Тамара Пилипцева - Лесная нимфа
С каким бы удовольствием она расцарапала его нахальную морду, вцепилась в его волосы. Она с трудом удерживала прилив бешенства, который был ей несвойственен. Хочется кричать, а поймет ли кто-нибудь? Хочется выть – не по-человечески, а так, как воют волки. Разве есть печаль горше этой? Конечно есть! Смерть близкого человека! У смерти возврата нет!
А разве у того, что она видела, есть возврат?
Как часто после гибели родителей, ее снова охватывало чувство одиночества и тоски. Если бы они были живы, она знала бы, куда ей ехать, где ее ждут, любят. Что она – их центр вселенной! Родители не предают своих детей. В жизни ее любили только родители. И теперь, когда к ней пришла настоящая любовь, все оборвалось! Эта часть жизни ее закончилась! И она ставит на отношениях жирную точку! Это сейчас ей тяжело, но со временем все станет на свои места!
Но она любит! Любит его! Любит по-настоящему! А он предал. Почему человеческое сердце так устроено, что не может не любить. Вот и мучается, тревожится и горит в пламени. Время – лучший лекарь! Все проходит, и это пройдет!
И в ней закипела ярость. Она ненавидела себя за глупость, за ту быстроту, с которой поддалась его обаянию. И главное, обидно, что она сама себя обрекла на унижение. Она сама плыла в сети, расставленные им. Она хотела ту ночь. Хотела только его – и никого другого. Ей так было хорошо! Она сразу покорилась ему. За свою слабость и будет расплачиваться. Нельзя, нельзя было давать волю своим чувствам! Она выступит с законодательной инициативой о принятии закона, запрещающего разбивать сердца. И юрисдикция его будет распространяться на все территории земного шара. Он так и будет называться Всемирный закон «О запрете разбивать сердца». И чтобы все его соблюдали! Даже те, кто игнорирует остальные правила, кто умудряется жить вне закона. Он будет обязателен для всех!
Вот, оказывается, что такое ревность? Это страшное, мучительное чувство! Оно раздуло такое пламя. Как много поэты и писатели накатали про это наваждение. Каких только способов избавления от него не придумали. Можно, конечно, «в глубь двора вбежать» и дровишек нарубить. Она так и представила, как Владимир Владимирович Маяковский «метелит» деревянные чурбаны блестящим топориком. Пар выпускает! Ревновать к себе подобному не смей! А к Копернику, видите ли, можно! А она, инфузория туфелька, ревнует к «себе подобной», а не к Марии Склодовской-Кюри.
Ну, нет! Она никому не позволит обращаться с собой, словно с половой тряпкой! Где же твоя гордость? Достоинство женщины?
Она вычеркнет его из своей жизни! Заставит себя не страдать! Она будет жить по-новому. Любой жизненный опыт учит, отрицательный тем более! Она заставит себя забыть ЕГО!
Задыхаясь от обиды и стыда, она бросилась к дому, моля, чтобы дома никого не было, чтобы никому ничего не надо было объяснять. Решение было принято молниеносно! Скорее отсюда. Ноги ее больше здесь не будет. Она уже стала привыкать к мысли, что он есть у нее, что он ее жизнь или хотя бы часть жизни, но очень-очень существенная. Он добился того, что она уже не может управлять своими чувствами. Она любит его! Нет, она любила его! Но с сегодняшнего дня она заставит себя забыть его. Пусть это послужит ей уроком. Никому из мужчин нельзя доверять! Она была в отчаянии.
Не обращая внимания на удивленные взгляды редких прохожих, она неслась по улице со скоростью смерча. Трудно сохранить невозмутимость, когда все рухнуло. К счастью, дома никого не было, а значит, не надо объяснять свой скоропалительный отъезд. Зализывать раны лучше в своей норе. А ее нора в Москве. За несколько минут она побросала в рюкзак вещи и, оставив тете записку на столе, помчалась к Разъезду. Домой! Домой! Быстрее отсюда! Только бы не видеть его!
Скоро она вернется домой, и, хотя ее там никто не ждет, это куда лучше, чем быть посмешищем всего села. Да, она больше никогда не пройдет по тенистым его улицам: Зеленой, Луговой, Садовой, Полевой, Береговой, по горам, которые она облазила за это время, не окунется в прохладную воду озера. Тете со временем она все объяснит. Она поймет. Да тетя и сама стала уже догадываться об их отношениях. Раны зарубцуются. Ее сердце покрылось коркой льда, и ни один мужчина его не растопит! Никогда она не будет бороться за мужчину! Даже если этот мужчина – ОН.
Когда она в детстве подвернула ногу, ей казалось, что больнее этого ничего не будет. Смерть родителей вообще выбила ее из колеи. Она заново училась жить, видеть, слушать, ходить. А вот сейчас почему так больно? Почему так давит в груди? Она пыталась себя успокоить.
