Намек. Архивный шифр - Иван Кузнецов
Несмотря на обилие нервических призывов к патриотическим чувствам и благотворительных акций, а также существенные перемены в одежде людей в пользу военной формы, по сути своей жизнь вокруг мало переменилась. Всё так же шумели улицы и громко суетились рынки, так же ранним утром люди разных сословий спешили по рабочим местам и по делам службы, а вечерами нарядные обыватели чинно прогуливались, тянулись к зрелищам и прочим развлечениям. Развлечений — правда, для обеспеченной публики — стало даже больше, чем до войны: варьете, кабаре, кафешантаны росли как грибы, вместо обычных трактиров там и тут сверкают огнями рестораны.
Только каждая компания и каждая парочка взахлёб обсуждает события на фронтах, отношения с союзниками, дальнейшие перспективы боевых действий. Что ж, так же взахлёб прежде обсуждалось открытие целой серии новых памятников: доктору Гаазу, Ивану Фёдорову. Вон, о Гоголе сколько спорили в позапрошлом году: не слишком ли мрачен, да вяжутся ли к нему фонари со львами. А в конце прошлого века незабываемое «Прибытие поезда» наделало много шуму и довело множество чувствительных особ женского пола до истерических припадков…
Разношёрстного люда и непривычных говоров в Москве стало больше: беженцы из западных областей. Но приезжих и раньше хватало, Москва всех приспосабливает к делу.
А вот кого не встречалось прежде на улицах — калек в линялой военной форме и заношенных повязках — недолечившихся, слабых, бледных. Жутко, когда глаза забинтованы, и человек медленно двигается вперёд, беспомощно водя палочкой перед собой. И ещё: иной раз наткнёшься на скорбный взгляд женщины в толпе. Смотрит отрешённо, будто внутрь себя, и чувствуется, что несёт непосильную ношу. То ли потеряла близкого человека, то ли недавно проводила на войну, и ей невмочь ждать вестей. А то вдруг полоснёт по тебе жестокой, злой завистью, смешанной с тяжёлым недоумением: почему вот этот — молодой, здоровый, неказистый — мирно коптит небо в Москве, а мой — там?!
Из родственников был мобилизован пока только зять. Тот в молодости служил по воинской повинности и теперь подлежал призыву в действующую армию, несмотря на малолетних детей. Поле и с детьми не везло: в живых у неё пока оставались лишь двое. Василий же некогда удачно избежал призыва по достижении двадцатилетнего возраста благодаря тому, что оставался единственным кормильцем матери и брата, как раз тогда последний год ещё считавшегося малолетним. В результате он стал ратником ополчения второго разряда и мобилизации пока не подлежал, что было просто счастьем для его большой семьи.
Николаю очень хотелось обсудить непонятную и сложную войну с Алексеем, но тот уходил от обстоятельных разговоров. Чувствовалось, что товарищ сам ещё не уверен, какой точки зрения держаться и даже к свободной дискуссии пока не готов.
Тем неожиданнее прозвучало из уст Алексея вскоре:
— Я возвращаюсь к своей инженерной специальности. Нынешняя война такова, что применение новейших технических достижений играет в ней ключевую роль. Это относится, в том числе, и к фортификации, и к устройству железнодорожных сообщений. Инженер на такой войне нужен не меньше, чем солдат. Я права не имею остаться в стороне.
— Что твой батюшка скажет? — только и вымолвил Николай, видя решимость друга.
— Я переговорил с ним. Отец поддержал моё решение.
Николай догадался: совет Алексей Кондратьевич, в первую очередь, держал не с батюшкой своим, а с ложей. Молча кивнул. Он если и не смог бы облечь в слова, то определённо чувствовал, что Алексею необходимо серьёзное мужское дело, чтобы после слабости и болезни вернуть уважение к самому себе.
Жаль, что друг не пробыл полугода в Москве и снова уезжает. Другими друзьями Николай в Москве не обзавёлся. Он легко привык быть один и компании для развлечения не искал. С Извольским было интересно общаться. Тот обладал обширными познаниями и на каждом шагу невольно показывал Николаю примеры ясного мышления, основанного на систематичности и логике. Тревожно, что Алексей станет военным. Мало ли куда направят! Какие опасности таятся на пути военного инженера? С другой стороны, для Алексея хорошо, что он отвяжется, наконец, от отцовского строгого пригляда, заживёт по-своему.
Сам Николай всё чаще подумывал об устройстве собственной жизни. Учёба его подходила к концу: он уже прослушал большую часть курсов, которые для себя наметил.
Открылась новая мануфактурная лавка. Дорогая, наверное: место бойкое. Но Николай заглянул. Выбор большой; решил познакомиться с товаром. Надо же, как обычно, запастись отрезами: сестре и невестке — на выходные платья, племянникам — прочные ткани с веселой расцветкой. Времени до отпуска и встречи с близкими было ещё навалом: только осень кончалась, но Николай всегда начинал подыскивать гостинцы заранее: сравнивал, обдумывал, однако потом брал, как правило, то, что сразу приглянулось.
Покупателей в лавке хватало. Это устраивало Николая: он не любил, когда вокруг суетится приказчик — только отвлекает. Тут приказчик буквально разрывался на части между теми, кто желали его помощи в выборе товара, и не успевал навязывать своих услуг.
Скоро Николай наткнулся взглядом на неприметную девушку, которая так же тихо, как он, переходила от одного куска ткани к другому, всматривалась в рисунок, ощупывала со знанием дела. Именно так! В движениях её рук, когда они касались ткани, было что-то профессиональное. В остальном — девушка как девушка: худенькая, среднего роста, тёмные волосы выбиваются из-под платка, по-московски небрежно накинутого на голову, глаза, кажется, тоже тёмные; не красотка — не уродина. Николай подошёл и попросил помочь ему разобраться с качеством сатина: прослужит ли долго, останется ли слишком жёсток после стирок. Девушка удивилась: отчего к ней обратились с подобной просьбой, но охотно взялась помочь.
Из лавки молодые люди вышли вместе, так ничего и не купив. Николай выяснил, что девушку зовут Таня и она разбирается в тканях, так как её дядя содержит лавку, где одно время торговали и текстилем. Таня работает в дядиной лавке и тяготится этим, но уйти не решается. Ей некуда идти: она — сирота давно, дядькина семья вырастила её, хоть была неласкова с племянницей. Дядька до сих пор иной раз прикладывал Таню тяжёлой рукой. Но об этом Николай узнал позже.
Девушка вела себя и общалась несколько скованно, словно замороженная. Но у неё была
