Энн Грэнджер - В дурном обществе
Дверь за моей спиной захлопнулась с громким щелчком; обернувшись, я заметила, что ключ вставлен в замок изнутри. Я повернула его и вынула из замочной скважины. Лорен попробовала его отобрать, но я засунула его под рубашку, где он, как и положено, попал мне в бюстгальтер.
— Ладно, Лорен, — сказала я, тяжело дыша. — По-моему, нам обеим лучше пока побыть здесь, а ты давай расскажи, что происходит!
— Глупая корова! — рявкнула она. — Отдай ключ! Ты сама не понимаешь, во что ввязалась!
— Мне казалось, что я спасаю тебя, — ответила я. — А оказывается, все совсем наоборот и ты никакая не жертва похищения?
Она ненадолго замялась, а потом нехотя ответила:
— Мерв сказал, что они взяли девчонку, которая все время ошивалась вокруг них и путала все их карты. Он сказал, что ты крепко связана и сидишь внизу.
— Это послужит тебе хорошим уроком, — парировала я, — верить словам придурков вроде Мерва. А теперь объясни, что здесь вообще происходит!
Она заморгала и покраснела.
— Тебе не надо было вмешиваться, и сейчас не суй нос не в свое дело! Оно тебя не касается. Ты тут ни при чем!
— Извини, — возразила я, — меня схватили, связали, запихали в фургон и привезли сюда, как мешок с картошкой, затолкали в грязный брошенный кабинет, заперли и бросили. Так что я очень даже при чем!
— Сама виновата! — закричала она, но тут же сообразила, что так она ничего не добьется и, наверное, лучше меня не злить. — Ты сама виновата, — повторила она несколько хладнокровнее. — Нам пришлось так поступить, чтобы ненадолго заткнуть тебе рот. Никто не сделает тебе ничего плохого. Мы отпустим тебя сразу, как… как только все разрешится. А сейчас ты должна остаться здесь, иначе ты все испортишь, как ты не понимаешь?
Голос ее окреп, стал более пылким.
— Слушай, мне здесь пришлось чертовски плохо! Ты ведь не думаешь, что мне было легко? Я имею в виду — после того, как меня похитили на улице… Ты понятия не имеешь, что произошло на самом деле! Скольких трудов мне стоит справляться с этими двумя придурками, Мервом и Базом! Почти невозможно добиться, чтобы они делали то, что мне надо. Даже сейчас я по-прежнему не могу им доверять! Помимо всего прочего, они ни черта не умеют! Все… все висит на волоске! Если все пойдет не так, нам обеим грозит настоящая опасность, и тебе, и мне!
Все это было очень хорошо и интересно, но не в тему.
— Если ты говоришь правду, то сейчас ты выйдешь отсюда вместе со мной, — предложила я.
— Не могу! — взвыла Лорен, в отчаянии вскидывая руки вверх. — Я все объясню, если хочешь. Надеюсь, когда ты поймешь, в чем дело, ты сама придешь к выводу, что не должна вмешиваться!
Она неподдельно расстроилась. Я не знала, в чем дело, но в ее голосе слышалась такая тоска, что я невольно усомнилась, правильно ли поступаю.
— У тебя пять минут на то, чтобы убедить меня, — осторожно ответила я. — А потом я ухожу отсюда, с тобой или без тебя. Только говори быстрее. Не вздумай нарочно тянуть время, пока не вернулись твои мускулистые дружки!
— Ладно, ладно! — быстро обещала она. — Дело вот в чем…
Глава 15
Лорен заговорила с явным облегчением, что раздосадовало меня. Она ведь вначале сама предложила объясниться как бы нехотя, хотя я ни на чем не настаивала. Видимо, она пыталась убедить меня в том, что мне удалось одержать над ней верх. Слишком поздно я сообразила, что все наоборот: именно этого она и добивалась. Я проиграла, наорав на нее. Она заставила меня заткнуться и слушать. Теперь она может вертеть мной как хочет.
Я с горечью сказала себе, что радость и гордость Винни — не наивная, милая девочка, какой он ее считал. Она быстро соображала и явно доказала, что умнее меня. Последняя мысль терзала меня, потому что, будем откровенны, я считала себя очень умной и опытной и не думала, что меня легко обвести вокруг пальца. И все же я проглотила наживку, крючок, леску и поплавок.
Конечно, я понимала, что вовсе не обязана слушать Лорен. Особенно после вырвавшейся у нее жалобы на Мерва и База, которых трудно уговорить действовать по ее указке. Она явно ставила меня на одну доску с двумя головорезами, что мне совсем не понравилось.
Должно быть, упрямое выражение моего лица насторожило ее.
