Наталья Андреева - Капкан на мечту
– Цветочки?!
– А еще тату.
– Мама права: у тебя любовница!
– Еще раз скажешь про маму – обе отправитесь вон. Вон из моей жизни! И еще: отдыхать мы поедем втроем: я, ты и Тимоша. И никакой мамы!
Он прошел в гостиную, развалился на диване и назло жене включил эротический канал. Телефон молчал, видимо, теща здорово напугалась. Лиза подошла, присела рядом.
– Тимоша еще не спит, – тихо сказала она. – А вдруг он войдет?
– Значит, поумнеет раньше меня.
– Слава, что случилось? – жена прижалась к его плечу и заглянула в глаза. – Ты меня разлюбил? Где ты был сегодня? Ты сам не свой.
– Я был на работе. Где я еще могу быть? У меня вся жизнь: работа – дом, дом – работа.
– Так ведь и у меня тоже!
– Но мы ведь не в прошлом веке живем! А у меня такое ощущение, что мы там застряли! Слушай, уходи ты из своей конторы. Чем сидеть там, киснуть, да еще за гроши… Да лучше уж дома сиди!
– И что я буду делать дома? – вскинулась Лиза.
– Придумаем что-нибудь. Запишись в фитнес-клуб. На танец живота, – вспомнил он мадам Выдан. Вот кто берет от жизни все!
– На танец живота?! – ахнула Лиза. – Но ведь это же разврат!
– Пенсионерки ходят, – хмыкнул Вячеслав. – Те, которые продвинутые, в отличие от твоей мамы, – не удержался он.
Жена молчала, напряженно что-то обдумывая. Кликушин видел, как двигается ее лоб. Наконец он сообразил, в чем дело. Ей срочно надо позвонить. Маме. Обсудить проблему работы, точнее, ухода с нее. Это ведь так неожиданно.
– Ну? Что ты решила? – настойчиво спросил он. – Завтра напишешь заявление об увольнении.
– Я…
– Сиди! Вон, глянь, – он развернул жену лицом к экрану. – Эта татушка мне нравится.
Лиза в ужасе распахнула глаза.
– Это, должно быть, больно… – прошептала она.
– Хотя бы переводную сделай, которая через какое-то время смывается, а там посмотрим. Надо же с чего-то начинать…
Шторм
В суд Ульяна все-таки пошла, хотя ни защита, ни обвинение не пригласили ее в качестве свидетеля. Следователь Кликушин счел историю с обменом убийствами фантастической, адвокат же Хорькова (уже третий) и вовсе посоветовал своему клиенту молчать.
– Если не хотите выглядеть на суде дураком, забудьте об обмене убийствами, – сказал одетый в дорогой костюм представительный мужчина, невесть как угодивший в социальные адвокаты. Такие господа если и берутся за дело, то лишь за большие деньги.
Хорьков сразу стал подозревать, что коллегия адвокатов наложила на этого господина взыскание из-за какого-то серьезного проступка. Приходится теперь подвизаться социальным адвокатом, чтобы не потерять квалификацию и выждать положенное время. Хорьков даже хотел предложить деньги, но сообразил, что ему опять не повезло. Адвокат ни за что не станет рисковать, а дать ему столько, чтобы хватило на безбедную старость, Хорьков не мог. Его финансовое положение теперь было сомнительно.
Мадам Выдан все-таки добилась своего. На имущество ее покойной дочери был наложен арест, вплоть до выяснения всех обстоятельств ее смерти. Хорьков еще мог рассчитывать на наследство, но лишь в случае оправдательного приговора. Если же суд признает его убийцей…
О! Тогда теща начнет действовать! С ее энергией, деньгами и связями она лишит ненавистного зятя всего! Это ее заветная мечта вот уже много лет. Выставить Хорька на улицу нищим. А теперь еще у мадам Выдан появилась возможность засадить его в тюрьму! Да разве теща упустит такой случай?!
Ее появления в суде Юлий боялся больше всего. Теща прекрасно умеет драматизировать ситуацию! Все искры семейных ссор, которые долетали до квартиры мадам Выдан, теперь будут раздуты в гигантское пламя. Ольга Ефимовна уж постарается, чтобы на этом огне ненавистный Хорек изжарился живьем. Юлий теперь надеялся только на чудо.
«Но ведь я не убивал!» – с тоской думал он, сидя на скамье подсудимых.
Чем больше говорили свидетели, тем меньше судьи, да и все, кто сидел в зале, в это верили. Хорьков с ужасом чувствовал, как в крышку гроба, в который его положили, один за другим забивают огромные гвозди. Потому что морально Юлий Хорьков уже был мертв, многомесячное тюремное заключение его сломило. А теперь гроб, в котором он лежал, опускали в могилу. Хорьков осознавал, что пятнадцать и даже десять лет в колонии строго режима он вряд ли выдержит. Это все, конец.
Особенно было обидно, что выпал всего один день счастья. Мечта Юлия осуществилась, но, увы! Всего-то на один день! И все. Птица счастья вырвалась из силков и упорхнула. И наступила ночь.
«За что мне все это?! – цепенел от ужаса он, слушая очередного свидетеля. – Что я такого сделал?!»
