Андрей Костин - Канатные плясуны
- Ну, выйдем мы отсюда, навестим ребят в больнице, а дальше что? спросил Ренат, похожий в этот момент на слона в зоопарке. - Где документы из сейфа мы не знаем, мы их не брали, клянусь...
- Но ведь о том, что вы их не брали, тоже никто не знает.
- И что?
- После сообразим, - Адидас почесал грудь через спортивную куртку. Одно знаю - если я не приму душ в ближайшие час - полтора...
* * *
Солнечный зайчик чувствовал себя полным хозяином. По стене он сполз на серую подушку со штампом медицинского учреждения, дотронулся до обритой макушки, некоторое время задержался у виска, будто собираясь сыграть в русскую рулетку, а потом лениво перевалил за бровь - и прямо в глаз.
Дима застонал и приподнял веки. Болело не простреленное плечо, болело все - и сердце, и легкие, и даже желудок - в общем, то, что называется ливером, определил собственное самочувствие Дима.
Ливерная колбаса - собачья радость. А чему тут радоваться? Лишь тому, что дешевая...
Рядом сидела медсестра и читала какие-то бумаги. Она не заметила, что он очнулся. Из-под белой шапочки у медсестры торчала туго заплетенная косичка.
Дима провел языком по потрескавшимся губам и решил, что стоит произнести:
- Сестра, пить...
Прозвучит смешно.
- Девушка, что вы читаете? - спросил он, на удивление себе слабеньким голоском.
Она встрепенулась, отбросила исписанные страницы на тумбочку и склонилась над ним.
Дима видел неясно, словно через забрызганное из-под колес лобовое стекло. Черты лица медсестры показались ему знакомыми.
- Дже... Джессика - ты? - уточнил он несколько неуверено.
- Меня Евгения зовут, - неожиданно серьезно поправила она.
- Можно - Женя. И - Женька, тоже можно...
- Постараюсь запомнить...
- Не строй из себя умирающего, - возмутилась она прежним тоном. - Пуля прошла навылет, кость не задета, ты даже на скрипке сыграть скоро сможешь.
- Надо же, а раньше не мог.
- Старый анекдот, я знала, что ты так ответишь.
- А что ты только что читала?
Она осторожно взяла с тумбочки рукопись и поднесла к его лицу так близко, что он вообще ничего не мог рассмотреть.
- Что это? - переспросил он.
- "Лестница".
- Какая еще лестница?
- Ты что, не помнишь, чего сам написал? Это же твой рассказ!
- Как тебе в руки попал мой рассказ?! - возмутился Дима.
- А я стащила. Стащила из твоей сумки, еще на привале в лесу.
- Зачем?
- Хотела выгодно перепродать, - она засмеялась. - А если честно, из любопытства.
- Любопытство кошку сгубило, - тихо сказал Дима.
- Какую такую кошку? У которой девять жизней. Мне бы и двух хватило.
- Ладно, - Дима вдруг расслабился, - Мне не жалко. Читай, а когда дочитаешь, выкини.
- Похоже, мои худшие подозрения подтвердились, - заметила Джессика.
- Чего тебе еще? - Диме захотелось снова отрубиться.
- Я вот читала и гадала: то ли ты романтик, то ли очень слабый человек. А теперь я вижу - ты слабый...
- Станешь слабым, когда тебя продырявят.
- А я надеялась, что ты - романтик...
- Я просто ошибся. - солнечный зайчик замер на его губах, вроде тоже прислушиваясь. - Всего один раз. Однажды в жизни был молодым и глупым, и вдруг решил, что могу сделать такое, чего - никто другой. И у меня получилось получилось написать все это. Вместо того, чтобы зарабатывать кучи денег, делать детей, сажать деревья или строить дома, я сидел по ночам, пил водку и переводил свои мысли в буквочки... "Срезал", блин, дорогу к счастью.
- Обычно у писателей отвратительный почерк.
- Со временем я научился пользоваться пишущей машинкой, а вскоре и компьютером.
- Так в чем же твоя ошибка? - А все, что было главным, оказалось ерундой. Пойми, потрать я те же самые силы, время и здоровье на что-то другое, я бы... - тут он поднял руку и сжал пальцы, словно надавил на клизму - Я бы ЭТО - осязал... - и застонал от боли в простреленном плече. - А теперь каждая домохозяйка вместо того, чтобы управлять государством, становится писательницей, стоит ей только попробовать себя чисто в писании... И чисто читатель конкретно хавает, без базара, ведь это для лохов Страдивари скрипки делал, а для правильных пацанов - барабаны.
- А почему ты не стал делать барабаны?
- Я - неправильный пацан.
- Такой единственный? В смысле - уникальный? Может, тех, для кого скрипки делают, не так уж мало?
- Только они моих рассказов не читают, - Дима наигранно засмеялся.
- Я-то прочитала. Или тебе и этого мало?
- Дети бы росли, дома бы строились, а деревья плодоносили яблоками, а на худой конец сливами. И по ночам мне бы снились не ужасные морды, а осенний лес с опятами на каждом пне... И даже во сне я бы чувствовал запах прелых листьев.
