Сергей Рокотов - Конец авантюристки
К его удивлению, Барбара восприняла все это совершенно спокойно, а когда услышала, как Генрих запер мать в кладовку, даже рассмеялась.
- Господи, как же это было бы смешно, - сказала она по-русски, - если бы не было так страшно...
- Что ты говоришь? - не понял Генрих.
- Я говорю, что ты поступил правильно. Наверное, скоро меня выпишут, и я сама поговорю с ней. Но ты все же содержи её получше. Закрой её в моей спальне.
- Но ведь она может улизнуть через окно, - возразил Генрих. - У нас же нет решеток. К тому же я ещё не все тебе рассказал...
Затем он поведал ей и о утреннем посещении визитеров из далекой России. Это сообщение она восприняла с восторгом.
- Как это прекрасно! Это же то, о чем я мечтала, Генрих! воскликнула Барбара, приподнимаясь на постели. - Пусть эти преступные деньги послужат во благо России!
- Ой, Барбара, скорее всего, они снова попадут в нечистые руки, не верю я в порядочность этих российских чиновников. Хоть один из мужчин и понравился мне. Это частный детектив господин Савельев. Но он маленький человек, а представляет интересы очень крупных фигур. А все эти крупные фигуры - воры и мошенники.
- И Бог с ними, наше дело избавиться от грязных денег, которые мешают нам жить!
- Если бы ты знала, какая сумма лежит на твоем банковском счету, вздохнул Генрих.
- Эх, Генрих, Генрих, а если бы ты знал, до какой степени меня все это мало интересует... Я тоскую по ручкам, ножкам, глазкам моей доченьки, моей ненаглядной Вики, а ты мне толкуешь про этот грязный банковский счет, из-за которого я лишилась её, - залилась слезами Барбара.
"Святая женщина", - подумал Генрих и нежно дотронулся до её хрупкого плеча рукой, давая понять, что разговор об этом закончен...
... Через два дня Барбару выписали домой...
10.
- Ты что, обезумел от горя по исчезнувшей супруге? - послышался в телефонной трубке басок Иляса. - Ты почему сидишь дома, как пень и ничего не делаешь? Тебе же сказано, чтобы ты убирался отсюда чем дальше, тем лучше! По моим сведениям уже сегодня здесь будет группа из Генеральной прокуратуры во главе со следователем по особо важным делам. Я что, должен упаковать тебя, как багаж и отправить отсюда к известной матери? Не думал я, что ты так неповоротлив, Эдуард Григорьевич!
Неповоротливость Верещагина объяснялась очень просто, совершенно по-русски, по-простецки. Дело было в том, что уже несколько дней мэр находился в состоянии глубокого запоя. Он начал пить ещё в тот день, когда понял, что Вера Георгиевна бесследно исчезла, прихватив из дома все наличные деньги в размере двадцати двух тысяч долларов и кое-какие ценности. Отчаявшись найти её, он принялся глушить виски, потом потребовал к себе домой девочек для развлечений и предался изощренному разврату, нимало не стесняясь охранников и прислуги. Наутро он начал похмеляться пивом "Амстел", потом опять перешел на крепкие напитки... Пил, жрал, развлекался с девочками, потом девочки ему опостылели, он распорядился выгнать этих и привезти новых. Все было исполнено, но прислуга поняла, что началась агония, и им, действительно пора паковать чемоданы. Кормушка заканчивалась.
Оклемался Верещагин только на третий день, и не только от того, что позвонил Иляс, а и от того, что он уже был не в состоянии пьянствовать и распутничать. Его тошнило, кружилась голова, в руках и ногах была чудовищная слабость. Как-никак, ему было пятьдесят шесть лет. Когда он думал о страшной реальности, его рука снова тянулась к бутылке, но, сделав один-два глотка, он начинал давиться и захлебываться жутким кашлем.
"Все, все, брать себя в руки и мотать отсюда", - твердо решил почти бывший мэр. До перевыборов оставалось чуть более трех недель, по телевизору бесконечно мелькала глупая рожа Рахимбаева, занудно вещавшего о коррупции в городской мэрии и благе народа, которое наступит вскоре после того, как он станет мэром. Пару раз сзади него промелькнули звериные глазки советника губернатора господина Джумабекова. "Предали, все предали, паскуды", скрипел зубами Верещагин, не отдавая себе отчета в том, что, прежде всего, он сам предал всех, кого только можно. - "Нет, здорово, все-таки, что я получил от этих ублюдков миллион долларов", - подумал мэр, и вдруг страшная мысль поразила его мозг. Он бросился в свой кабинет, где в сейфе был припрятан кейс с деньгами. Открыл ключом дверь кабинета, затем сейф, и... кейс бесследно исчез...
- Боже мой!!! - заорал благим матом Верещагин. - Боже мой!!! Это они, это мерзкие охранники, слуги!!! Воры! Ворюги!!!
