Фридрих Незнанский - Мертвый сезон в агентстве Глория
— Да, около трех. Посещал. И довольно часто. Раньше. А потом исчез.
— Это естественно, им же заинтересовались правоохранительные органы.
— Но если вы считаете, что виновен именно Комар, вот и ищите его. При чем здесь дядя?
— А вот эту связь нам и требуется установить. Или опровергнуть.
— В таком случае зачем вам я?
— Хороший вопрос, — словно развеселился Кротов и оглядел своих товарищей. — Как вы думаете, если у человека спасли его единственную наследницу, любимую племянницу, будет он сердиться на ее спасителей?
Нелли странно посмотрела на Кротова и, помолчав, ответила:
— Я думаю, он будет рад отблагодарить спасителей. Даже в том случае, если внутренне что-то имеет против них. И уж во всяком случае, выложит любую ими названную сумму. Вы это хотели от меня услышать, господа?
Кротов изумленно вопросительно посмотрел на товарищей:
— Слышали, господа? Ты сколько запросишь, господин Сева? А ты, господин Филя?
— Много, — искренне и серьезно сказал Голованов. — Все украденные драгоценности Гохрана.
— А я согласен даже на то, что еще ими всеми еще не продано, не проедено и не пропито.
— Я скорее солидарен с Филиппом, извини, Сева, — развел руками Кротов и обернулся к девушке: — Слыхали, Нелли?
— Со слухом у меня все в порядке, — не очень вежливо кинула, почти огрызнулась, она. — И все же я не понимаю, зачем вам нужно было проигрывать столь сложную операцию со слежкой, делать из меня что-то вроде подсадной утки, когда можно было просто приехать к дяде Жоржу и откровенно, как вот сейчас со мной, поговорить с ним? Он что, разве против?
— Отвечу так: он всячески избегает встречи и разговора с нами.
— Но ведь ваши товарищи, — она кивнула в сторону Голованова с Агеевым, — уже находились в нашем доме! Что, не могли? Или нужные слова не находились?
— А мне нравится, Нелли, как вы это сказали — «в нашем доме», — словно бы ушел от прямого ответа Кротов. — Судя по последним вашим действиям и той решительности, с которой покинули гостеприимный дядин дом, вы вроде бы твердо отказались от родства и наследства. Так вы во всяком случае заявили во всеуслышание. И я понимаю вас. Такой моральный удар! Но хочу вам заметить, что отказаться от миллионов в этом вашем мире и начать все сначала под силу далеко не каждому. А если честно, то мало кому. Вот я и думаю, что эмоции эмоциями, а суровая проза жизни — она и есть проза. В первую очередь. Не стоит делать необдуманных шагов, о которых вы позже пожалеете. Помиритесь с вашим дядей. Можете даже сказать ему, что конфликт был спровоцирован нами. Если вам от этого станет легче. Это, кстати, и есть тот совет, который я хотел дать вам в начале нашей беседы, но от которого мы благополучно ушли. А дяде своему скажите, что встретиться нам все равно придется, и будет гораздо лучше, если он проявит инициативу в данном вопросе. Нам есть что ему сказать, о чем стопроцентно ему не известно.
— И как же я могу это сделать?
— Очень просто. Я дам вам телефонную трубку, вы наберете его номер, поговорите, скажете, что буквально на несколько дней — два-три, не больше, — задержитесь у нас. Ради вашей же безопасности.
— И ради того дела, из-за которого вы прилетели в Штаты? — В голосе Нелли прозвучала легкая насмешка.
— Вы абсолютно правильно понимаете, Нелли, — сухо ответил Кротов. — С вами приятно иметь дело. — Он заметил, что девушка смутилась, и добавил: Поражаюсь! Трех лет не прошло, а психология полностью перестроилась… И еще. Когда будете разговаривать, нажмите вот эту кнопку, чтоб мы слышали ответы Жоржа Вартановича.
Нелли насупилась, считая, видимо, что ее незаслуженно обидели, но трубку взяла и набрала номер.
Жорж Аракелян ответил немедленно:
— Кто? Да говорите же!
— Это я, дядя. Не волнуйся, со мной все в порядке.
— Девочка моя! Господи! Ты где? Откуда звонишь? Почему так долго молчала?!
— Повторяю, не волнуйся. Я в полной безопасности. У хороших людей…
— Мне позвонил Ваня из «Дельфина» и рассказал, что на тебя напали! Я же просил тебя быть осторожной! И еще этот… козел Фрунзик! Его уже привезли, он в полной прострации, храпит, как боров… А еще Ваня сказал, что тебя увезли в красном «ягуаре». У меня так сердце и оборвалось!
— Ну все, считай, что мы помирились и я попросила прощения за свою резкость.
— Дорогая моя! Я сейчас же за тобой приеду! Куда?
