Марина Крамер - Мост в прошлое, или Паутина для Черной вдовы
Коваль промолчала, устремив взгляд на большие кладбищенские ворота – в них входила Виола в белой шубе и черном платке. Увидев Марину, она ускорила шаги и подошла вплотную, бросив Гене:
– Отойди.
Но он смотрел на Коваль и ждал распоряжений от нее. И Марина негромко попросила:
– Подожди у машины, пожалуйста. Я быстро.
Он послушно ушел, а Марина, вынув сигарету, закурила и скрестила на груди руки, уставившись в бледное до синевы лицо Виолы. Та чувствовала себя неуютно, облизывала губы, тискала перчатки и никак не могла решиться начать разговор. Коваль тоже молчала – ей в принципе нечего было сказать, все, что думала, она озвучила в телефонном разговоре, и добавлять что-то не собиралась. Она докурила, бросила окурок в урну и развернулась, чтобы уйти, но Ветка поймала ее за рукав:
– Что – так и улетишь, не попрощавшись?
– Я попрощалась с тобой утром, если ты не поняла. Больше мне нечего добавить.
Ветка вдруг порывисто обняла ее, прижалась лицом к груди и заплакала:
– Что мне сделать, чтобы ты меня простила?
– Я сказала тебе – забудь, что я была.
– Я не могу, – подняв на нее заплаканные глаза, простонала Ветка.
– Это твои трудности. Удачи тебе с мужем. Мне пора.
Отцепив от себя Ветку, Марина быстро вышла с кладбища и села в припаркованную неподалеку машину.
– Поехали, Гена.
Оглянувшись, Марина увидела белый силуэт ведьмы на красном кирпиче колонн, державших кладбищенские ворота. Ветка плакала, стянув с головы платок и прижав его к лицу. Но даже это не заставило Коваль остановить машину. Она простилась с Виолой навсегда – что бы это ни значило.
…Объявили, наконец, о прибытии рейса, и Марина устремилась к залу прилета. Никогда прежде ей не доводилось оказаться по эту сторону перегородки – чтобы стоять и ждать. От нетерпения она дрожала, настолько хотелось скорее увидеть его, своего мужа, своего любимого человека. И тут ее пронзила мысль – а ведь он не узнает ее! Не узнает – потому что не видел нового лица. Эта догадка оказалась ужасной и огорчительной, но исправить ничего было уже невозможно.
Марина увидела его сразу – да и как можно было не сделать этого. Огромный широкоплечий мужчина с выбеленными короткими волосами и такой же бородкой, в распахнутой куртке и с сумкой через плечо, он уверенно двигался через толпу к выходу, и руки его были спрятаны в карманы. Марина замерла в ожидании… Но он шел прямо к ней, на нее, не сворачивая, и глаза его смотрели только на нее, и даже сомнений не возникало – он ее узнал, почувствовал, как собака, по запаху. Коваль приросла к мраморному полу, не могла сдвинуться, сделать шаг, и тогда Хохол подошел вплотную и уткнулся сверху в ее макушку, пряча глаза:
– Котенок…
Она подняла голову и смотрела снизу вверх глазами, полными слез. «Хорошо, что линзы не поставила», – мелькнула и тут же исчезла мысль.
– Женька…
Ей было странно, что он не обнимает ее, не хватает на руки, а по-прежнему держит их в карманах куртки. И тогда она сама обняла его за шею, прижалась всем телом и всхлипнула от напряжения.
– Что же ты так долго?
– В Сибири метель, котенок. – Он вытащил, наконец, руки, и Марина ахнула, увидев повязки:
– Что это?!
– Кислотой облился, – буркнул он, осторожно положив забинтованную кисть ей на затылок. – Машке помогал аккумулятор менять, а умелец-то еще тот, знаешь ведь.
– Тебе больно? – Она взяла вторую руку и прижала ладонь к своей щеке.
– Пока больно. Но пройдет. Расскажи лучше, как ты, – попросил он, легонько разворачивая ее в сторону эскалаторов, ведущих на второй этаж аэропорта.
– Это долгая песня, Женька… я тебе дома расскажу, ладно? Ты что же… даже не поцелуешь меня? – спросила она, и Хохол, нагнувшись, приник к ее губам. Коваль показалось, что такого поцелуя у нее не было прежде никогда.
– Соскучилась, моя киска? – оторвавшись, хриплым голосом спросил Женька, и она кивнула, пряча лицо у него на груди.
– Мне так не хватало тебя… Вот просто физически не хватало – как сердца, – призналась Марина, прижимаясь к мужу всем телом. – Женька, больше не смей меня отпускать одну так надолго.
Он забинтованной рукой поднял ее голову за подбородок и требовательно заглянул в глаза:
– Ну-ка, повтори это еще раз и так, чтобы до самой дошел смысл.
Марина повторила и захохотала:
– Тебе придется укрепить решетки на подвальных окнах, дорогой, и купить пару прочных цепей.
