Анна Малышева - Тамбур
— Господи, — Галина стиснула виски руками, глядя на истошно звонящий телефон. — Еще одна ночь, еще одна каторга! Вот не возьму трубку и все!
Однако взяла и сказала привычные фразы, и дала пару советов — все, как во сне. Илья вернулся, и они все делали вид, будто ничего не случилось. Однако о том, что у него есть другая женщина, все-таки упомянули.
Это было сегодня вечером, перед ее отъездом на работу. Юлия накрыла стол, но уже без особого старания. Спасать, по ее мнению, было нечего. Илья поел и даже поблагодарил. Потом она наскоро перемывала посуду, каждый миг ожидая, что муж поднимется из-за стола и уйдет. Но тот сидел, хотя чай был давно выпит. Он заговорил первым. Сказал ей в спину (Юлия упорно не оборачивалась), что любой человек имеет право на нервный срыв. Ей ли не знать? Вот и у него срыв. Да, есть другая.
Юлия сжала зубы и с особенной тщательностью вымыла последнюю тарелку. Протерла раковину, закрыла дверцы кухонного шкафа и наконец обернулась. Она сама поражалась тому, как холодно приняла это признание.
— Есть — ну и хорошо, — спокойно сказала она, глядя не на мужа, а в темное окно. — Поздравляю.
— Тебе все равно?
— Почти.
Тут она солгала. Ей было уже СОВСЕМ все равно.
За последние дни она так устала думать о том, как спасти семью, что все чувства атрофировались. Как ни странно, на работе ей это даже помогало. Чем меньше думаешь о себе, тем больше — о других.
— Послушай, — Илья встал и сделал попытку обнять ее. Юлия отшатнулась, и он опустил руки:
— Я тебе настолько противен?!
— Не трогай меня, — так же ровно ответила женщина. — Я внимательно слушаю. Есть другая. Я поняла. Что еще?
Тот смолчал. Она прислушалась к себе и поняла, что ей уже далеко не так больно, как в тот день, когда Оля сообщила, что у папы есть любовница. Да в принципе вообще не больно. Значит, отметила про себя Юлия, семья стала чистейшей формальностью. Они вместе только потому, что есть дочь.
— Ты не права, — после паузы сказал Илья. Он выглядел неважно — осунулся, казался старше своих лет. «Не красит тебя новый роман!» — злорадно подумала Юлия.
— Только и делаешь, что даешь советы другим, — продолжал он, — а обо мне совсем не думаешь!
— Это она тебе внушила? — язвительно заметила жена. — Знаешь, я могу запросто предсказать тебе судьбу, хотя гадалкой никогда не была. Она будет милой и пушистой. И каждый раз, когда вы видитесь, станет намекать, что я — холодная и жестокая стерва, которой на тебя плевать. А это пиковая ситуация. Я точно в проигрыше.
— Погоди… — Он выглядел растерянным, и тут бы ей остановиться — лед начал ломаться, но Юлию понесло:
— Это ты погоди! — Она рывком стащила фартук и бросила его на стол. — Значит, я не думаю о тебе? Значит, холодная стерва подарила тебе цветы, на которые ты даже не посмотрел, взяла билеты на мюзикл, на которые ты наплевал? Значит, я не прогибалась перед тобой все последние дни, не готовила тебе вкусные ужины, не чистила тебе ботинки, не стирала рубашки? Да…
Она прикрыла глаза ладонью. Ей казалось, что сейчас брызнут слезы, но удалось сдержаться.
— Да, куда как хорошо! — прошептала она, отнимая руку и глядя ему в лоб. В глаза смотреть не могла — ее трясло от ярости. — Ты думаешь, я остаюсь с тобой по одной банальной причине, что у нас ребенок. Но Ольге уже четырнадцать. Она все видит и понимает. И она без тебя не пропадет! И между прочим, именно Оля и сказала мне, слепой идиотке, что у тебя есть любовница!
Не учи ученого — она и сама может нас кое-чему научить!
— Оля?! — У него был совершенно ошеломленный вид. — Откуда она…
— Молчи!
Юлия рывком отстранила мужа и прошла в спальню. Илья побежал за ней. Она уже опаздывала на работу. Сняла халат, натянула свитер и брюки. За пятнадцать лет совместной жизни она разучилась стесняться мужа и без всяких эмоций одевалась при нем. Но сегодня он ее раздражал.
— Что тебе нужно? — Она застегнула брюки и взяла пудреницу. — Не насмотрелся еще?
— Я люблю тебя, — пробормотал тот и снова сделал попытку ее обнять.
— Что?! — И тут наконец брызнули слезы. Юлия задохнулась и зажала рот рукой. Потом рассмеялась:
— И вот такой дешевкой ты отделываешься от меня, после того как завел телку на стороне?! Да пропади ты пропадом! Ненавижу!
