Лин Гамильтон - Этрусская химера

— Да, Сильвия говорила, что он должен приехать. Однако его не было в Италии, когда умер Антонио. Так, во всяком случае, утверждают газеты. Интересно, можно ли установить, кто из репортеров написал заметку о смерти Антонио. Я не помню, кто именно это сделал, однако найти будет не слишком трудно.

— Вырезка лежит передо мной, — сказал Сальваторе. — После нашей вчерашней беседы я проглядел все газеты за последние дни. Пожалуйста, не отключайтесь, и я назову вам имя но меньшей мере одного из них. Джианни Вери, — произнес он спустя какую-то минуту.

— Тот же самый, что писал статью о гидрии и аресте Лолы, — заметила я.

— По-моему, вы правы, — проговорил Сальваторе. — И уже поэтому он мне не нравится.

Найти Вери мне удалось не сразу. Я посетила редакции газет, в которых он публиковал свои заметки, и узнала, что он является вольной птицей. Я сказала его коллегам, что хотела бы отыскать его и заказать статью, и после нескольких минут обаяния, — в той мере на которую я способна, — кто-то сжалился надо мной, а может быть, и над Джианни, учитывая то, что мне предстояло узнать, и назвал мне его телефонный номер. По номеру я узнала и адрес.

Офис Вери — комнатушка, размером не больше шкафчика для метлы — располагался на третьем этаже не имеющего лифта дома, находившегося в достаточно неприглядной части города. Имя его было набрано на двери шелушащимися золотыми буквами, и, когда я вошла, ему пришлось встать и закрыть дверь, чтобы я могла обойти стол и сесть. Я сказала ему, что занимаюсь торговлей антиквариатом и издаю бюллетень, в котором регулярно публикуются статьи знатоков на темы, интересные для коллекционера, а пришла к нему потому, что увидела его заметку о бизнесмене, вывозящем древности из страны прямо под носом полиции, и мне захотелось ее перепечатать. Он казался польщенным.

— Простите, что ввалилась без предупреждения, — сказала я ему. — Однако ваша статья очень заинтересовала меня. Я решила, что вы действительно знаете, о чем идет речь. Я попыталась связаться с вами по электронной почте, — добавила я. — В адресе значилось Вери.

— Тогда все понятно, — проговорил он. — Там стоит Вейи, а не Вери. Глупо с моей стороны выбирать адрес, так похожий на собственную фамилию. Вот все и путают. Вейи — так назывался один из этрусских городов-государств.

— Как Цисра, — сказала я, вспомнив Годара, — или Велатри.

Он удивился.

— Именно. Вижу, вы изучали культуру этрусков. Простите, как ваше имя?

Я назвалась, положив перед ним свою визитную карточку.

— Синьора, — проговорил он резко изменившимся тоном. — Боюсь, что ваш визит оказался напрасным. Я — серьезный журналист, а не поденщик. Я не пишу статей для коммерческих бюллетеней. Спасибо, что заглянули.

Он поднялся из-за стола и открыл дверь, что мог сделать, даже не шевельнув ногами. Я сбежала вниз по лестнице, достала сотовый телефон и набрала номер Сальваторе.

— Добавьте к списку Джианни Вери, — попросила я.

— Уже добавил, — ответил Сальваторе. — Как только вы заметили, что написал обе статьи именно он, я позвонил своему приятелю журналисту. Вери находился на подъеме всего два года назад. Как сказал мой друг, он вот-вот должен был стать редактором. А потом он написал направленную против Лейка статью. Помянул слухи о Бренди и ее женихе. Лейк отреагировал немедленно. Вери потерял работу. Все считают, что Лейк заткнул Вери рот. После этого Вери никто не задевает, потому что не смеют, но и работы не дают. Не знаю, как ему живется на вольных хлебах.

— Совсем неважно, — заметила я. — Ваше напоминание о Бренди и Тасо навело меня на мысль заново посмотреть все файлы, которые я проглядывала, когда разыскивала Лейка, чтобы проверить, не пропустила ли я чего-нибудь. Я позвоню вам завтра в обычное время.

Я действительно кое-что пропустила. Сделать это было несложно.

Снимки Бренди и несчетных белых роз возле гроба Тасо заворожили меня. На фото присутствовали еще три женщины: Бренди, женщина под вуалью, названная матерью Тасо, и еще одна — тетка Тасо. Звали ее Анна Карагианнис, и в момент нашей последней встречи она угощала меня лимонным пирогом в квартире Кроуфорда Лейка.

Я позвонила в Англию.

— Попросите, пожалуйста, Альфреда Мондрагона, — сказала я.

