Оксана Обухова - Боже мой, какая прелесть!
Вооруженные, храбрые и недоумевающие. То, что нам надо. Вопрос о котике повис в воздухе, о проводимых охранных мероприятиях мужики на пару секунд забыли, так как пялились на мою приоткрытую в атласе грудь.
Я придала личику выражение с фотосессии «глупышка обомлела от выбора мороженого», приосанилась немного и уточнила ориентировку:
– Рыженький такой. Борей зовут. Как бы…
Парни опомнились, переправили чуть выше бесстыжие очи и уставились в мои фарфоровые от глупости глаза. Тот, что был с пистолетом, задал встречный вопрос:
– Соседи где?
– На даче, – промурлыкала я и заложила выбившуюся прядку за ухо. От движения взметнувшейся вверх руки грудь волнующе всколыхнулась, и парни опять на некоторое время забыли о соседях. Отупели секунды на четыре и в унисон сказали:
– Кхм.
– Ничего подозрительного рядом не видели? – хрипло спросил мужик с автоматом.
– Ой! – взволнованно придыхая, пустилась я. – Как же, видела! Как раз перед вашим приездом!
Аттракцион «сверкающий кретинизм» набирал обороты. Зрители немели от восторга и следили, как шевелятся пухлые перламутровые губы и возвышенно колышется грудь в бюстгальтере второго размера.
– У меня как бы кот пропал. И подруга запропала. Я как бы на балконе стояла… вниз смотрела. Боря, Боря, кис-кис-кис!..
– Не отвлекайтесь, – сурово пробасил «пистолет».
– Ах да. Так вот, стою я как бы, вниз смотрю… А перед тем, как вы приехали, от подъезда пробежал мужик в бейсболке. Пробежал, постоял в кустах… – Я для доверительности выпучила глаза и прошелестела звенящим от безмозглости шепотом: – Думаю: а чего ему там нужно? Неужели ждет кого-то, подкарауливает?! Ну, думаю…
Прилежные размышления блондинок в атласных халатах милицию интересуют мало.
– Куда пошел мужчина? – перебил «пистолет» начальственным тоном.
– Так, как бы туда. Я прочертила лапкой в воздухе неопределенную дугу.
– Куда – туда?! – взревел мужик.
– Так в машину сел.
– В какую машину?!
– Ой, да пойдемте покажу! Заодно и котика поищем. Боря, Боря, кис-кис-кис!
И не дожидаясь милиции, цокая по плиткам пола великоватыми Риткиными пляжными шлепанцами – глупее не придумаешь, с огромными ярко-желтыми подсолнухами на синем фоне, – отправилась к лифту.
– Синцов, останешься здесь, – приказал «пи столет» «автомату», – я с девушкой. Проверю.
В лифте я безостановочно стрекотала о том, как тяжело живется незамужней девушке, воспитывающей двух половозрелых котов. Они, обормоты, гуляют ночи напролет, а ты тут волнуйся, переживай…
Если утром этого славного старшего лейтенанта кто-нибудь спросит, как прошло дежурство, он, безусловно, ответит: встретил дуру, умеющую только губами шлепать. Глупость и два кота в мозгах.
Лифт подъехал к первому этажу, дверцы приоткрылись, я прочертила затянутым в атлас животиком по бронированному милицейскому корпусу и, выйдя на площадку, мурлыкнула:
– Вы такой… внушительный мужчина… Это что-то!
Внушительный мужчина запнулся о крошечный лифтовой порожек и чуть не въехал фуражкой в противоположную стену.
Я поняла, что с нежностями пора заканчивать. Впечатление я о себе оставила достойное, а на улице лейтенант мне нужен в полном адеквате.
Милиционер обогнал меня на широкой лестнице в парадном, первым вышел на улицу и, уточняя, поинтересовался:
– В какой стороне стоит машина, в которую сел замеченный вами мужчина?
– Та-а-ам… – Я взмахнула перстами, указывая на противоположный конец двора.
– Хорошо, – прищурившись в темень, отозвался старший лейтенант.
Патруль был местный. И так же как и я, был прекрасно осведомлен: уйти из этого двора на машине невозможно. Милицейский автомобиль привольно расположился напротив Риткиного подъезда и перегородил дорогу. Второй выезд два года назад добрые люди перегородили бетонными шпалами. Аборигены устали смотреть, как через их двор автолюбители огибают пробку на проспекте, и поступили мудро и просто: однажды ночью выгрузили на асфальт две шпалы, сделали вид, что так оно и было, и оставили двор с единственным выездом.
Деться бандитам было некуда. Развернуться и поехать обратно не получится – мешала машина с мигалкой на крыше. Путь по газонам закрывала плотная шеренга ночующих у обочины машин.