— Юля! — крикнул он, — ты же и сама еще меня любишь! Но пойми, мы так редко видимся!
— И это достаточно веская причина, чтобы пойти на сторону? Пусти! — Она оттолкнула его. — Мне в девять надо сидеть на телефоне. Отдыхай, развейся.
Съезди к ней.
— Да я не хочу к ней…
Это было последнее, что она услышала. Рванула дверь, на ходу схватила куртку и бросилась вниз по лестнице.
И вот теперь сидела у телефона, корила себя за глупое поведение («кому нужен рецепт, чтобы разрушить семью, обращайтесь ко мне!») и ждала нового звонка.
Можно было позвонить домой, но… Беда в том, что звонить совершенно не хотелось. В такой ситуаций надо как следует обдумать свою дальнейшую тактику, однако не хотелось и этого. «А может, Илья прав? Я создана лишь для того, чтобы заботиться о других?»
— Алло! — сказала она, снимая трубку. — Вас слушают.
Там послышался тихий мужской голос, неуверенный и робкий:
— Я правильно звоню? Я этот номер на рекламке прочитал… Нам в почтовые ящики бросают.
— Правильно, — ободрила его Галина и раскрыла журнал. — Это ночной телефон доверия.
— А звонок платный? — все так же робко спросил голос. Женщина его успокоила, и тот с облегчением продолжал:
— Понимайте, я бы в жизни не позвонил, но у меня такая странная ситуация…
— Я здесь для того, чтобы вас выслушать, — Галина поудобнее устроилась в кресле и стрельнула взглядом в экран телевизора. Шли новости, звук она, конечно, убрала.
— Понимаете, — чуть не плача, проговорил клиент, — я не знаю, что дальше делать.
«Мне бы самой знать», — раздраженно подумала женщина.
— Не знаю, как и начать.. — Продолжалась исповедь. Она вертела ручку и дожидалась момента, когда можно будет вписать в журнал что-то конкретное. Но вдруг замерла.. Клиент говорил об очень знакомых вещах.
— Понимаете, этот Даня…
— Как?!
— Даня, — продолжал голос, становясь все более напуганным, — этот парень с синими глазами, красивый, лет двадцати… Он попался мне на пути, вот и все!
Да я просто шел домой, хотел чего-нибудь купить к ужину, и вдруг он, с таким взглядом… И рука была в крови!
— Подробнее, пожалуйста, — Галина отбросила свой обычный вежливый тон и заговорила напористо:
— Рука у него была в крови. Почему?
— Ох… — пробормотал тот. — Кажется, он убил своего преподавателя итальянского языка.
— Боже…
Минуту-другую они молчали. Галина просто ничего не могла произнести. Она поняла, что речь идет о том самом Дане-Данииле, который звонил ей в последние дни, цитируя Данте и угрожая покончить с собой. Слишком редкое имя, слишком особенное преступление, чтобы можно было ошибиться. Значит, он молодой, красивый, у него синие глаза… Этот затерянный в ночи голос обретал черты.
— И сегодня, — она была готова поклясться, что мужчина говорил эти слова, проглатывая слезы, — сегодня он.
Меня никто на допрос не тянул, я позвонил сам. Случайно узнал номер следователя…
«Голубкина?!» — в панике подумала Галина.
Что?! — Она схватила пульт и выключила телевизор. — Он признался в убийстве? — Так?!
— Да… — еле вымолвил тот. — Во всем признался, и я, получается, еще ему подбавил.
— Да что вы могли подбавить, если он уже сознался? — воскликнула женщина. Нет, этот разговор совсем не походил на обычные Она всегда говорила со звонившими, как с милыми детками, потерявшими цель в жизни Ночь — самое лучшее время, чтобы выговорить все свои беды, решить проблемы, спастись. Ночь милосердна — она закрывает глаза на то, что кто-то слишком слаб, чтобы Принять решение," кто-то слишком резок, чтобы правильно сделать выбор и не промахнуться.
Ночь — как повязка на порезанных запястьях. Во всяком случае, тек ее воспринимала Галина.
— Что вы…
Рыдающий голос произнес, что его позвали на опознание Дани. И что он его узнал. Это был тот самый парень, который стоял перед ночным магазином, держа чуть на отлете окровавленную руку. А отчего окровавленную? Себе-то он вены перерезал куда позже! А оттого, что только-только убил своего преподавателя итальянского языка. Алексея Михайловича Боровина.
— Это ужасно! — выкрикнул голос в трубке, и Галина машинально отвела ее подальше от уха. — Он, оказывается, пытался уже покончить с собой. В ту самую ночь, с четверга на пятницу. Когда убил…
«С четверга на пятницу…»
— А теперь… Теперь… Еще раз! — прорыдал голос.
— Как — еще? — Галина кусала пальцы. Ее трясло. Она забыла и о муже, и о том, насколько не правильно себя вела, о дочери, вообще обо всем. — Еще?!