— Слушай, давай присядем, — доверительно предложила она. — Какой смысл стоять и орать друг на друга?
За много лет я приучилась доверять внутреннему голосу в суждении о людях, и это правило до сих пор сохраняло мне жизнь. Внутренний голос требовал не верить Лорен Сабо. Внутренний голос требовал бежать отсюда как можно скорее.
Но у меня накопилось столько вопросов, до сих пор остававшихся без ответов, что мне в самом деле захотелось послушать, что она скажет. Во-первых, должна быть по-настоящему серьезная причина, почему она сидит здесь и смотрит ящик, когда ей достаточно лишь отпереть дверь изнутри и выйти. Алби в самом деле видел, как ее похитили. Несколько секунд назад она по-настоящему была расстроена. Если я не выслушаю ее, могу пропустить что-то жизненно важное. Впервые в жизни я приказала внутреннему голосу заткнуться на минуту и села.
Она предложила мне старомодный деревянный кухонный стул, сама же устроилась в старом плетеном кресле, судя по всему добытом на помойке. Зато оно было гораздо удобнее. Она привольно раскинулась в нем, положив руки на грязные подлокотники. Выглядела она довольной собой, как боксер, который знает, что выиграл первый раунд и предвкушает, как вскоре прикончит своего противника.
В голове у меня вовсю заливался сигнал тревоги, который говорил, что эта якобы невинная жертва похищения — на самом деле ловкая манипуляторша, которая умеет добиваться своего. Но почему-то, несмотря ни на что, я сидела на месте и ждала, когда она заговорит. Я злилась на себя, но в голове мелькнула мысль: с ее стороны очень невежливо занимать единственное удобное кресло.
Раздражение мешает думать. Я заставила себя забыть обо всем и с полпинка включила мозги. И сразу же сообразила, что меня беспокоит вовсе не ее невоспитанность.
Что-то в самом кресле и ее самодовольном выражении оказалось в высшей степени подозрительным. Она не только физически заставила меня находиться там, где она хочет, она сама физически находилась там, где хотела быть — в скрипучем старом кресле. Я не могла понять, почему кресло для нее так важно, и мне еще больше стало не по себе.
Я быстро огляделась. Окно было такое же, как и в коридоре, большое и старомодное. Мысленно представив себе план этажа, я решила, что, раз из того окна в коридоре открывался вид на внутренний двор и нужники, это должно выходить на фасад здания.
Обстановка в комнате оказалась скудной. Переносной телевизор на деревянном ящике. Раскладушка, накрытая мятым одеялом, подушка. Кресло и стул, на котором сидела я. Пластмассовый столик на шатких ножках — такие, которые ставят на постель лежачего больного или прихватывают на пикник. На столике бумажная тарелка и пустой контейнер из фольги. От них пахло китайской едой. К тому же к подносу прилипли сухие рисовые зерна. Рядом валялась старая алюминиевая вилка, которую, судя по всему, не мыли несколько дней. Настоящая дыра! Я не понимала, почему она не уходит отсюда и чего ждет.
— Все из-за денег? — задала я первый очевидный вопрос. — Разве отец недостаточно дает тебе? Зачем понадобилось обманом вытягивать из него больше?
Ее личико сразу ожесточилось, и она отрезала:
— Он мне не отец, а отчим! А это разные вещи.
— Но ты ведь носишь его фамилию.
— Мне ее дали, хотела я того или нет. Он удочерил меня после того, как женился на моей матери. Он удочерил меня вовсе не потому, что любил меня. А потому, что это давало ему власть над мамой.
Я осторожно сказала:
— Я виделась с Винсентом Сабо. Кажется, в детстве он дружил с моим отцом.
В ее глазах мелькнуло удивление. Она ненадолго задумалась, прикидывая, как можно воспользоваться новыми сведениями. Не найдя им применения, она пока что убрала их куда-то в свой архив.
— Как мило! — грубо бросила она и спросила: — Ну и что ты подумала о нем, моем приемном папочке, когда увидела его?
Прежде чем ответить, я задумалась. Вспомнила маленького человечка в одежде, словно купленной навырост, в огромной машине, которую водит здоровяк шофер. Как будто ребенок для игры нарядился взрослым и тяжело шаркает ногами в слишком больших для него туфлях, с трудом волоча обеими руками отцовский портфель. И все же глупо было бы считать такого успешного дельца простым игроком. Что-то в нем настораживало. По правде говоря, я и во время первой встречи с Сабо, и во время встречи с его приемной дочерью так и не поняла, что о нем думать. Живо вспомнила лишь его неподдельное страдание, когда он заговорил о тех ужасах, которым подвергают его дочь. Дочь, которая, похоже, совершенно равнодушна к его чувствам.