Старлей сделал какой-то знак в сторону своей машины (истолковала его двояко, то ли он сообщил, куда выдвигается, и требовал поддержки, то ли предлагал бдеть тщательнее), схватила его за рукав и простонала:
– Ой, мамочки! А вон и Ритуся! На лавочке лежит. Господин капитан, вы не поможете мне ее до мой донести, а?
Старлей, одним махом произведенный в капитаны, на лесть не повелся.
– Позже, – сказал бескомпромиссно. – Пока жите, где стоит машина.
Машина бандитов, которую я заметила сквозь ночную, пробитую фонарями листву, наверняка поменяла дислокацию. Успела съездить до шпал и притвориться «заночевавшей» в другом месте.
– Пойдемте, – обреченно согласилась я и безынициативно потопала в другой угол огромного двора. Прикрываемая спереди спиной в бронежилете, устало равнодушная.
Я четко понимала, что автомобиль старлею вряд ли укажу в точности. Но разыскать даже в темноте машину, полную пассажиров, представлялось возможным. Мне было совершенно наплевать, как поступят со злоумышленниками милиционеры: проверят документы и оставят в покое или надают по шее и увезут с собой. Мне главное – Ритусю в безопасности доставить до квартиры и не сболтнуть лишнего. Заподозрить в блондинке с атласной грудью коварный расчет было бы совершенно немыслимо. Я выглядела наивной свидетельницей без всякой задней мысли, шагала через двор и нудно причитала: «Помогите мне подружку донести, она вообще-то не пьет, но сегодня у нее душевный кризис…»
Старлей мрачно соглашался и на ходу расстегивал кобуру…
Не знаю, что напугало бандитов: мое ли сопровождение милиции в ночном рейде или жест лейтенанта, расстегнувшего кобуру недрогнувшей рукой. Но за последовательность дальнейших событий я не отвечаю, поскольку вовсе их не запомнила.
Кажется, сначала над нами пронеслась автоматная очередь. Но с другой стороны, когда она пронеслась, я, кажется, уже валялась на земле.
Скорее всего, старший лейтенант заметил, как из открывшейся автомобильной дверцы показался автоматный ствол, и успел отшвырнуть меня в сторону лавочек. Но возможно, вначале ударила над головой очередь, а уже потом я покатилась к лавочкам… Не помню.
Достоверно в памяти остались только вкус и запах пересушенной московской улицы. Я валяюсь под обстрелом, вжимаюсь носом в жухлую траву и дышу песком и пылью. Старлей возится рядом и пытается одновременно пинком ботинка закатить меня под лавку, достать наконец пистолет из расстегнутой кобуры и увернуться от фонтанчиков пыли, взметаемых пулями.
Не видела, как ловко у него получились два последних дела, но я под лавочку так и не попала. Старлей матерился и катался по земле как ненормальный. Его бронированный торс прикрывал меня от пуль, я тихонько повизгивала и вспоминала маму, папу, Бога и бывшего тренера Ирину Игоревну, говорившую после каждой тренировки: «Не гуляйте, девочки, допоздна, Москва место небезопасное».
И уже совсем было простившись с жизнью, вдруг услышала, как от оставшихся в машине товарищей лейтенанта (или второй мужик успел с пятого этажа на подмогу кубарем свалиться) по бандитской машине ударила ответная автоматная очередь.
Бандитский автомат зло огрызался, но пули уже летели не по двум беззащитным мишеням на земле, а били по милицейской машине с мигалкой.
Гром битвы оглушал. К грохоту автоматных очередей присоединилось резкое тявканье пистолетных стволов, заряды попадали в припаркованные автомобили, те разражались громкоголосыми сиренами, крошилось стекло, с обеих сторон неслись матерные выкрики…
И тут бандитская машина пошла на таран. Бандиты решили прорываться через двор. Могучим кенгурятником джип впихивался в, казалось бы, широкую щель между двух машин… Железо рвалось и гремело. Джип бил по капоту и бамперу, гудел натужно…
Выстрелы смолкли как-то одномоментно. Кто-то из вооруженных милиционеров пробрался вдоль припаркованных машин, ударил по джипу прицельной очередью, и тот замер, рыдая громким, режущим слух клаксоном.
Погибший на месте водитель придавил грудью руль, и пока его не отодвинули, машина, жалуясь, ревела.
Довольно грубая мужская длань рывком перевернула меня на спину и принялась ощупывать.
– Не ранены? Все цело?! – озабоченно бормотал старлей и без всякого намека на эротичность шарил по утянутому в запыленный атлас телу.
– Нет, не ранена, – всхлипнула я. – А вы?
Откинувшись от меня, лейтенант сел на траву, оперся спиной о лавку и подтянул перебитую ногу, зажимая ладонью пульсирующую кровью рану.
