Мишель Бюсси - Самолет без нее
На холодном полу сидела, скрючившись, женщина — сидела и, казалось, молилась. Кому? Каким богам ада? Ни ребенка, ни собаки с ней не было. Она не играла ни на каком музыкальном инструменте. Даже рваной картонной табличкой она не обзавелась. Просто сидела, уткнув лицо в колени. Толпа обтекала женщину, словно досадную помеху на пути. Марк, не замедляя шага и почти не замечая что делает, пошарил рукой в кармане и опустил в безнадежно пустое белое блюдце возле ног женщины монету. Девушка с гитарой бросила на него удивленный взгляд. В этот самый миг из категории «придурков, которые корчат из себя бог весть что», он перешел в разряд «интересных парней, к сожалению, не обращающих внимания на то, что в метро попадаются симпатичные девушки»…
Через несколько метров коридор метро раздваивался. Марк свернул направо, к 12-й линии и направлению «Ла-Шапель». Девушка с гитарой пошла налево, на 7-ю линию, к направлению «Ла-Курнёв», чуть задержавшись на месте, чтобы в последний раз взглянуть на красивого, но слишком глубоко погруженного в свои печальные мысли блондина.
«Мадлен».
Поезд приближался к одному из самых многолюдных парижских вокзалов. Час пик еще не наступил, но народу в вагонах и на платформе заметно прибавилось. Читать в подобных условиях представлялось невозможным.
«Сен-Лазар».
Пассажиры рекой хлынули из вагона. Марк с изумлением наблюдал за течением человеческого потока по переходам, ведущим к вокзалу «Сен-Лазар»: люди обгоняли друг друга, расталкивая наименее шустрых, многие, пренебрегая переполненным эскалатором, бросались к тому, что стоял отключенным, и мчались вверх, перескакивая через ступеньки, чтобы, выбравшись в прямой и длинный туннель, перейти чуть ли не на бег… Что заставляло их так торопиться? Какая-то срочная надобность? Или въевшаяся в плоть и кровь привычка день и ночь вести схватку с безжалостным временем, превратившаяся в своего рода спортивное увлечение?
Недавно он читал историю одного музыканта, величайшего в мире скрипача с русской фамилией, которую он не запомнил. Однажды этот человек спустился в метро, сел в переходе и начал играть. Без всяких афиш, без каких бы то ни было объявлений — просто достал скрипку и заиграл. Выступая в разных городах мира, он каждый вечер собирал полные залы; чтобы попасть на его концерт, люди выкладывали за билет сотни франков, но в тот день никто — или почти никто — даже не остановился, чтобы послушать его игру. Деловые мужчины в костюмах с галстуком торопливо шли мимо него, озабоченные только тем, чтобы успеть на подходящий поезд. Самое смешное, что, возможно, вечером те же самые мужчины будут так же спешить, чтобы не опоздать на концерт знаменитого музыканта, билеты на который им удалось достать с великим трудом.
Марк в первый раз за весь день решил дать себе небольшую передышку. Спокойным шагом он дошел до зала ожидания. В огромном холле собрались тысячи пассажиров. Они стояли неподвижно, глядя в потолок, похожие на толпу поклонников, ожидающих выхода на сцену рок-звезды с мировой известностью. Вот только они следили глазами не за лучом прожектора, а за освещенными табло, на которых выскакивали цифры и буквы, сообщавшие время отхода поезда и номер платформы, — вернее, должны были сообщать, но не сообщали: потому-то пассажиры и толкались перед этими табло.
Информации об отправлении поезда «Париж — Руан» тоже еще не было. Марк пересек зал ожидания, миновал плотную группу бездействовавших носильщиков и присел за столик на террасе привокзального буфета. Попросил у замотанного официанта апельсиновый сок. Тот мгновенно принес заказ вместе с чеком и не уходил, пока Марк не заплатил, словно опасался, что парень сбежит прямо со стаканом в руке. Марк достал телефон. И громко чертыхнулся, забыв, что собирался спокойно посидеть и чуть-чуть передохнуть.
Лили звонила!
Разумеется, звонок не прошел, потому что он в это время находился под землей. «Можно подумать, Лили следит за ним, ждет, когда он спустится в метро, и тут же набирает его номер, заранее зная, что не дозвонится. И оставляет на автоответчике сообщение…»
Марк потыкал в клавиши и поднес мобильник к самому уху — шум на вокзале стоял невообразимый. Голос Лили едва пробивался сквозь него. Или она говорила шепотом.
«Марк! Это Эмили. Господи, зачем ты потащился к Карвилям? Доверься мне, Марк. Завтра все будет кончено. И я все тебе объясню. Все-все. Если ты меня и правда любишь, то простишь. Эмили».
