим в ее номере. Джинни угрожает ей. Уилла идет на попятную.
4. В конце сезона Джинни уходит из цирка.
На следующей странице Мэттью написал крупными буквами:
«ДЖИННИ ВРЕТ!»
Ни на одной странице его заметок не стояла дата, поэтому они решили, что заметки, лежавшие внизу, были самыми недавними. Там было написано и подчеркнуто: Питер Торренс.
Множество записей было сокращено: как будто он записывал только основное, стараясь ничего не упустить и не забыть. Мэттью писал:
«Торренс отправился в Миссури, чтобы повидать старых друзей из цирка. Заезжал потолковать с Уиллой. Приехал до ограбления, а уехал до убийства».
И потом:
«ТОРРЕНС ВРЕТ!»
И еще дальше:
«Просмотреть показания Марии по поводу того, что не было поездки в Калузу».
И потом еще запись:
«МАРИЯ ТОЖЕ ВРЕТ!»
Далее.
«Еще раз прослушать запись разговора с Торренсом».
— Какая запись разговора с Торренсом? — спросил Фрэнк.
Заметки кончались на этом месте.
Они тщательно обыскали стол, каждый его ящик. Но кассету не нашли. Потом они тщательно проверили каждую полку — ничего. Затем перешли в спальню и внимательно проверили ночные столики. Нашли там презервативы, аэрозоль для носа в пластиковой упаковке, пять пар запонок, четыре пары японских часов, дюжину каталогов от Крю и Лендс Энд, но никакой кассеты.
— В тот вечер, когда в него стреляли, — сказал Фрэнк, — у него был магнитофон? Ты с ним ходила ужинать…
— Да, но…
— Ты видела магнитофон?
— Нет.
— Если он записывал разговоры…
— …он был бы с ним. Да, ты прав.
— Но где? В тот вечер у него была с собой какая-нибудь сумка или папка?
— Нет. Мы ужинали в кафе. Это было после работы. Фрэнк, у него не было ни сумки, ни портфеля. Позже мы собирались пойти ко мне домой, но он сказал, что у него появились неотложные дела. И еще он сказал, что неизвестно, сколько времени у него займет эта встреча. Он постарается заехать ко мне позже.
— Пока вы были в ресторане, ему никто не звонил? Ты, по-моему, говорила мне об этом.
— Правильно.
— Значит, еще до ужина Мэттью знал, что ему придется поехать в Ньютаун.
— Да.
— Итак, если он записывал разговоры… и ему было нужно, чтобы магнитофон был неподалеку… Где он мог его держать?
— Конечно, в машине.
Никто не подумал о том, как Мэттью добирался до Ньютауна. В городе, где почти все ездят на собственных машинах и где муниципального транспорта практически не существует, все спокойно решили, что Мэттью сам вел машину, но детективы, расследовавшие покушение, не сделали ни малейшей попытки отыскать его машину.
В Ньютауне перестрелки и попытки физической расправы над людьми были обычным делом. Детективы Кепьон и Де Люка не думали, что здесь имеется какой-то заговор. Просто одному белому мужчине не повезло и в него стреляли. Им даже в голову не пришло проверить его машину, стоявшую в одном квартале от бара.
Точно так же полицейский, который выписал штраф за парковку в неположенном месте, а потом приказавший отвезти машину в «отстойник штрафников» на следующий день после стрельбы, не связал имя, упоминавшееся в газетных заголовках, с именем на правах, которые выдал ему компьютер. Блум готов был убить себя за собственную глупость! Он поехал в больницу и забрал ключи от машины из кармана пиджака, который хранился там вместе с остальными вещами Мэттью.
После этого он отправился в «отстойник» арестованных машин.
В багажнике машины Блум обнаружил кейс коричневого цвета, к его крышке был прикреплен магнитофон на батарейках. Это была «Награ», которую Уоррен Чемберс одолжил Мэттью в прошлый четверг.
Микрофон был сделан в виде части петли, соединявшей крышку кейса с его днищем, а кнопка запора кейса могла включать магнитофон на запись. Батарейки обеспечивали четыре часа непрерывной записи. Записана была лишь половина кассеты.
