Фридрих Незнанский - Инкубатор для шпионов
Президент молчал.
— Или я ошибаюсь, и тогда мотивы его похищения и убийства — чисто уголовные? — добавил Турецкий, и тут же в голове мелькнуло, что сейчас он доиграется и президент предложит-таки ему вести расследование по этому поводу.
Президент, однако, задумался. Потом сказал:
— Один китайский мудрец, Сунь Цзы, написал книгу «Искусство войны». В главе «Использование тайных агентов» он говорит примерно следующее. То, что называют предвидением, не может быть получено ни от богов, ни проведением аналогий с событиями прошлого, ни посредством расчетов. Оно должно быть добыто от людей, знакомых с положением противника. Понимаете меня, Александр Борисович? Александр Филиппович Мелешко прекрасно умел работать с противником. Его должности не имели значения. Он работал только и исключительно на меня. А я работаю на государство. Мотивы его убийства не могут быть уголовными. Это — исключено!
В кармане пиджака Турецкого, как на грех, задвигался телефон — единственный из трех, который он не выключил, непонятно по какой причине.
— Извините, — пробормотал Турецкий, вынимая трубку.
Президент деликатно кивнул, хотя, конечно, это было из ряда вон — в присутствии первого лица государства телефоны звонить не должны.
— Алло?
— Александр Борисович? — сказал знакомый голос. У Турецкого мгновенно пересохло в горле — это был Стасов! — Не отвлекаю ли я вас от важных дел?
— Нет, не отвлекаете, Валентин Семенович.
При этих словах президент удивленно покосился на Турецкого, но ничего не сказал.
— Принимайте «компливит» — будете здоровы.
— Что вы имеете в виду? — похолодел Турецкий.
— Как продвигается ваше расследование? Например, удалось ли вам определить, что смерть господина Мелешко носила насильственный характер?
Информация о гибели Мелешко в СМИ пока что не просочилась.
— А откуда вы вообще знаете… — Турецкий осекся.
— На теле человека есть множество точек, напрямую связанных с теми или иными жизненно важными органами. Иногда их невозможно обнаружить и под микроскопом. А иногда достаточно простого тычка пальцем. Тут весь вопрос в умении. И в практике…
— Это сделали вы? — упавшим голосом выдавил Турецкий.
В трубке было молчание.
— Почему?!
— Этот господин не по праву много на себя взял. Его необходимо было остановить.
— Если вы так считаете, если у вас есть какие-то доказательства… Неужели нельзя было предоставить мне факты, улики?!
Стасов коротко хохотнул:
— Надеюсь, вам понравился мой маленький подарок — из интернет-магазина.
И в трубке раздались короткие гудки.
Турецкий положил телефон в карман. Поднял глаза на президента. Ему было стыдно это говорить, но ничего другого не оставалось:
— Мелешко умер не своей смертью.
Президент сузил глаза, но ничего не говорил, слушал.
— У меня и раньше были подозрения на это счет, но теперь… По всей вероятности, его убил человек, за которым мы безуспешно гонялись последнее время.
Глава двенадцатая
Когда Турецкий вышел утром из дома, служебной машины возле подъезда не было. Он недовольно посмотрел на часы. Как раз сегодня она была ему нужна непременно: Турецкий собирался сделать несколько важных деловых поездок, и самому сидеть за баранкой совершенно не улыбалось — в московских-то пробках!
Когда позвонил телефон, Турецкий подумал, что это, наверно, водитель, звонит сообщить, что уже где-то застрял. Но это был Меркулов.
— Саша, как дела? — преувеличенно бодро сказал Константин Дмитриевич.
— Да вот машину жду, — пожаловался Турецкий.
— А ты ее не жди, — вздохнул Меркулов. — Ты… прогуляйся, сходи на пруды, они у тебя там красивые. А потом иди домой и отсыпайся.
— То есть? — удивился Турецкий. — У меня отгулы?
— Один у тебя отгул, — поправил педантичный Меркулов. — Окончательный и бесповоротный. Уволили тебя, Александр. И если помнишь, я предупреждал, что это может произойти.
— А наш генеральный? — после паузы спросил Турецкий, который помнил также, что речь шла и о возможной отставке главы ведомства.
— А наш генеральный работает.
Ну что же, подумал Турецкий, вот оно и случилось. Сколько генеральных прокуроров грозились его уволить по самым разным поводам, а сделал это тот, с кем как раз сложились наиболее приличные отношения. Вернее, сделали это его руками. Была дана команда из Кремля — Турецкий прекрасно понял, что хотел сказать Меркулов. Это расплата за то, что не успел найти Мелешко живым. За то, что не успел (не догадался? не смог?) обезвредить Стасова.