– Что в принципе не способно тебе серьезно помешать, – улыбнулся он. – Разве что составить небольшое препятствие.
– Я больше никуда не уйду, – серьезно пообещала она. – И… ты не сказал… как я тебе теперь – такая?
Женька помог ей сойти с эскалатора и повел в сторону кафе.
– Давай кофейку хлебнем на дорожку. Я еще не рассмотрел тебя толком, котенок.
– А как же узнал?
Он посмотрел на нее так, что Марине почему-то сделалось неловко, как будто она спросила что-то неприличное.
– Тебе не стыдно? Разве я могу не узнать тебя? Я узнаю тебя из сотен женщин, закутанных в паранджу, Маринка.
Она опустилась в кресло и посмотрела на мужа с благодарностью:
– Женя… спасибо тебе.
– За что?
– За то, что ты есть.
В самолете она безмятежно спала, положив голову на колени Хохла, а он все изучал ее новое лицо, находя его вполне родным и привлекательным. «Ведь это же Коваль – хоть как ее перекрои, – размышлял он. – И какая разница, как она выглядит… Главное, что она со мной».
Спустя две недели они улетели на Кипр всей семьей вместе с Виктором Ивановичем. Сыну Марина объяснила свои превращения просто – мама не хочет стареть, хочет выглядеть молодой для него и для Жени. Грег, конечно, не особенно поверил – ведь его мама и так была самой молодой и красивой среди всех мам его одноклассников. Но если ей нравится…
На Кипре они прожили больше месяца, хотя погода там еще была холодная. Но Марина слишком устала, чтобы снова жить в городском ритме и заниматься делами, а потому Хохол решил, что здесь, в собственном доме в маленькой рыбацкой деревушке, ей будет лучше всего. Здесь нет хлопот, нет проблем, свежий воздух, крепкий сон и полное отсутствие плохих новостей. И только однажды по электронной почте ей пришло письмо от Беса.
Марина долго не решалась его открыть, сидела перед ноутбуком и смотрела на моргающий конверт в углу экрана. Но потом нажала на него и открыла. Бес не стеснялся в выражениях, рассказывая, кто такая его родственница и как она предала память своего погибшего мужа. А заодно – как она лишила его, Гришку, нормального сна и возможности спокойно работать. В конце письма шел дружеский совет не появляться в России – как бы чего не вышло. Марина посмеялась, написала только одну фразу – «Ходи и оглядывайся», отправила ответ и удалила полученное письмо. В Россию она пока не собиралась.
Получила она письмо и от Гены – тому пришлось спешно уехать в другой город, чтобы избежать преследований со стороны Беса. Гена писал, что Ворон чуть прижал зарвавшегося мэра, но сделал это аккуратно, боится, что Бес подаст в отставку. Ветка никуда не ушла, живет по-прежнему с Гришкой, но большую часть времени проводит в больнице, так как Алеше стало хуже, и домой его врачи не отпускают. Бес по этому поводу ударился в богомолье, строит храм на территории больницы, каждый церковный праздник бьет поклоны в церкви – в общем, замаливает, как может.
– Женька, а давай Гену к себе заберем? – крикнула Марина в открытое окно, откинувшись на спинку кресла.
Хохол, мастеривший что-то во дворе вместе с Грегом, тут же бросил рубанок и поднялся к ней, быстро пробежал глазами строки Гениного письма:
– А давай – какие проблемы? Вернемся в Бристоль и приглашение сделаем, а дальше разберемся.
– Дальше я помогу, – вызвался сидевший тут же в кабинете Виктор Иванович.
– Отлично, пап, – Марина с благодарностью посмотрела на отца. – А то, может, и ты к нам? Что тебе делать в Москве одному?
Старый журналист только усмехнулся, запахивая вязаную домашнюю кофту и вставая из кресла:
– Нет, Мариша. Я уж там доживать буду.
Спорить Коваль не стала, зная, что не переубедит.
Эпилог
Вернувшись в Бристоль, Марина окунулась в дела – ресторан требовал ремонта и небольшой реконструкции, Грегори вдруг занялся карате, и это тоже требовало времени и внимания. Тренер в клубе сказал, что впервые встречается с таким упорством у такого маленького мальчика. Коваль для вида округлила глаза, но в душе усмехнулась – у этого мальчика были неплохие гены в этом плане, ведь его отец в свое время имел черный пояс и участвовал даже в боях без правил. Кроме того, русские корни Грегори давали о себе знать – это в Англии не принято нагружать детей сверх меры, а у русских это в крови, да плюс к тому – Грег всегда и во всем хотел быть лучшим и первым, чтобы мать могла им гордиться. Для него не было большей радости, чем ее счастливая улыбка. Когда он выиграл в клубе первый показательный бой, Марина даже не удержала родительскую счастливую слезу – ее мальчик стал взрослым.
