Светлана Алешина - Моя опасная леди (сборник)
— О господи! — закатила глаза Галина Сергеевна. — И это я должна напоминать тебе о твоей затее! Ирина, напряги извилины: армейский друг, который подруга, ну?
— О, извините, — смутилась я. — Это пироги Людмилы Ивановны так плохо повлияли на мои умственные способности.
— Ты еще скажи, что любой творческий человек должен быть злым и голодным, а не только поэты, — съехидничала наш главный режиссер.
— Нет, наверное, только телеведущие, вроде меня, — я буркнула последнюю отговорку и обратилась заговорщицки к Косте: — Скажи, а твоя армейская подруга надолго приехала?
— Да, у нее в Тарасове довольно много дел, так что две-три недели она здесь пробудет.
— Замечательно, — мурлыкнула я с выражением хищной кошки, заметившей дичь. — А ты мог бы привести ее завтра к нам в студию?
— Могу, — пожал плечами Костя, — а зачем?
— Хочу пригласить ее поучаствовать в нашей передаче. Как ты думаешь, она согласится?
— Понятия не имею. Вообще-то Катя не очень любит публичность…
— Это поправимо, — махнула я рукой. — Ты только приведи, а уж я постараюсь ее уговорить.
— Хорошо, Ирина Анатольевна, до завтра.
— До завтра, Костя.
Я наконец-то выбралась из машины вместе с Галиной Сергеевной, которая всю дорогу до нашего кабинета рассматривала меня как редкий музейный экспонат и не бросила своего занятия даже после того, как мы расселись каждая за свой стол.
— Галина Сергеевна, — не выдержала я, — у меня что, прическа не в порядке?
— Все у тебя в порядке, — вздохнула она. — И даже более чем… Я вот смотрю на тебя и думаю: ведь не хотела я связываться с твоей военной передачей, как бог свят не хотела, а не выдержала. Веревки ты из людей вьешь, Ирочка.
— Разве? — немного рисуясь, переспросила я. — Ничего такого я за собой не замечала.
— А тебе и не надо замечать, само собой все получается. Ладненько, я так понимаю, что теперь, когда героиню ты практически нашла, передача с Людмилой Ивановной тебя больше не занимает, а потому ложится целиком и полностью на наши с Лерой хрупкие плечи?
— Ну почему же? — возмутилась я. — Про старушку мы все доделаем вместе, а с Костиной подругой я встречусь завтра, пока Павлика не будет, и постараюсь договориться на следующую неделю. Все пойдет по графику.
— Да? — скептически осведомилась Галина Сергеевна. — Ну-ну, твоими устами да мед бы пить, а вот мое сердце чует, что все пойдет кувырком.
— Перестаньте, — отмахнулась я, — зачем вам лавры Кассандры? Что будет, то и будет.
— Фатализм, знаешь ли, тоже не всегда к добру приводит, — парировала Галина Сергеевна.
— Но и плохое тоже видеть не обязательно во всем, когда можно найти что-то и хорошее. Например, до конца рабочего дня осталось всего два часа.
— И что из этого следует? — поинтересовалась до сих пор молчавшая Лера.
— Только то, — ответила я, — что можно успеть уже сегодня довести до ума сценарный план передачи с Перовой, чтобы завтрашнее утро было целиком и полностью свободным.
— Вот об этом я и говорила, — ехидно отметила Галина Сергеевна. — Начинается гонка, хотя сегодня всего-навсего понедельник.
— Лично у меня, — снова вмешалась Лера, — он начался еще в субботу. Так что я не против поработать в темпе.
— Вот и отлично, — резюмировала я.
Таким образом, за оставшееся от рабочего дня время мы успели сделать все намеченное мною и даже более того: бесценной Галине Сергеевне удалось изловить шефа и этот план утвердить. Теперь можно было с чистой совестью отправляться по домам, что мы и сделали. Я снова пошла пешком, полной грудью вдыхая влажный, почти весенний воздух. Даже как-то не верилось, что зима еще может вспомнить о том, что февраль по праву принадлежит ей, и отыграться на жителях Тарасова морозами и снегопадами. Понедельник прошел для меня настолько удачно, что я готова была любить весь мир, а особенно одного человека — своего милого Володю. Домой я сегодня возвращалась без опозданий, поэтому вполне могла побаловать мужа собственноручно приготовленным ужином, например, его любимыми блинчиками. А что? Вот приду и приготовлю.
— Володенька! — позвала я, открывая дверь и входя в прихожую. — Я дома!
Полная тишина была мне ответом. Странно, в это время муж должен был возвратиться с работы. Более того — на кухне, в ожидании любимой жены ему полагалось старательно изводить продукты питания в попытке приготовить что-нибудь более-менее съедобное. Где же его, интересно, носит?
