Екатерина Островская - Темница тихого ангела
И поскольку Торганов ничего не ответил, таксист спросил:
– Куда ехать?
Алиса была уже дома, она лежала в постели и, когда Николай заглянул в спальную, спросила:
– Как провел ночь?
Похоже было, что она не сомневалась, для чего Торганов повез Мишел в свою квартиру. А то, где они были до утра, Алиса знала точно: водитель лимузина наверняка доложил ей.
– Не хочешь отвечать?
– Мы с Мишел просто разговаривали. Для ревности нет причины.
– А я и не ревную. Вот если бы ты переспал с моей редакторшей, то мне было бы обидно, что ты предпочел сисястую дуру.
Алиса говорила спокойно, но Николай понимал, что она ждет, когда он подойдет, может быть, ляжет в постель, обнимет, произнесет ласковые слова, а он стоял в дверном проеме, не решаясь приблизиться или уйти в другую комнату.
– Да и вообще, – продолжила Алиса. – Что такое ревность? Проявление инстинкта собственника. Незамужняя женщина боится потерять единственного любовника, потому что с ним связано все – мечты о благополучном будущем, семейном счастье, гнездышке и прочей ерунде. Замужняя боится потерять мужа, так как за этим может последовать развод, суд, раздел имущества, размен квартиры, в которую она вложила душу…
Николай по-прежнему стоял на пороге. Алиса села в постели, подогнув под себя ноги, взяла с тумбочки пепельницу и пачку сигарет. Не глядя в сторону Торганова, прикурила, выпустила струйку дыма.
– Ревность унижает обоих.
– Зачем ты мне это говоришь? – спросил Николай. – Между мной и Мишел давно уже ничего нет.
– Было, есть – мне все равно. Один мой знакомый рассказывает всем, что его жена переспала со Сталлоне – некоторые ему завидуют. А другой во время фестиваля в Каннах укатил в Монте-Карло на всю ночь, просидел в казино, а когда вернулся в отель, сказал жене, что занимался любовью с Николь Кидман. Жена поверила, не обиделась, но потом все время расспрашивала: а какое у Кидман белье, а какая она в постели, а что вы пили?
– Ты все это выдумала прямо сейчас. Зачем?
Алиса не ответила, посмотрела на него и погасила сигарету о край пепельницы. Гасила долго, сигарета не хотела гаснуть, сопротивлялась, а потом сломалась. Николай наблюдал за процессом.
– Я пойду поработаю, – сказал он, – а ты отдыхай.
Он вышел в коридор и сразу услышал за спиной шлепанье босых ног. Обернулся, и Алиса тут же обняла его.
– Я сама предложила ей поучаствовать в телевизионной передаче о тебе. Мишел обрадовалась и попросила сто тысяч. Я согласилась, хотя это половина нашего бюджета. Вот такая я дура: хотела сделать тебе приятное.
Он готов был поверить, но потом вспомнил, что говорила редакторша о гениальном ходе с приглашением миссис Майлз, и теперь уже не верил ничему, что говорила ему Алиса. Стало вдруг жалко ее.
Николай прижимал к себе девушку, чувствовал незнакомый аромат ее новых духов, понимал, что она ждала его и наверняка мучилась, ревнуя. Не зная, что сказать теперь, он просто опустился на колени и поцеловал золотую ящерицу, замершую на ее пупке.
Алиса поежилась, как от щекотки, и сказала негромко, гладя его волосы:
– Когда вернулась, встретила отца. Он спросил, почему я одна, пришлось отвечать, что ты решил этой ночью поработать у себя дома.
– И что Пал Палыч?
– Ничего. Сказал только, что хотел пригласить тебя на охоту в Завидово.
Эти слова показались Николаю ненужными, да и весь предшествующий разговор растаял, словно происходил в другом мире, где живет другой Николай Торганов – неизвестно кто, обыденный и серый, не нужный никому, разве что пролетающим над болотом серым уткам, которых он не собирается убивать.
– Я боюсь потерять тебя, – прошептала Алиса.
Николай взял ее на руки и вошел в спальню.
Шамин ожидал его в машине во дворе какого-то дома возле станции метро «Щелковская».
– А у меня нельзя было встретиться? – удивился Николай, открыв дверь «девятки».
Удивился несколько притворно, хотя эта конспирация, похожая на демонстрацию игры в подпольщиков, уже серьезно раздражала его. Кому нужен никому не известный адвокат? Скорее за самим Торгановым будут следить разные фотографы и папарацци, зная о его отношениях с миссис Майлз и Алисой Шабановой. Несчастная Таня Рощина? О ней все забыли, и даже если будет помилование, в чем Николай почти не сомневался, о ней не вспомнят в газетах или в других средствах массовой информации. Ну, убила! Ну, отсидела! Помиловали, да и бог с ней! На свете происходят события куда более интересные: Памела Андерсон вытащила силикон из груди, украинские ПВО случайно сбили самолет, в котором туристы из Израиля летели в Биробиджан, а коренной житель Чукотки нашел в тундре швейцарские золотые часы «Патек-Филипп» стоимостью девятьсот восемьдесят тысяч евро.