— Не надо никуда ехать. Мне сказали, что ради моей и твоей безопасности нужно побыть здесь пару деньков.
— Но как же я буду знать?!
— Мы позвоним, — негромко подсказал Кротов.
— Тебе позвонят, дядя, — повторила Нелли.
— Сегодня же вечером, — снова подсказал Кротов.
— Они говорят, дядя, что позвонят уже сегодня вечером.
— Прости, дорогая девочка, это… не те люди, которые… ну ты понимаешь, из Москвы?
Кротов кивнул.
— Они, дядя.
— Хорошо, — после короткой паузы сказал он, — передай им, что я готов встретиться в любое удобное им время…
Кротов вынул трубку из рук девушки и отключил ее. Сказал задумчиво:
— Вот видите, как бывает…
Встретив в аэропорту прилетевшего чартерным рейсом из Вашингтона Дениса, Алексей Петрович сообщил последние новости. Но главными из них можно было назвать две. Во-первых, позвонил Наум Яковлевич Донской и пригласил встретиться. Кто бы мог подумать! У себя дома. Отродясь такого не было. А во-вторых, после долгих и небезосновательных раздумий попросил встречи Жорж Вартанович. Узнав, что племянница жива-здорова и ей ничто не грозит, он как-то чересчур уж быстро успокоился и два дня вообще молчал. И еще позвонил Саймон Нэт и сказал, что наконец сумел отыскать в своем переполненном графике какое-то время для разговора с московскими коллегами.
К последнему надо было ехать вдвоем, а остальных решили разделить между собой.
— Представляете, — сказал Кротов, — впервые на моей памяти Донской назначил встречу не в ресторане и не в восемь вечера, как обычно, а в собственной квартире, где, если верить слухам, у него стоит золотой Будда. Тот самый, из Тибета, с голубыми бриллиантами в глазницах.
Денис лишь развел руками от осознания величия момента:
— Расскажете потом, а я послушаю…
— А еще говорят, — продолжал дразнить его любопытство Кротов, — в другом углу у него сидит золотая баба, которую безуспешно разыскивают малые северные народы вот уже больше столетия.
— Счастливчик!..
— Ладно, шутки в сторону, я здесь выйду, — сказал Кротов, когда они наконец подъехали к дому, где жил Донской, на углу Брайтон-Бич и Двенадцатой стрит. — Обычно Наум Яковлевич больше получаса не беседует, но… ни за что нельзя ручаться. Машина в вашем распоряжении, Денис Андреевич. Езжайте в Бриант-парк, это между Тридцать седьмой и Сороковой стрит. Вечером встретимся и обменяемся впечатлениями.
Он вышел из машины, уступив место за рулем Грязнову.
Самый маленький во всем Манхэттене, Бриант-парк находится на Пятой авеню, недалеко от Нью-Йоркской публичной библиотеки. Район этот считается одним из наиболее фешенебельных в городе. Короче, Денис ехал в достаточно уютное местечко с небольшими прудами и белыми лебедями на тихой воде для важной встречи.
Жорж Вартанович сидел на одной из лавочек у второго пруда, если считать от входа в парк со стороны Бродвея. Денис узнал его почему-то сразу, хотя никогда не видел. Да впрочем, и не узнать было бы невозможно, поскольку в этот вечерний час народу в парке почти не было.
— Добрый вечер, — сказал Денис, подходя.
Аракелян задумчиво посмотрел на него и кивнул, но, словно спохватившись, привстал и приподнял шляпу:
— Здравствуйте. Но я полагал, что придет… Извините, не имею чести быть знаком…
— Моя фамилия Грязнов.
Аракелян с сомнением посмотрел на Дениса, а в глазах его вспыхнуло любопытство.
— Я понял ваш вопрос, — улыбнулся Денис. — Вячеслав Иванович — мой родной дядя. И я возглавляю агентство, организованное им несколько лет назад.
— Благодарю за разъяснения. Так, значит, это вы… и, надо понимать, ваши сотрудники… — Аракелян недоговорил о том, о чем думал все время, испытывая не только какие-то сомнения, и далеко не одни сомнения по поводу странной попытки похищения Нелли, ее неожиданного чудесного избавления и вообще всей этой непонятно развивающейся ситуации.
В происшедшем ему виделась определенная игра очень нехороших, опасных сил, с которыми ему вовсе не хотелось связываться. Но дело поворачивалось таким образом, что он был просто вынужден теперь выслушивать неприятных ему людей и, возможно, даже принимать какие-то их условия. И все в конце концов сводилось к Нелли, с ее независимым и упрямым, как у покойной сестрицы, характером. Впрочем, в его роду и матушка, тоже покойная, душевной мягкостью не особенно отличалась. Так и не захотела простить ни ему, ни брату Левону грехов молодости.
