Андрис Колбергс - Человек, который перебегал улицу
«Феникс» — старая гостиница недалеко от железнодорожного вокзала. Она, должно быть, всегда была очень дешевой. В ней нет холла, администратор сидит за окошком, которое выходит на простую лестничную клетку. Единственное удобство — телефон-автомат в конце лестницы, единственное украшение — стеклянная входная дверь, через которую видны пешеходы и автомобили.
Меня ведут по коридору, по одну сторону которого расположены номера.
Очень маленький одноместный номер с окном во двор. Низкий шкаф, узкая кровать, письменный стол и стул.
— Чемодан был брошен на кровать, но уборщица положила его на шкаф. Эта женщина ни разу здесь не ночевала. Она приехала утром, занесла чемоданы, позвонила кому-то и ушла. После этого ни разу не появлялась.
— Когда она приехала?
— Пятнадцатого утром. Около восьми или…
В чемодане паспорт, коричневая замшевая юбочка и что-то размером с яблоко, завернутое в газету.
Авдеенко Алла Александровна, украинка, социальное происхождение из служащих, двадцати шести лет, паспорт выдан в Киеве.
С последнего места жительства Авдеенко выписалась шесть месяцев назад. Это был Усть-Алимск. Если память мне не изменяет, этот пока еще строящийся город находится на берегу какого-то притока Ангары. Второй штамп свидетельствует о том, что примерно в то же время Авдеенко уволилась с Усть-Алимского горно-обогатительного комбината.
— У вас камеры хранения нет? — спросил я.
— В том-то и дело, что нет.
С фотографии в паспорте на меня смотрит девушка с косами и плотно сжатыми губами.
Беру сверток. На ощупь кажется, что внутри — леденцы. Крупные леденцы.
В газету завернут туго перевязанный кожаный мешочек, а в нем — кусочки какого-то невзрачного камня. Темно-красные, тусклые, примерно одной формы.
Я еще не знаю, что это за камешки, но думаю, что такое количество камней одинаковой формы в качестве сувениров не возят. А может возят?
— Оформим документы об изъятии чемодана… Вы сказали, что она звонила?
— Звонила и долго заставляла отгадывать, кто звонит… Но больше я ничего не слышала. Да, она еще что-то записала на листке.
— Может, адрес?
— Может, номер телефона, может, адрес. Я не видела.
Через час я снова в «Фениксе» и снова расспрашиваю администраторшу и уборщицу. Долго. Основательна. Потому что теперь я знаю, что в мешочке не простые камешки, а рубины — очень редкие и драгоценные камни. Необработанные рубины, которые надо отшлифовать, и как мне объяснил ювелир, это сделать можно только на заводе, а не в домашних условиях.
ГОСПОДЬ БОГ — ДЛЯ ВСЕХ ГОСПОДЬ
Глава 8
На стоянке возле здания вокзала станции Лиелварде стояли легковые машины и автобусы, украшенные белыми лентами. Наверно, где-то играют свадьбу, и на машинах приехали встречать гостей. Там же возле машин слонялось несколько парней с розами в петлицах. Из пассажиров только что подошедшего поезда они никого не встречали — это был поезд дальнего следования.
— Опять белые флаги на мачтах, опять кто-то сдался, — многозначительно подмигнул Зутису какой-то помятый тип, стоявший рядом у окна вагона. Потом этот тип быстро исчез в купе, как будто и его свадьба находилась под угрозой.
Быстро темнело. После Лиелварде поезд долго не останавливался, мчался вперед. Вскоре стемнело и уже невозможно стало различить ни домов, ни деревьев, мелькали только желтые вереницы и точки электрических лампочек да ярко освещенные переезды с белыми кирпичными домиками стрелочников — они словно выныривали из воды, чтобы, на миг показавшись, опять исчезнуть.
Зутис постучал в дверь своего купе. Гомон там сразу стих и прозвучало вежливое:
— Да-да, войдите!
Женщины выглядывали на него из-под одеял. Зутису оставили нижнее место и даже застелили постель. Три пары глаз с усмешкой следили, как он поведет себя в этом гареме. Зутис сел на свою постель, словно собираясь о многом поразмыслить.
— Свет погасить или не надо? — спросили с верхней полки, с трудом сдерживая смех.
Зутис нажал на выключатель, и в купе стало темно, как в смоляной бочке, жалюзи на окне женщины опустили раньше.
— Варвар! — прыснули на верхней полке.
Из-за своего высокого роста Зутис устроился с трудом. Сон тоже не шел. Он слышал, что на полке напротив женщина тоже не может уснуть.