- Тебе нужен Фрейд. Я знаю такого человека.
- Больно много ты знаешь для "плечевой". Включая Фрейда.
- Не все родились "плечевыми". Некоторые вынуждены были ими стать.
- Прости.
- Братан, заметано. Продолжай исповедоваться. Полегчает, как после поноса.
- Циничная ты девка. Циничная и кислая, как лимон. - А тебе хочется малинового варенья? Чтобы пропотеть?
- За что ты меня ненавидишь?
- Нытик. Нытик - это хуже всего. Ты - писатель, ты ведь приехал чтобы, как я слышала, заключить договор на постановку своей пьесы. Представь! Я - с шоферней всю оставшуюся жизнь. Сейчас, пока молодая, меня трахают. Чуть позже начнут издеваться. А закончу я в канаве... А ты - ноешь тут... А твои произведения читают люди... И плачут... и смеются... Да при чем здесь я! Вспомни, с чего началось? Этого богатенького Трупина замочили. И что останется от его трупа после кремации?
- То же, что и от любого другого трупа.
- Дурак, после тебя останутся люди, которые прочитали то, что ты тут написал. Пусть даже ты написал полную ерунду.
- А после Трупина остались ценные бумаги, из-за которых нас сейчас гоняют, как зайца по полям. О-очень ценные бумаги. А моими книгами... давно уже, в лучшем случае... Хотя... Мне столько хотелось им всем рассказать...
- Больной, вам не стоит волноваться, - вдруг оборвала его Джессика официальным тоном. - Лучше я вам почитаю, а вы постарайтесь заснуть... - и взяла с тумбочки рукопись... - Я бы променяла ценные бумаги, вдруг бы они у меня оказались, на эту писанину.
- Домик у ручья, созрели вишни... - совсем неслышно, как в бреду, пробормотал Дима. - Семейная фотография в рамочке на столе... Новогодний салат оливье с "докторской" колбасой и домашние махровые тапочки, которые приносит старая толстая ротвейлерша. Грамота и Нобелевская премия мира в придачу. Автомат Калашникова, первый спутник, человек на Луне, атомная бомба в Хиросиме... Родоский Колос, пирамиды Хеопса... И триста лет граненому стакану.
* * *
- Ты предпочитаешь ванну с солью из Мертвого моря или просто ароматическую? - появившись из ванной комнаты, "Робин Гуд" потряс банкой с сиреневым порошком, которую обнаружил на полке.
- Что ты мне порекомендуешь?
С тех пор, как их "чудодейственно" выпустили из тюрьмы при содействии мужика в спортивном костюме по кличке Адидас, а после еще и поселили в гостинице, в номер "люкс", он стал необыкновенно возбужден и крайне предупредителен.
Может, на его поведение влияло еще и то, что в коридоре гостиницы, поочередно сменяясь, дежурили охранники.
- Служба собственной безопасности, - пояснил коридорный, проводив их до дверей "люкса".
- Собственной - в смысле чьей? - уточнил тогда Ренат.
- Вы - почетные гости хозяина, - пояснил коридорный. - Вам - полагается.
- Что же тогда хозяин предпочитает в тюрьме прятаться, а не за спинами собственной безопасности?
Коридорный ничего не ответил и даже не стал дожидаться чаевых.
- Так какая ванна лучше? - любопытствовал теперь "Робин Гуд". Мне бы хотелось успокаивающую, а не бодрящую...
- Какая, на хер, ванна! - взревел Ренат. - Ванна - шманна. Ребята, друзья мои загибаются, их спасать надо.
- Вы, татары, степные жители. Все равно, что бедуины. Вы мыться не любите. Поэтому ваши женщины бреют себе волосы на теле... - начал "Робин Гуд" и тут увидел занесенный кулак. - Да ладно тебе, - попытался утихомирить Рената, все уже сделано. Корешей твоих на ноги поставят, Адидас пообещал, сам видишь, какие у него связи. Ты бери пример с меня, отдыхай, в ванне понежься, после массажик... Я тут в телефонном справочнике видел список услуг - массажистка имеется. Я, например, тайский - ненавижу. На кассете видел, как у них это делается. На фиг надо меня сиськами мыльными щекотать... А после подумаем, как ситуацию разрулить. И если хорошо подумаем, умно подумаем, может, ни тебя, ни меня не убьют в результате. Включая друзей.
* * *
Сержант чувствовал себя йогом, перед взором которого течет мутная река. После того, как застрелили капитана Комарова, дядю Колю, а он, сержант, поклялся отомстить, и прошлое, как и будущее, перестали существовать, а собственная жизнь поимела смысла не больше, чем плывущее по воде перышко болотной птицы кулик.
Прежде всего он добрался до дома и переоделся. Сверяясь по часам, поужинал вместе с мамой. Он знал - прежде, чем его спохватятся, пройдет не менее часа. Пятьдесят минут, постановил он для себя.