Я сняла пальто и сапоги и прошла в комнату. На журнальном столике обнаружила записку, прислоненную к коробочке с моей орхидеей. Текст был следующим: «Ириша, меня припрягли принимать пересдачу у вечерников, поэтому буду поздно. Целую, Володя».
Вот так-то! Целует он меня, видите ли. А мне с этих виртуальных поцелуев, между прочим, не холодно и не жарко, я предпочитаю целоваться в реальном мире.
Раздражение мутной волной толкалось в затылок. В кои-то веки я пришла домой вовремя с мыслями о вкусном ужине для мужа, а его нет. Я плюхнулась в кресло и взяла в руки коробочку с цветком, надеясь, что раздражение угомонится от созерцания этого ботанического чуда. Умом-то я понимала, что не права, но сознание собственной неправоты вовсе не способствовало улучшению настроения. Где-то на краю сознания уже начинался злобный внутренний монолог на тему вечной неправоты женщин, несчастных, угнетенных и обиженных. С этим безобразием нужно было срочно что-то делать, иначе по возвращении уставший муж рисковал обнаружить в квартире не любимую жену, а кошмарную фурию, мечтающую не накормить главу семьи, а разбить о его голову пару-тройку тарелок.
Я решительно вернула на столик коробку с цветком, гордым своей в данный момент бесполезной красотой, нашарила пульт от музыкального центра и нажала клавишу «плей», памятуя о том, что с утра в дископриемнике остался сборник моих любимых классических произведений. Вместо ожидаемых скрипок или органа в уши мне ударил рев электронной какофонии и истеричный голос, надрывно вопящий с интонациями жертвенного козла.
Боже мой, что это? Не помню, чтобы у нас в фонотеке было хоть что-то подобное, откуда это взялось? Неужели Володя купил? Никогда не подозревала, что ему может нравиться такое. Неужели я так плохо знаю своего мужа? Нелепые мысли метались в моей бедной голове, а уши разрывала кошмарная музыка. Я сидела, не в силах шевельнуться, пока композиция не закончилась, а с первым мгновением тишины судорожно принялась давить кнопку «стоп», словно боялась не успеть. Потом какими-то крадущимися шагами подошла к музыкальному центру и оглядела его окрестности в поисках упаковки от злосчастного диска.
Ее я обнаружила сразу же: стандартная коробочка для компактов, на аляповатом вкладыше которой змеилась дарственная надпись: «Любимому преподавателю от преданной студентки ко Дню святого Валентина». Ох! Меня так потрясла мысль о том, что мы все на студии с этим мужским днем совсем забыли о недавно прижившемся в России празднике всех влюбленных, что я сначала даже не обратила внимания на смысл дарственной надписи.
Я понеслась в прихожую, выудила из своей рабочей сумки блокнот и ручку и принялась строчить дополнения и изменения к сценарному плану. Так как наша программа выйдет сразу после Дня святого Валентина, то будет просто замечательно несколько потеснить бонсай, уделив внимание семейному счастью всех поколений Перовых, начиная с патриархов и заканчивая достигшими возраста первой любви внуками. Красота! Надеюсь, Галина Сергеевна все это одобрит. Все равно материалов мы пока отсняли немного.
Я удовлетворенно поставила жирную точку в конце своих заметок, радуясь тому, что озарение настигло меня вовремя. Настроение исправилось, с таким не грех и за стряпню приниматься. Вот только переоденусь…
Когда я застегивала последнюю пуговку халатика, на глаза снова попалась злосчастная упаковка. «Любимому преподавателю…» Так-так-так… «…от преданной студентки…» Интересно, а где происходило вручение этого подарка? Прямо в нашей квартире? А потом совместное прослушивание оного подарка? И где сейчас мой муж на самом деле? Так-таки экзамены принимает? У кого? У той самой преданной студентки?
Не помня себя от ярости, я, как была в халате, кинулась в прихожую, впрыгнула в сапоги и напялила пальто, не очень соображая, что собираюсь делать, и рванулась к двери. Неожиданно подвернувшийся каблук помешал мне выскочить из квартиры, так как я упала и больно ударилась коленом. Боль способствовала отрезвлению. Ну и куда я собралась и на кого буду похожа, когда влечу в университет в таком виде? Да уж, конечно, не на звезду местного телевидения.
Я поднялась с пола, сняла пальто с сапогами и вернулась в комнату. Нет, так нельзя, я все сама выдумываю, Володя любит меня больше всех на свете и ничего подобного никогда не совершит. Но, один раз подняв голову, змея ревности не собиралась легко успокаиваться. Она продолжала пялиться на меня своими холодными глазами и ехидно дразнить раздвоенным языком. Я поняла, что успокоиться не смогу, пока не увижу мужа, а дожидаться его, сидя дома, у меня нет сил.