Вроде бы все продумал и рассчитал. Была лишь одна досадная ошибка. В тот день, когда он всласть поиздевался над Ульяной Схованской. А если бы согласился убить ее мужа?
И вдруг Хорьков увидел ее в зале. Она улыбалась. Да-да! Она улыбалась! Он было дернулся. Вот человек, который знает всю правду! Судя по торжествующей улыбке, Ульяна ее знает! Какая жестокая месть! Знает и молчит.
Женщины одна за другой поднимались на трибуну. Такие разные женщины. Сухонькая, заплаканная Софья, вызывающая у людей сочувствие. Грозная Мадам Выдан, при одном только виде которой все сидящие в зале и даже судьи невольно выпрямляли спины. Всевидящая и всезнающая госпожа Домна, повергающая в трепет. Такие разные женщины. Но все они были единодушны:
– Убил Юлий Хорьков!
Даже когда стенобитные орудия сменились мелкокалиберными, лучше Юлию не стало. Сначала консьержка начала поливать его грязью:
– Они все время ругались! Да весь дом это знает! Я сама слышала, как она кричала: «Смерти моей хочешь, мерзавец!» Это он ее отравил! Да тут и думать нечего!
Потом на свидетельскую трибуну поднялась соседка, которая долго и нудно начала докладывать, как трудно было жить на одной лестничной клетке с Розалией Хорьковой.
– Расскажите подробно о том вечере, когда ее убили, – попросил государственный обвинитель.
– Был жуткий скандал. Они так кричали, что я слышала каждое слово. В основном он кричал, – женщина кивнула на скамью подсудимых, где поджался Юлий. – Я даже удивилась. Обычно он тихий. А тут орал: «Кончилось мое терпение! Я с тобой развожусь! Ты гадина!»
– Так и сказал: гадина? – с интересом спросила судья.
– Жирная гадина, – поправилась женщина. – И еще: я никогда тебя не любил, жил с тобой только из-за твоих денег.
Хорьков невольно вздрогнул: слово в слово! Он будто заново переживал тот вечер. Да если бы он знал, что все эти слова теперь озвучат в суде, уж он бы, конечно, попридержал язык за зубами! Но ведь тогда он свято верил, что видит жену в последний раз в жизни! Так оно и вышло, но теперь его судят за убийство!
– …Потом он выскочил из квартиры и хлопнул дверью.
– А она?
– Легла, наверное. Наступила тишина.
– Может быть, вы слышали за стенкой шаги?
– Нет. Вроде бы было тихо.
– Ну а голоса? Еще кто-нибудь приходил после того, как ушел Хорьков?
– Если бы кто-то приходил, я бы услышала! – отчеканила свидетельница. – Я ждала мужа с работы и внимательно прислушивалась к шагам на лестничной клетке. Слышимость у нас и в самом деле прекрасная. Я ждала, когда откроются двери лифта, чтобы включить микроволновку, – пояснила она. – Там стояло тушеное мясо с картошкой. Муж приходит с работы голодный и усталый и очень раздражается, когда приходится долго ждать еду. Еще больше раздражается, когда она остынет. Вот я и поджидаю его с ужином наготове. Я на пенсии, делать особо нечего, дети выросли и живут в другом городе. Внуков привозят редко. Вся моя забота – муж. Он ведь теперь кормилец семьи!
– Он потому и в суд не явился? – вяло спросил адвокат, предпочитающий на этом процессе молчать.
– А что ему здесь делать? – кинулась на защиту кормильца женщина. – Да он и не помнит ничего! Есть у него время обращать внимание на все эти мелочи? Подумаешь, соседку убили! То есть я совсем не то хотела сказать, – спохватилась она. – Тот вечер, о котором вы спрашиваете, был самым обычным. Пятница, конец рабочей недели. Но муж работает и в субботу, поэтому у него не короткий день, а обычный. Я ждала его в половине десятого, как всегда. У меня время подсчитано с точностью до минуты. Мясо греется ровно шесть минут, за это время муж успевает переодеться и вымыть руки. Садится за стол, и я подаю ему ужин. С того момента, как мой сосед ушел из дома, и до того, как пришел с работы мой муж, а он всегда возвращается домой в половине десятого, к Хорьковым никто не приходил. У них было тихо. Хотя… Мне показалось, что кто-то плакал… – она замялась. – Впрочем, я не могу поручиться.
– А потом? Вы говорили, что кто-то долго звонил в соседнюю дверь?
– Да. Муж помыл руки и сел за стол. В это время в коридоре раздался звонок. У нас с Хорьковыми соседние двери, поэтому мы сначала подумали, что пришли к нам. Муж сказал: «Кого это там несет, поесть спокойно не дадут!». Но мы никого не ждали, поэтому я сообразила, что это не к нам пришли, а к соседям. Так и сказала мужу: «Сиди спокойно, ешь, это не к нам, а к соседям». Тот, кто стоял на площадке с лифтами, надавил на кнопку еще пару раз, и все. Наступила тишина. Муж поел и лег на диван, телевизор смотреть. А я помыла посуду и… – она слегка замялась, – села вязать.
