Андрей Воронин - Без единого выстрела
— Ага! Сколько раз я тебе говорил: не лезь ты играть, если фарта нету…
Он вынул из кармана пружинный нож и подошел к пленнику.
— Ну что, брателло, — сказал он, — повезло нам с тобой сегодня. Отыграл я тебя, так что с тебя причитается. Только имей в виду: если что, я тебя из-под земли достану. Я тебя выручил, я тебя в случае чего и закопаю прямо живьем, запомни. Прямо тебе скажу: влез ты в нехорошую историю, и жить тебе сейчас надо тихо-тихо, как будто тебя и вовсе на свете нету. Дорогу сюда забудь. Это конспиративная квартира ФСБ, тут кругом наши люди, так что, если появишься поблизости, назад уже не вернешься.
При этих словах Клюв страшно вытаращил глаза, надул щеки, зажал ладонью рот и поспешно отвернулся. Чапай неодобрительно покосился на него и снова перевел взгляд на пленника, который на протяжении всей его речи непрерывно кивал головой, словно пшено клевал.
— Подписку о неразглашении я с тебя брать не буду, — продолжал Чапай. — Думаю, ты разумный парень и не станешь по собственной воле искать себе неприятности. Правда ведь, не станешь?
Он ненадолго задержал блестящее лезвие ножа возле глаз пленника.
— Клянусь мамой, — просипел тот, поскольку попытка кивнуть еще раз наверняка лишила бы его левого глаза.
— У тебя же папа-инвалид, — напомнил Клюв, — а про маму базара не было. Темнишь, гнида?
— Да ладно, — миролюбиво сказал Чапай, перепиливая веревку, — какая разница? Он ведь знает, что в случае чего мы придем не за мамой и не за папой, а за ним лично.
Когда длинноволосый, шатаясь, всхлипывая и поминутно оглядываясь через плечо, скрылся за воротами дачи, Чапай запер за ним калитку, закурил и задумчиво посмотрел на Клюва.
— Слышь, Клюв, — сказал он, — это все, конечно, хорошо, но вот Валик… Ты знаешь, мне почему-то показалось, что он не шутил насчет того, чтобы пришить этого чудика. Не нравится мне это, Клюв. Я к нему на работу охранником нанимался, а не мокрушником.
Клюв молча пожал плечами и тоже закурил, глядя в серое небо, с которого готов был вот-вот пролиться очередной дождик. Он молчал целую минуту, а потом все так же молча повернулся к Чапаю спиной и скрылся в доме. Чапай озадаченно поскреб макушку согнутым мизинцем, в три затяжки докурил сигарету и двинулся следом за ним. Он многое отдал бы, чтобы узнать, о чем думает его напарник.
Глава 13
Когда раздался звонок в дверь, Илларион Забродов вздохнул, заложил страницу, на которой его прервали, легко поднялся с дивана, сунул книгу под мышку и пошел открывать.
За дверью, как он и ожидал, стоял полковник Мещеряков, одетый довольно странно: в просторные, не первой свежести темные брюки и знакомую серую рубашку с закатанными до локтя рукавами. В таком виде он напоминал обывателя, выскочившего из дома на полчаса, чтобы сбегать в булочную и заодно пропустить кружечку пивка за углом. На плече у полковника висела спортивная сумка, а на голове красовалась легкомысленная бейсбольная кепочка с длинным козырьком и вышитым на лбу адидасовским трилистником. Сдерживая улыбку, Илларион перевел взгляд вниз, на полковничьи ноги, но вместо новеньких кроссовок, которые он ожидал там увидеть, на ногах у Мещерякова оказались поношенные туфли из мягкой темно-серой замши.
— Ну и видок, — сказал Илларион. — В поход на чужую страну собирался король.
Мещеряков недовольно поморщился и мимо Иллариона протиснулся в прихожую.
— Собирайся, — проворчал он.
Илларион запер дверь и внимательно посмотрел на Мещерякова. Выражение полковничьего лица ему не понравилось. Мещеряков прекрасно владел собой, и посторонний человек вряд ли сумел бы что-нибудь заметить, но Илларион знал полковника много лет и прекрасно видел, что тот пребывает в состоянии какого-то болезненного нервного напряжения и сосредоточенности. Губы у него были сжаты в тонкую прямую линию, а брови хмурились. Ото, подумал Илларион. Что-то случилось. Что-то очень нехорошее, поганое что-то. Давненько я его таким не видел.
— Кофе выпьешь? — спросил он самым беззаботным тоном, разом опустив все вертевшиеся на языке колкости и наводящие вопросы: ситуация явно не располагала к пустому трепу.
— Собирайся, Илларион, — повторил Мещеряков.
— Так срочно?
— Пф-ф-ф.. — Мещеряков с шумом выпустил из легких воздух и медленно опустился на стоявшую в прихожей скамеечку, словно и впрямь превратившись в проколотый воздушный шар. Он зачем-то снял свою кепку, повертел ее в руках и снова нахлобучил на голову, сильно потянув за длинный козырек. — Черт его знает, — сказал он, — срочно это или нет… Если честно, я вообще перестал что бы то ни было понимать во всей этой истории.