Он бросился к прислуге, но обнаружил, что уже почти никого в доме не было. Только подавальщица Зиночка, да охранник Дима.
- Где деньги?! - орал мэр, потрясая кулачками. - У меня из сейфа пропали деньги! Кто здесь был? Дубликатов ключей не было ни у кого! Кто из посторонних был в доме?
- Никого, - пожал плечами Дима. - Только... девочки... А к вам... вообще никто из прислуги, кроме Зины не заходил... Я следил... Так что, наверное, они...
- Точно, точно, - решил Верещагин. - Где шофер? Машину мне! Сейчас мы разыщем этих блядей! Они вытащили ключи из кармана моего пиджака и украли деньги!
Он бросился в спальню и попытался привести себя в порядок. Надел свежую рубашку, костюм, начищенные до блеска ботинки. Потом обнаружил, что небрит и бросился в ванную бриться. "Боже мой, какая омерзительная у меня рожа", - пришло ему в голову, глядя в огромное зеркало во всю стену.
От этих раздумий его отвлек телефонный звонок. Звонил опять Иляс.
- Так, ты ещё дома, драгоценный мой? А ты знаешь, что имеется санкция прокурора на твое задержание? Я имею достоверные сведения. За тобой едут, придурок, понял? И учти, шепнешь про меня или про сделку с акциями хоть словечко, я тебя не то, что в камере, под землей достану и на куски порежу! Меня нет, понял ты? И никаких финансовых дел с тобой ни я, ни Семен Петрович никогда не имели. Никаких никогда, понял, недоумок? Быстро собирайся и любым способом уматывай. Все равно будет лучше, если ты не попадешь в лапы правосудия, так надежнее и спокойнее для всех нас...
- Понимаешь, понимаешь, - бубнил мэр. - Но мне не на что ехать. У меня украли все деньги... Абсолютно все...
- Как это украли деньги? - недоумевал Иляс.
- Не знаю, как. Увели из сейфа. Кейс увели из сейфа. А Вера прихватила всю домашнюю наличность, около двадцати тысяч долларов. У меня нет в кармане ни копейки, даже наш рублевый счет в сберкассе был оформлен на её имя...
- Кто был у тебя дома за эти дни? Говори честно.
- Проститутки, сначала одни, потом другие. Я их найду, их можно найти..., - лепетал Верещагин. - Помоги мне, мы прижмем их, дай мне только денег улететь отсюда в Европу... Ты их найдешь. Их можно найти...
- Можно, - согласился Иляс. - Но не нужно. Времени уже нет. Сейчас я за тобой пришлю машину. Спасу тебя по старой дружбе в последний раз, хоть ты этого и не достоин, гребаный развратник... Кому что, а ты и на смертном одре, наверное, к себе потребуешь шлюх, никак не натрахаешься...
Сразу же после звонка Иляса раздался междугородний звонок. Звонил старый знакомый, работающий в Генеральной прокуратуре. Он подтвердил слова Иляса.
- Эдик, имеется санкция Генерального прокурора на твое задержание. Извини, что не предупредил раньше, но я был в командировке и сам только что узнал. Против тебя возбуждено уголовное дело по статье 159-й, пункт третий, мошенничество в особо крупных размерах и 285-й пункт третий, злоупотребление служебными полномочиями, повлекшее за собой тяжкие последствия. Решай сам, как поступать, мое дело предупредить...
- Спасибо, - тяжело вздохнул Верещагин, у которого улетучилась последняя надежда на то, что Иляс блефует. Этот человек никак не мог быть знаком с Илясом. Значит, все правда...
...Через полчаса джип Иляса был у ворот дома Верещагина. Мэр при полном параде уже ждал его. Телохранитель открыл дверцу машины и Верещагин сунул туда голову. На заднем сидении, спрятанный от любопытных взоров за тонированными стеклами, сидел сам Иляс с застывшей на лице презрительной ухмылкой.
- Прощайся с дворцом навсегда, - усмехнулся Иляс, хлопая дрожащего мэра по хлипкому плечу. - Едешь в никуда, Эдуард Григорьевич...
- Помоги мне, помоги, а тех блядей ты найдешь, я тебе скажу, где их найти, ты только сейчас мне помоги... Ты заберешь у них все деньги и возьмешь себе, - бубнил Верещагин, дрожа мелкой дрожью.
"Вот дурила-то", - подумал Иляс. - "Деньги и так у меня, за вычетом пары тысяч баксов, которые получили за работу эти шлюхи. Экой ты, оказывается, недоумок. Не привык плыть против течения, как мы..."
- Разумеется, фальшивыми документами ты не обзавелся? - ехидно глядя на него, спросил Иляс.
- Не успел, - признался мэр.
- Конечно, у тебя были куда более важные дела - реабилитация плоти, например. А вот я побеспокоился о тебе и сделал тебе документы. Тебе только молиться на меня, - сказал Иляс и протянул ему два паспорта, российский и заграничный, на имя Шмулевича Льва Абрамовича.