Значит, он не тот человек, каким она его себя представляла. Она любила другого человека: надежного, смелого, нежного. А этот не такой. Со временем она обретет душевный покой. Все люди рано или поздно переживают какую-либо драму. Она не исключение!
Вера, что за реакция? Тебе было неприятно, когда ты увидела его обнимающим другую женщину, но у тебя нет на него никаких прав. Но почему, почему так невыносимо плохо? Приехала погостить на пару недель, и все пошло не так, шиворот-навыворот. Надо было уехать сразу. И ничего бы этого не было. А может быть, твое воображение сыграло злую шутку и ничего не было? К сожалению, это не галлюцинации, это жестокая реальность. Вместо сладких воспоминаний перед глазами вставал образ «кошечки»! Теперь она никогда не будет доверять мужчинам!
Чтобы разочароваться в человеке, а в ее случае разлюбить и избавиться от этого наваждения, она обязательно все, что ей не нравилось в этом человеке, соберет в одну котомку, а потом эти воспоминания посыплет пеплом.
Значит, ее решение уехать правильное. Если она избавится от него, то переживет и эту боль. Как бы сказала подруга Галка: «Какие наши годы». Но какая несправедливость. Мужчина – хозяин положения. Выбирает он!
Преодолев одним махом большую часть пути, она замедлила шаги. Мысль, что она больше никогда не увидит ЕГО, страшила и отнимала силы. Память-предательница извлекала из тайников его взгляд, жесты, поворот головы, движение рук.
Яркое августовское солнце как будто смеялось над ее тоской. Природа, которую она любила, сейчас не вызывала в ней никаких эмоций. Когда до Разъезда оставалось метров триста, она услышала торопливые шаги, скорее бег. Но не обернулась. Мало ли кто спешит на станцию. Меньше всего ей в эту минуту хотелось общения.
Кто-то потянул его за руку, она резко обернулась и увидела его. Того, с кем мысленно простилась навсегда.
– Вера, что случилось? Почему ты так неожиданно уезжаешь? Хорошо, что ты оставила записку! Мария Николаевна прибежала ко мне взволнованная. Оказывается, она догадывалась о наших отношениях.
Она не считала нужным отвечать на его вопросы и с ненавистью смотрела на него своими прекрасными зелеными глазами. Она не даст возможности ему говорить. Потому что, если он заговорит, она может сдаться. А этого не должно произойти! Не должно!
– Вера, ты вернешься?
– Мне не о чем с тобой говорить. – Она сама удивилась невозмутимости своего голоса. – Не хочу тебя больше видеть. – Она смерила его долгим убийственным взглядом.
– Ты сердишься на меня? – хмуро спросил Павел. В его голосе угадывалась тревога. – Объясни что произошло.
Она не ответила. Никаких объяснений он от нее не дождется! Несмотря на тепло летнего солнце, в ее сердце стояла зимняя стужа.
– Я же тебя предупредил, что мне надо уехать по делам, – мягко сказал он.
– Дело не в том, что ты уехал!
– А в чем? – Хрипотца в голосе выдавала волнение.
– В том, что я тебе не верю, – дрожащим тихим голосом произнесла она. – Не верю.
Он пристально смотрел на нее. Его взгляд завораживал ее. Гордость не позволяла выглядеть перед ним плаксивой девчонкой, но слезы предательски наворачивались на глазах.
– Не смотри на меня! – приказала она. Несмотря на запрет, он смотрел на нее не мигая, и она не выдержала его взгляда. И сама опустила голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. – И ничего не говори.
– Даже подсудимым дают право сказать последнее слово. Я, как понимаю, осужден без суда и следствия. – В его голосе угадывались одновременно раздражение и тревога.
– В том, что не нужно было говорить о высоких чувствах, если у тебя есть девушка. Я бы поняла. Я бы просто исчезла из твоей жизни. – Она старалась говорить спокойно, но, чтобы справиться с волнением, делала паузы. В голосе звучало разочарование.
– Ядвига – это прошлое. Мы расстались много лет назад по обоюдному согласию. Это все в прошлом и к настоящему не имеет никакого отношения. На танец она меня пригласила. Но не отказывать же человеку в таком пустяке.
Она внезапно вспомнила, и ей стало стыдно при воспоминании о той единственной их ночи. С какой готовностью она отдалась ему, и как ее тело отвечало на его ласки!
Во время разговора она пыталась отодвинуться от него подальше. В какой-то момент она уловила аромат женских духов, который исходил от его одежды, и он превратил ее в тигрицу. Все! Она не собирается ему ничего объяснять! Ярость хлынула бурным потоком, как магма из недр земного шара.