— Странно, — заметил Илларион. — История, казалось бы, самая незамысловатая.
— Да? Знаешь, мне даже жаль разрушать твои иллюзии.
— Иллюзии?
— Да. По поводу незамысловатости этой истории. Час назад, как раз по дороге сюда, ко мне поступила новая информация.
— Любопытно, — сказал Илларион, хотя на самом деле не испытывал никакого любопытства. Судя по выражению лица Андрея, привезенные им новости действительно были не слишком хороши. — Любопытно, — повторил Илларион, что же это за информация такая, что на тебе лица нет?
— Сейчас и на тебе не будет, — мрачно пообещал Мещеряков. — Видишь ли, мне позвонил Сорокин…
Полковник милиции Сорокин то и дело возникал на жизненном горизонте Иллариона Забродова, и всякий раз его появление бывало связано с очередными неприятностями. Это было тем более досадно, что Илларион искренне симпатизировал Сорокину. От взаимной настороженности, которую они с полковником испытывали в момент своего знакомства, давно не осталось и следа, но это не меняло дела: такая уж была у полковника Сорокина работа, что один его вид поневоле вызывал самые неприятные мысли и ассоциации. По этому поводу Илларион постоянно цитировал одну и ту же строфу из бессмертного «Дяди Степы»: «Ведь недаром сторонится милицейского поста и милиции боится тот, чья совесть нечиста». Не удержался он от любимой цитаты и теперь — отчасти в силу привычки, а отчасти для того, чтобы хоть немного разрядить обстановку.
Мещеряков терпеливо дослушал цитату до конца, ни разу не перебив Иллариона, и даже воздержался от обычных ворчливых комментариев. Илларион замолчал и выжидательно уставился на приятеля, окончательно убедившись в том, что дело плохо: если уж Мещеряков перестал ворчать, значит, ему действительно не до пустой болтовни.
— Так в чем дело, Андрей? — спросил Илларион, когда повисшее молчание сделалось нестерпимо тягостным.
— Дело в том, что мы с тобой сели в большую лужу, — мрачно сообщил Мещеряков. — Кого мы искали? Мальчишку-программиста, у которого в голове сплошные процессоры и материнские платы, так?
— Так, — подтвердил Илларион. — А что, он выкинул что-нибудь экстраординарное?
— Вот-вот, — покивал головой Андрей. — Именно экстраординарное. Настолько экстраординарное, что сам собой возникает вопрос: он ли это был? Знаешь, что сказал Сорокин? Два часа назад в институт Склифософского доставили Аверкина. Его два раза пырнули кухонным ножом среди бела дня. Насколько я понял Сорокина, врачи не уверены, будет ли он жить.
— Черт, — сказал Забродов. — Вот черт, — повторил он и опустился на корточки, привалившись спиной к стене прихожей. Он принялся рассеянно хлопать ладонью по пустым карманам, начисто позабыв о том, что сигареты остались на столе в кухне. Мещеряков покосился на него, поморщился, вынул из кармана портсигар и протянул его приятелю. Илларион благодарно кивнул, взял сигарету, повертел ее в пальцах, разминая, но почему-то не закурил, а засунул за ухо. Вид у него при этом был самый отсутствующий. — Ладно, сказал он наконец, — будем считать, что первую порцию я благополучно переварил. Давай, полковник, сыпь дальше. Это ведь, насколько я понимаю, не все?
— Правильно понимаешь, — со вздохом сказал полковник. — В общем и целом все выглядит как обыкновенное ограбление. Напали на него в парке. Место там глухое, безлюдное…
— Какого дьявола он туда поперся? — перебил Илларион. — Он же должен был сидеть дома и ждать звонка!
— Вот именно. Судя по всему, он его дождался.
— Черт! — в третий раз повторил Илларион. — Ведь договорились же, кажется, обо всем… Кстати, почему ты думаешь, что в парке он встречался именно с этим парнем?
— Если ты не станешь перебивать меня после каждого моего слова, я попытаюсь все объяснить, — пообещал Андрей. — Повторяю, выглядит все как обыкновенное ограбление: вывернутые карманы, исчезнувшие часы и бумажник, пустая сумка, которую выпотрошили и отбросили в сторону, какая-то картонная коробка… Коробка, понимаешь? Из-под обуви.
— Ты хочешь сказать, что в этой коробке он привез на место встречи деньги? — спросил Илларион. — Сто тысяч, да? Если на минуту допустить, что это правда, то получится, что друг Коля использовал нас с тобой втемную. И шантажировали его чем-то гораздо более серьезным, чем спецназовское прошлое, и деньги у него, оказывается, были, и деньги очень немалые… Ты извини, Андрей, но я предпочитаю для начала поискать другие объяснения. Уж очень мне не хочется, чтобы все было именно так. Пустая обувная коробка это, знаешь ли, чересчур легковесный аргумент…