Марк несколько секунд сидел неподвижно, с прижатым к уху телефоном.
«Доверься мне…»
«Простишь…»
«Значит, ждать?»
Да ни за что на свете! Лили что-то от него скрывала. Она что-то затевала, причем в ближайшие часы. Не зря же она говорила о каком-то путешествии, откуда нет возврата. Марк снова пробежался пальцами по клавишам и еще раз прослушал сообщение. Его заинтриговала одна деталь.
«Марк! Это Эмили…» Он вдавил мобильник в правое ухо и крепко зажал левое. И стал напряженно вслушиваться, что на переполненном вокзале было совсем нелегко.
«…ты меня простишь. Эмили».
Марк в третий раз прослушал сообщение. Его интересовали не слова Лили, а шумовой фон, на котором она их произносила. Голос Лили звучал глуховато, словно доносился издалека, но после третьей попытки Марк убедился, что его предположения верны. На всякий случай он включил запись еще раз. Нет, ошибки быть не может. Он явственно расслышал завывания сирен скорой помощи.
Марк убрал телефон в карман и задумчиво выпил полстакана сока. Напрашивалось два вероятных объяснения. Либо Лили находилась вблизи какого-то места, где произошла авария, — на улице или где-то еще. Либо она стояла перед зданием больницы! Наконец-то хоть какая-то зацепка!
Марк допил сок, продолжая размышлять. Пытаться выяснять, в каком уголке Парижа случилась авария, было бы глупо: с какой стати Лили станет стоять на перекрестке, где столкнулись машины, и ждать неизвестно чего? А вот если принять за основу версию о больнице… Конечно, в Париже десятки больниц, но пока это единственная ниточка.
Марк поставил на алюминиевый стол пустой стакан. К нему тут же подскочил официант и забрал стакан, явно давая Марку понять, что ему пора освобождать стол. Марк не обратил на его намеки ни малейшего внимания. Его тревожил вопрос: при чем тут больница? Зачем Лили отправилась в больницу? Первым делом он предположил, что с ней что-то стряслось. «Пострадала в аварии? Может быть, сейчас ее везут на каталке в операционный блок… Вокруг суетятся люди в белых халатах…
Путешествие, откуда не возвращаются. Она попыталась наложить на себя руки! Значит, не стала ждать завтрашнего дня!»
«Что делать?»
Сердце у Марка колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
«А что, если обзвонить все парижские больницы?
Собственно говоря, а почему бы и нет?»
Марк позвонил — уже в третий раз за этот день — своей коллеге по «Франс Телеком» Дженнифер. Она в рекордно короткое время выслала ему несколько серий эсэмэсок — каждая по 18 телефонных номеров. Это были телефоны ста пятидесяти восьми парижских больниц и клиник.
Всего-навсего!
Марк потратил больше получаса на переговоры с девушками на коммутаторах. Каждый раз он произносил одну и ту же фразу: «Здравствуйте! Скажите, к вам сегодня не поступала пациентка по имени Эмили Витраль? Нет, в каком отделении, я не знаю. Возможно, в реанимации…»
Каждый звонок занимал от нескольких секунд до нескольких минут. Ответ почти всегда звучал одинаково: «Нет, месье. Пациент с таким именем у нас не зарегистрирован. Вы уверены, что не перепутали фамилию?» Марк дошел до двадцатой строчки в списке и остановился. Сто пятьдесят восемь больниц за час-другой не обзвонишь. Он понимал, что в погоне за призрачной надеждой — подумаешь, отдаленный звук сирены, — теряет драгоценное время. А что, если машина скорой просто мчалась мимо Лили по улице, когда та ему звонила?
Официант трижды подходил к нему и интересовался, не желает ли он чего-нибудь еще. Марк снова заказал апельсиновый сок, хотя пить ему не хотелось. Просто чтобы официант отвязался. К соку он даже не притронулся. «Неужели Кредюль Гран-Дюк прожил все эти годы, пребывая в подобном состоянии? Изучал во всех подробностях каждый след, изначально зная, что он ни к чему не приведет? Бросался на каждый огонек, даже догадываясь, что это не более чем пламя спички, на миг вспыхнувшей под дождем и тут же погасшей?»
Марк поднял глаза к световому табло. Поезд «Париж — Руан» на нем так и не появился. «Слишком быстро понеслись события, — подумал он. — Слишком уж быстро. Эти завывания сирен… Этот голубой конверт в кармане… В конце концов, что ему мешает плюнуть на советы Матильды де Карвиль и обещание, данное Николь, и вскрыть его? А эта тетрадь? Эти откровения Гран-Дюка и как будто нарочно нагнетаемый им саспенс? И ведь надо признать, в его случае это сработало».
