Татьяна Гармаш-Роффе - Силы небесные, силы земные
Так вдруг память ее не восстановится полностью?
В конце концов, действие любого препарата зависит от индивидуальной реакции конкретного организма. Никто не может заранее сказать, каков будет эффект лекарств, будь то даже простой аспирин. Уж не говоря об алкогольном опьянении (а алкоголь — тоже химическое вещество, как и лекарства): одни помнят после пьянки все, в подробностях, другие частично, третьи вообще ничего!
В этом случае имелся шанс, пусть и маленький, что ему удастся ее память подлатать, поставить заплатки в нужных местах… В конце концов, он ничем не рискует. Не получится так не получится. А попробовать стоит.
— Милая, давай я помогу тебе вспомнить. Расскажу обо всем, хочешь?
…Так бывает, когда забудешь нужное имя: знаешь, что оно где-то тут, плавает в котелке, как юркая рыбешка, которую ты никак не можешь ухватить. С той лишь разницей, что Лия сейчас забыла множество слов. И множество фактов.
Там что-то плохое? — спросила Лия себя. Она мысленно помяла мягкий бесформенный клубок, застрявший в черепной коробке. Кажется, внутри, за мягким, есть что-то колючее…
Это связано с… С чем? Или с кем?
Арсений?
Да, иголка реагирует на это имя.
А Феликс, как с ним?
Вот черт, тоже колется!
Хм, может, лучше ничего не вспоминать?
С другой стороны, противно ощущать себя тупой коровой, которая только и способна, что жевать…
— Ладно, давай.
Он и рассказал. Как Феликс, подозрительный и ревнивый собственник, обвинил ее в смерти кошки. Как он, Арсений, лучший ее друг, подставил ей плечо: «Я знаю, что у вас с ним произошло, потому что ты, плача, доверилась мне, милая. Я тебя утешал».
И о том, как он обнаружил, с помощью Лии, что он НЕ гей, рассказал.
И о том, как она бросилась к нему за помощью, когда у папы ее случился приступ, а он, лучший друг, определил папу в прекрасную больницу, где приступ быстро сняли.
И о том, как они провели восхитительную ночь. Которая подтвердила, что он на самом деле не гей!
И о том, как он благодарен Лие за спасение. Как любит ее и готов положить к ее ногам все мыслимые блага.
Арсений говорил правду, от чего был искренен и убедителен.
Просто не всю правду.
Лия слушала его, не выказывая никаких эмоций.
Закончив, он некоторое время молчал. Затем спросил осторожно:
— Ну как, вспомнила что-нибудь?
Она склонила голову набок.
— Надо же, а я думала, это сон…
— Что именно?
— Секс с тобой. И еще ты меня русалочкой назвал.
Она произнесла эти слова равнодушно. Арсений не мог поверить удаче: неужто и впрямь все ее подозрения выветрились из памяти?
— …Ты была прекрасна. Похожа на русалку, — ласково улыбнулся он.
— У меня что, хвост был вместо ног? С чешуей?
Он не понял, шутит она или впрямь удивилась… Или ехидничает?
Посмотрел на Лию. Она пила чай. Он не сумел расшифровать выражение ее лица.
— С чешуей? — засмеялся он. — К счастью, нет, а то как бы мы с тобой занимались любовью?
Он обогнул стол, присел на корточки возле нее, обнял ее колени.
— Ты была необыкновенно хороша со своими мокрыми, волнистыми волосами!
Он не ожидал и даже вздрогнул: Лия коснулась его светлых волос, ласково взъерошила.
— Я люблю тебя… — Он уткнулся лицом в ее колени. — Это совсем новое для меня чувство… И я безмерно благодарен тебе за то, что позволила мне его испытать!
Любая женщина растает после такой фразы, он не сомневался.
— Минуточку… — произнесла Лия. Голос ее стал неожиданно строг и сосредоточен, будто она математическую задачку решала. — А папа как же? Он в больнице, я должна к нему поехать!
— Не волнуйся. Папу твоего выписали.
— Он хорошо себя чувствует?
— В общем да, но врачи посоветовали отправить его в санаторий. И я уже отвез туда твоих родителей. Им там будет лучше. Великолепный уход, медицинское наблюдение.
— Родителей? И маму? Ее ты тоже отвез? — удивилась Лия.
— Не мог же я их разлучить, ты согласна? — улыбнулся он. — Мы с тобой сейчас соберемся и поедем к ним просить благословения…
— Хорошо, — кивнула Лия. — Спасибо тебе, Арс! Ты такой добрый…
Она снова погладила его по голове.