— Простите, но это невозможно. Альфред находится в недельном отпуску. Говорит его помощник Райен Макгиллрей. Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

— Надеюсь на это, Райен. Я недавно говорила с Альфредом и надеялась застать его еще раз. Потом мы с вами, кажется, встречались на аукционе в Берлингтон Хауз. Говорит Лара Макклинток.

— Да, похоже, я помню вас, — проговорил он.

— Райен, ко мне обращался агент по имени Пьер Леконт или Леклерк. Возможно, я ошибаюсь в имени. Он располагает интересующей меня картиной. Он сослался на мистера Мондрагона.

— Ни в коем случае! — произнес Райен. — Альфред будет в ярости. Прошу вас ни в коем случае не иметь дел с Леклерком или Леконтом, не знаю, как его правильно называть. Меня не удивит, если у него окажется несколько имен. Это мошенник.

— Я никому ничего не скажу, — пообещала я, — но какие у вас есть основания для подобного утверждения?

— О, это совершенно ужасный человек. Знаете, он несколько месяцев проработал у нас. Альфред допустил крохотную оплошность, и Леконт… Досадно даже вспоминать об этом.

— А что вы называете крохотной оплошностью? — спросила я.

— Альфред приобрел очаровательный греческий кувшин для вина, посчитав, что все бумаги на него оформлены правильно. Однако это было не так. Сосуд был тайно вывезен из Италии владельцем, намеревавшимся продать его в Британии. Бедняга Альфред был утомлен тремя подряд выставками антиквариата и не стал проверять все бумаги, как делает обычно. Все очень просто. Согласитесь, подобное может произойти со всяким. Тут к нему является Леконт, сообщает, что сосуд-то контрабандный и пытается выжать из Альфреда денег. Но Альфред не из тех, кого можно шантажировать. Он обратился к властям, сообщил, что совершил ошибочную покупку, и вернул сосуд Италии. А Леконту он велел сгинуть с его глаз и, не сходя с места, уволил его. — В отместку Леконт попытался договориться с Кроуфордом Лейком. Вы, конечно, знаете, о ком я говорю? О миллиардере, которого давно никто и нигде не видел? Время от времени он пользуется нашими услугами, и Леконт попытался отбить у нас такого клиента. Но Лейк, разумеется, немедленно вычислил его. Если верить всякому жулику, миллиардером не станешь. Он очень скоро избавился от Леконта. Тем не менее это была жуткая ситуация.

— Жуткая, — согласилась я. — Насколько я понимаю, Лейк не такой клиент, которого вы хотели бы рассердить. Я читала про его финансовые достижения. Люди рассказывают о нем неприятные вещи.

— Мы всегда считали Лейка почтенным человеком, — ответил Райен. — Он платит превосходные комиссионные и в личном плане общаться с ним несложно. Я, конечно, с ним не встречался, однако Альфред видел его однажды и сказал, что ему понравился этот человек. А чего можно ожидать от врагов Лейка? Ничего хорошего они о нем не скажут. Могу сказать только, что мы рады иметь такого клиента.

— Спасибо за то, что просветили меня, Райен. Вы спасли меня от жуткой ошибки в отношении Леконта.

— Надеюсь, — ответил Райен. — Это не человек, а свинья.

Я прикинула, что у меня остается еще время на визит в Галерею Розати, расположенную в огромной старинной вилле возле Садов Боргезе. Как и предупреждал Сальваторе, мне пришлось заплатить довольно крупную сумму за вход. Галерея располагалась на первом этаже дома. Для музея она была невелика, однако экспонаты в ней оказались превосходными, в особенности этрусский зал. Я увидела сфинкса, о котором упоминал Сальваторе, и тщательно осмотрела несколько витрин с этрусской керамикой. В музее было тихо: я встретила только женщину с подростком и студента, зарисовывавшего сфинкса. В дальнем конце располагалась дверь с надписью «Кабинет директора». Я вошла и оказалась в небольшой приемной с двумя дверями, в которой не было секретаря. На одной из дверей значилось «Директор»; к другой лентой была прикреплена временная табличка.

Надпись на ней гласила: «Н. Мардзолини».

Великолепно, отметила я. Еще одно имя в общем списке.

Я осторожно толкнула дверь Никола. Она оказалась запертой. Однако в директорском кабинете раздавались голоса, и я решила подождать, чтобы оценить ситуацию прежде, чем вплывать внутрь. Разговор шел по-английски, поначалу негромкий, он начинал набирать обороты. Я уже подумывала о том, чтобы выйти и вернуться через несколько минут, но тут слова начали обретать смысл.

— Видите ли, я бы хотел помочь вам, — сказал голос, на мой взгляд, принадлежавший Розати. — Но дело в том, что вы заплатили за нее очень много, много больше, чем она стоит на рынке. Надеюсь, вы простите меня за такие слова, но вы позволили желанию превзойти Лейка затуманить свою голову. Я говорил вам, сколько она стоит.