Был бы мужчина, о чем-нибудь потрепались бы, с сожалением подумал Зутис. Он не знал, о чем говорить с женщинами, поэтому в женском обществе был нем как рыба.
С женщинами Зутису не везло. Наверное, потому, что каждое сражение на любовном фронте он начинал, будучи уверенным, что победа невозможна, и каждое новое поражение эту уверенность только укрепляло. Он напоминал хоккеиста, который, хотя и выходит на лед, но бить по воротам противника не решается, так как уверен, что все равно не попадет. И уже с самого начала игры надеется только на ничью.
Даже тетя Агата, которая наизусть знала рецепты семидесяти соусов и окончила французский лицей, не понимала, в чем тут загвоздка. У Вилбертика всю энергию отнимают его дела, наконец, решила она, чтобы над этой проблемой больше не задумываться. И все же она снова и снова в мыслях возвращалась к этому, ведь Вилберт был для нее все равно что сын. Он жил у нее еще до того, как попал в колонию для несовершеннолетних, когда она тяжело заболела, и после колонии вернулся к ней. Она носила ему в тюрьму передачи, она была и домоправительницей, и его доверенным лицом. Она оплакивала его заключение в тюрьму, считая, что его забрали без всяких оснований, потому что само понятие «преступление» связывалось в ее сознании только с «кражей» и «насилием». Почему Вилберту не везет с женщинами? — тетя Агата никак не могла убедительно ответить на этот вопрос. В годы юности и лет так до двадцати пяти его чрезмерную застенчивость можно было бы объяснить тем, что он был некрасив; но какой некрасивый мужчина остается холостяком? Некоторые женщины говорят даже, что им как раз не нравятся красивые мужчины. Но наверно они все же лицемерят. Даже на деньги Вилберта ни одна не польстилась. Потом, правда, тетя Агата решила, что про его деньги знает только она одна. И все же… Одевается он хорошо, в дорогие вещи, не скряга какой-нибудь и машина у него собственная.
К женщинам Зутис был небезразличен. Наоборот, он завидовал Вильяму, у которого была Ирена, и Цауне с его молоденькой дамой сердца Мингой. Они жили, очевидно, каким-то образом договорившись друг с другом.
Бывало, Зутис мучился ревностью чуть ли не к каждому мужчине, который прогуливался по улице под руку с женщиной; он даже набрался смелости и решился заговорить с одинокими женщинами на улице, но мужество покидало его еще до попытки заговорить, потому что он как бы слышал в ответ:
«Сперва посмотритесь в зеркало! Из какой вы породы обезьян?»
Его робость исчезала, когда он имел дело с истасканными полупрофессионалками. Но разве это женщины! Они не обладали почти ни одним из тех качеств, которые мужчины ищут в желанной женщине.
И кроме всего прочего — ему просто негде было с женщинами знакомиться. Разве что на улице или в ресторане. Но для уличных знакомств он был слишком застенчив, в ресторане же немногих «лишних» дам расхватывали более видные и умеющие танцевать мужчины. Зутис, ставший большим знатоком женской психологии, благодаря тому, что начитался литературы по этому вопросу, всегда оставался ни с чем. Ему не везло с женщинами точно так же, как великим мыслителям Канту, Шопенгауэру, Ницше и Фрэнсису Бекону.
Утром Зутиса опять из купе выставили, предупредив, что впустят обратно нескоро, поэтому он счел более разумным пойти в вагон-ресторан, чем киснуть у окна в коридоре. В конце концов железная дорога скоро отпразднует свое стопятидесятилетие, и все уже в окно насмотрелись за это время.
Ресторан был полупустым. Зутис сел и стал ловить ускользавшее по столу меню.
Здесь никто не торопился, времени у всех было достаточно. У официанта тоже. Через полчаса он подошел и сообщил, что меню есть меню, а жизнь есть жизнь.
— Бифштекса с яйцом нет, бифштекса с луком тоже нет, — официант читал свою утреннюю молитву, которая была почти точным повторением молитвы вечерней. — Бефстроганова тоже нет, яичницы с ветчиной тоже нет, есть сосиски с тушеной капустой. Не смотрите в меню, там сосисок нет!
В тот момент, когда Зутис уже почти согласился на сосиски с капустой и пивом и официант почти захлопнул сметную книжку, за спиной раздался бодрый голос:
— Мне то же самое!
— Слушаюсь! — официант величаво поплыл за заказанным, но вернулся только с пивом и многообещающе сообщил, что сосиски — не плод фантазии повара и скоро сосиски будут.
Это была женщина, которая ехала с Зутисом в одном купе, с нижней полки. На ней был дорогой кримпленовый костюм, щеки ее разрумянились.