– Времени нет, – ответил Шамин. – К тому же я уже не сомневаюсь, что наши телефоны стоят на прослушке.
– Господь с вами, – поморщился Николай. – Я уважаю вас, надеюсь, что и вы ко мне неплохо относитесь, но кому мы нужны, кроме нас самих?
– Мы нужны Татьяне Владимировне. Кроме нас, никто не сможет ей помочь. Если у нас все сорвется, то путей к спасению больше не будет. Разве что один.
– Какой? – удивился Николай, убежденный в том, что и так все будет хорошо.
– Мне придется выкрасть ее, – пояснил Алексей Романович, – то есть организовать побег.
– Оттуда сбежать невозможно.
– Шансы есть всегда. Вы как писатель должны это знать. Если помилования не будет, то ее постараются в любом случае убрать. Инсценируют самоубийство или что-то еще.
Торганов вдруг вспомнил:
– Она и сама уже пыталась вскрыть себе вены.
Шамин быстро взглянул на него и обернулся к окну, не говоря ни слова. За окном автомобиля не было ничего интересного: спешили к метро люди, трехцветная кошка наблюдала за голубями, какой-то парень в кожаных штанах целовался с девушкой, запустив руку ей за пазуху.
– Понятно, что ради помощи человеку можно преступить некоторые законы, – произнес Николай, – но насколько? Насколько можно рисковать чужими судьбами?
– Своей жизнью ради нее рискну, не задумываясь, – ответил адвокат, – и не просто рискну: отдам запросто, лишь бы она была на свободе. Другими не хочу. К тому же чем больше риска, тем больше вероятность провала.
– Все и без того образуется, – уверенно произнес Торганов. – Стоит ли переступать моральные принципы, совершать странные поступки во имя цели, достичь которой можно и законными способами?
Шамин обернулся и посмотрел в лицо Николая внимательно.
– Вы, сами того не ведая, ответили на вопрос. Духовность и нравственность действительно разные понятия. Нравственность предписывает человеку жить по законам, установленным человеческим обществом, а духовность есть устремление к высшему назначению человека, которому человеческое общество чаще всего препятствует. Можно преступить законы человеческие и даже Божьи ради единственной радости – спасения чужой души. Шестая заповедь – не убий, но не возбраняется убить на войне врага, сжигающего в домах женщин и детей. Десятая заповедь – не лжесвидетельствуй, но разве преступно дать на суде ложную клятву, чтобы спасти жизнь невиновного, обреченного на смерть совпадением фактов и недоработкой следствия? Красть с целью обогащения – преступно, а если…
В кармане Торганова зазвонил мобильник. Доставая его, Николай ответил замолчавшему адвокату:
– Вас послушать, то можно оправдать любое преступление…
– Я не пытаюсь оправдывать преступления…
– Алле, – ответил Николай трубке.
Звонила Ирина Витальевна.
– Коля, – сказала она, – я только что проснулась и подумала: а что, если мне шубу купить? Сейчас самое начало осени, цены не успели подняться. А в России тем более. Ты посмотри там в магазинах и узнай: сколько стоит шуба из соболей. Только не всякую шубу смотри. Главное, чтобы черная была, чтобы шкурки без единого рыжего волоска. Попроси сертификат: в нем должно быть указано – баргузинский это соболь или нет.
– Хорошо, узнаю, – вздохнул Николай.
– Не надо меня перебивать, – возмутилась Ирина Витальевна, – что за манера! Я еще не все сказала. Ты прямо как отец твой, который постоянно не давал мне и слова сказать… Кстати, как он там? Впрочем, меня это не интересует. Ты узнай, сколько стоят соболиные шубы и где они сшиты. Ну и чтобы фасон был приличный. Потом обо всем мне расскажешь по телефону, и если какая-то шуба мне понравится, то я ее куплю. То есть купишь ты, а я тебе деньги верну.
– Хорошо, – опять вздохнул Николай.
– Почему ты все время вздыхаешь? Тебе трудно выполнить мою просьбу?
Когда телефонный разговор с Ириной Витальевной был закончен, адвокат не стал разглагольствовать о Божьих заповедях, а будто бы вскользь поинтересовался у Торганова, сколько телефонов он носит в своих карманах? Николай ответил, что два: один для связи со Штатами, а второй пришлось приобрести для разговоров внутри России.