Итак, он проиграл?
Мелешко мертв.
Венглинский мертв.
Даже начальник Федеральной службы Минюста зачем-то умер.
Майя Бондарева объявлена в федеральный розыск.
Следов Жени Земляникиной найти не удалось.
Полное фиаско.
Турецкий решил вернуться домой. На лестничной клетке у него завибрировал мобильный — это звонила Нина Коростелева, которая интересовалась, куда он пропал, и сообщала, что уже начала сомневаться в том, было ли вообще ее знакомство с Турецким наяву.
— Ниночка, очень занят, работаю совершенно ненормированным образом, — поклялся Турецкий, вынимая из кармана ключи от квартиры. Но встретил полное женское недоверие.
Между прочим, Турецкий и сам недавно поймал себя на том, что подсознательно не торопится видеть Нину как раз по очень нетипичной причине: уж очень безоблачно-легкими были их отношения. Видимо, он к такому совершенно не привык и невольно опасался, что уж при следующей-то встрече непременно что-то пойдет не так.
Пока Турецкий, подбрасывая ключи на ладони, раздумывал, стоит ли ему действительно идти домой, телефон зазвонил снова. На этот раз звонит президент и предлагает отправиться на нелегальную работу на Канарские острова, предположил Турецкий. Или в Антарктиду — за пингвинами приглядывать. Только туда теперь бывшему помощнику генпрокурора и дорога.
— Алло?
— Александр Борисович, это следователь Силантьев, помните, по делу Венглинского? Вы были правы, в жвачке нашли яд.
— Сколько же дней прошло, Силантьев?! — желчно сказал Турецкий.
— Понимаете, такая история… — смущенно объяснил Силантьев. — Вещцок едва не потеряли. И камеры слежения в метро мы проверили. До эскалатора — того самого, на котором он упал, — Венглинской шел вместе с рыжей девицей. К сожалению, дальше съемки нет.
— Значит, это она дала ему жвачку.
— Однозначно — да, если только он все-таки не покончил с собой. Вы здорово это вычислили, хотя я все-таки не понимаю как. Но уже на самом эскалаторе никакой девушки рядом с ним не было — по свидетельству очевидцев. Видимо, она успела от него отойти. Что до ее фото, то, к сожалению, все снимки крайне неудачные. Она будто знала, откуда идет съемка, все время поворачивалась спиной или в лучшем случае в профиль. Фоторобот мы, конечно, сделали, но — сами понимаете.
— Если она собиралась совершить убийство, — сказал Турецкий, — то это немудрено. Ее кто-то подготовил к тому, как себя вести… Венглинский был падок на женщин. Вот если бы вы смогли узнать, где он в тот день был и чем занимался…
— Занимаемся, Александр Борисович. — Силантьев помолчал и спросил с явным беспокойством в голосе: — А вы не собираетесь забирать это дело к себе в Генпрокуратуру?
— К себе в Генпрокуратуру? Насчет этого можете быть спокойны, — буркнул Турецкий. — Но дайте знать, если что найдете, ладно?
— Обязательно! — обрадовался молодой следователь.
Звякнул дверной колокольчик — Турецкий вошел в антикварную лавку.
В магазине был только один продавец, и, если интуиция Турецкого не подводила, он же являлся и владельцем антикварной лавки. Это был невысокий костлявый мужчина с бородкой, лет сорока. На кончике носа у него были узкие очки, через которые он изучал-отнюдь не древний манускрипт — читал модный детектив Артуро Переса-Реверте.
Турецкий для вида походил вдоль прилавков, на которых лежала всякая золоченая рухлядь, потом встал напротив мужчины и показал ему свою «корочку».
— А вы Георгий Максимович Земляникин, не так ли?
Тот снял очки и сказал:
— Есть новости про Женю?
Турецкий покачал головой:
— Дело в том, что я видел вашу дочь… возможно, незадолго до исчезновения. Почему-то она сама обратилась ко мне. То есть объяснение этому есть — наши дочери учатся в одном классе.
— Понятно…
— И наверно, Женя решила, что я могу ей чем-то быть полезен. Так вот, разговор у нас был короткий, но она успела сказать, что вы не хотите ей помогать в поисках ее матери. Вы можете это как-то прокомментировать?
Лицо Земляникина ощутимо побледнело. Он разволновался.
— Девчонка, — сказал он тихо. — Что она понимает? Я так любил ее мать, что много лет потом не мог смотреть на других женщин.