— Не стоит, милая. Мы ведь с тобой женимся. Твои родители для меня теперь родные. Тем более что сам я сирота…
Глава 12
…Когда-то Лия увлекалась игрой в «Тетрис». Сверху летели разные геометрические фигуры, и нужно было с изрядной скоростью вписать каждую в подходящую нишу, чтобы внизу получился равномерный слой. Вот и сейчас ей казалось, что фрагменты фактов падают, будто из обморочного сна, а она мечется, то ловя, то промахиваясь, от чего они громоздятся в бессмысленную пирамиду — вместо того чтобы сложиться в ровный, внятный пласт воспоминаний…
Ее несколько смущала предстоящее обручение. Арсений невероятно мил; он заботлив и услужлив, к тому же обалденно хорош собой. Сомнений нет: Лия могла влюбиться и согласиться стать его женой. Но сейчас она ничего к нему не чувствует, вот в чем дело!
Возможно, чувства вернутся вместе с памятью?
А вдруг нет?
Но вспомнила же она, что любит Феликса! Любила, вернее. Они сильно поссорились, навсегда. Из-за кошки — Арс ей все рассказал…
Они поссорились, и Лия согласилась выйти замуж за Арсения. Назло Феликсу, что ли?
Тут что-то не так. Во всем этом будто есть подвох… Или нет? Арсений опекает ее, распоряжается. Но это понятно: она же временно инвалид по мозгам. С другой стороны, он ни разу не спросил ее, хочет ли она благословения родителей. И обручение, и свадьбу…
Да, но она ему уже дала согласие! Зачем снова спрашивать?
Все логично. Никакого подвоха.
И все-таки везти ее за благословением, когда она даже не помнит, что любит его… Неправильно это!
Да, но он-то ее любит и хочет, чтобы все было так, как они планировали. О чем, правда, помнит только он…
Лия окончательно запуталась. Мозги буксовали, фигурки «Тетриса», казалось, уже летели прямо ей в голову, оставляя вмятины и воронки в сером веществе…
Бесполезно пытаться что-то понять, пока память не восстановит события, решила она. И не стоит делиться своими сомнениями с женихом. Он пустится ее разубеждать, начнутся разговоры… А у нее нет ни сил, ни желания, ни, строго говоря, возможностей дискутировать. Хаос беспамятства не оставил ей аргументов.
По дороге в санаторий Лия беспечно болтала, комментируя все, что видела в окно. Помогла привычка к «щебету», которому она научилась еще в школе. Вернее, папа научил.
…Как-то на родительском собрании классная руководительница ему сказала, что Лия держится с одноклассниками высокомерно. На следующий день Георг повел дочь в кафе-мороженое: о горьком лучше говорить под сладкое, он считал. И принялся расспрашивать в деталях о том, как складывается общение Лии со сверстниками.
Выслушав, Георг заключил: «Я был уверен, что твоя классная ошиблась. Это не высокомерие, солнышко, — ты бы никогда не опустилась до него. Мы ведь с тобой знаем, что подобная черта присуща людям неуверенным в себе, с серьезными проблемами в самооценке. Но я, кажется, понял, почему ее приписывают тебе… Ты слишком непосредственна, и, когда тебе неинтересно поддерживать разговор, ты не скрываешь этого. Проблема же в том, что неинтересно тебе подавляющее большинство тем, которые волнуют твоих ровесников. Ни мода, ни жизнь звезд тебя не занимают. А их не занимают история, книги, искусство. То есть говорить вам не о чем.
Однако твою инаковость они болезненно воспринимают как заявку на превосходство. Я знаю, у тебя и в мыслях подобного нет, но им-то невдомек. И, как следствие, на тебя обижаются, а то и норовят какую-нибудь гадость сказать… Поэтому постарайся, дочь, каким-то иным способом дать понять всем этим девочкам-мальчикам, что ты их не презираешь. Что ты хоть и другая, но не против них. Купила в буфете рогалик — поговори с ними про рогалик. Идет дождь — поговори про дождь. Они убедятся, что у тебя есть общие с ними интересы…»
К концу школы Лия стала самой популярной девочкой в классе: все хотели с ней дружить. Как раз тогда она сблизилась с Машкой и с Наткой, ставшими ее лучшими подругами. К тому же Лия открыла для себя удивительную вещь: болтовня ни о чем может быть вполне приятной, пусть и бессодержательной. Иногда нужно просто чувствовать друга рядом, и совсем неважно, о чем ты с ним говоришь…
Вот так Лия научилась «щебетать». Чем и занималась, пока они ехали в санаторий, дабы избежать серьезных и бесполезных разговоров.
Папа с мамой, конечно, их благословили. До сих пор они — точнее, папа, а с его слов и мама — знали об Арсении только хорошее, и прослезились, и в щеки их обоих расцеловали. Тем более что мама считала, что дочка «в девках засиделась», что замуж ей давно пора, и теперь радовалась.
