Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз
— И их описания недостаточно? Или вы опасаетесь, что вас намеренно вводят в заблуждение?
Стоит ли ее пугать? Питт вспомнил доверчивое лицо Далси так отчетливо, словно она вышла из библиотеки только вчера.
— Описание, данное этой девушкой, было очень кратким. — Питт не стал смягчать удар. — Но я не могу вернуться и расспросить ее снова, потому что на следующий день после нашего разговора она выпала из окна верхнего этажа и разбилась насмерть.
Худые щеки Аделины побелели. Она хорошо знала, что такое трагедия. Ей было уже за пятьдесят, и на своем веку она повидала много смертей, которые не оставили ее равнодушной. Большая часть ее жизни была посвящена триумфам и горестям других людей — иначе и быть не могло.
— Мне очень жаль, — тихо сказала Аделина. — Полагаю, вы имеете в виду камеристку Вероники Йорк?
— Да. — Ему не хотелось выглядеть глупо или нагнетать обстановку. — Мисс Данвер… — Он умолк.
— Да, инспектор?
— Пожалуйста, не рассказывайте никому о нашем разговоре, даже членам семьи. Они могут нечаянно проговориться. Не желая зла.
Брови Аделины сдвинулись вверх, худые пальцы стиснули подлокотники кресла.
— Я вас правильно поняла? — Ее голос был едва слышен, но звучал четко, с красивыми модуляциями.
— Я уверен, что она все еще где-то рядом — временами очень близко, — ответил Питт. — Кто-то из ваших родных или знакомых знает, кто она, — и возможно, знает, что на самом деле произошло той ночью, три года назад, в Хановер-клоуз.
— Но не я, мистер Питт.
Он слабо улыбнулся.
— Если бы я так думал, мисс Данвер, то не стал бы попусту тратить свое время, расспрашивая вас.
— Но вы думаете, что кто-то из нас — осмелюсь предположить, кто-то из близких мне людей — знает эту ужасную вещь?
— Люди хранят тайну по многим причинам, — ответил Питт. — Большинство — из страха за себя или из желания защитить любимого человека. Скандал может разгореться из-за мелких грешков — если они захватят воображение. А для некоторых скандал хуже тюрьмы или финансовых убытков. Восхищение равных по положению — это гораздо более ценный приз, чем мы думаем, и за него было пролито много крови и причинено много страданий. Женщины выходят замуж за нелюбимого человека гораздо чаще, чем мы можем предположить. Люди все время притворяются, чтобы окружающие считали их счастливыми. Мы нуждаемся в масках — или в иллюзиях; немногие могут появиться на публике обнаженными. Люди готовы убить, чтобы сохранить свою одежду.
Аделина пристально смотрела на него.
— Вы странный человек. Почему вы стали полицейским?
Томас опустил взгляд на ковер. Ему не пришло в голову увиливать и тем более лгать.
— В первую очередь потому, что моего отца обвинили в том, чего он не совершал. Правда полезна, мисс Данвер, и хотя она бывает болезненной, в конечном счете ложь оказывается хуже. Иногда я ненавижу правду — когда узнаю вещи, которые предпочел бы не знать. Но это трусость, потому что мы просто боимся жалости.
— И вы думаете, что в этот раз правда тоже причинит боль? — Аделина не отрывала от него взгляда, а ее пальцы перебирали кружева на юбке.
— Нет, — честно ответил он. — Не больше, чем уже причинило убийство. Как она выглядела, мисс Данвер? Вы можете описать ту женщину?
Аделина на мгновение умолкла, вспоминая.
— Высокая, — медленно начала она. — Полагаю, явно выше среднего роста; такой грацией не могут обладать маленькие женщины. И она стройная, а не… — Мисс Данвер заморгала, отыскивая подходящее слово. — Не пышнотелая. Но тем не менее… Да, чувственная. Но ее чувственность заключалась не в формах, а в движениях. В ней были страсть, стиль и какая-то дерзость, словно она танцевала на лезвии ножа. Прошу прощения — это звучит глупо?
— Нет. — Питт покачал головой, не отрывая взгляда от ее лица. — Если мои догадки насчет нее верны, это подходящее сравнение. Продолжайте.
— У нее были темные волосы — при свете газовых ламп они казались черными. Лицо я видела мельком; помню только, что оно очень красивое.
— Какое именно? — настаивал Питт. — Красота бывает разной.
— Необычное, — медленно проговорила Аделина, и Питт понял, что она пытается вспомнить ту сцену: свет газовых ламп на лестнице, яркое платье, поворот головы. — С идеальными пропорциями лба и носа, щеки и линии шеи. Ничего, что обычно считается красивым, — ни изогнутых бровей, ни губок бантиком, ни ямочек на щеках. Она смутно напомнила мне кого-то, но я абсолютно убеждена, что не видела ее раньше.
— Убеждены?
— Да. Можете мне не верить — дело ваше, но это правда. Это не Вероника — вероятно, именно ее вы вообразили — и уж точно не моя племянница Харриет.
— Кого она вам напоминает? Пожалуйста, постарайтесь вспомнить.
— Я пыталась, мистер Питт. Единственное, что могу сказать, — скорее всего, я видела ее фотографию. Впечатления художника могут быть обманчивы. Со временем они меняются вместе с изменением моды, вы не замечали? Они рисуют вас такими, какими, по их мнению, вы хотели бы выглядеть. Но фотографии дают удивительное сходство. Мне очень жаль, но я понятия не имею, кто она такая, и настаивать нет никакого смысла. Если я вспомню, то обязательно вам сообщу. Обещаю.
— Тогда пообещайте мне еще одну вещь, мисс Данвер: вы не будете ни с кем обсуждать это или упоминать в письме. Вообще. Я не шучу. — Питт слегка наклонился вперед. Если он ее и напугает, то ради спасения ее жизни. — Роберт Йорк мертв, и Далси тоже, причем оба погибли в своем доме, где чувствовали себя в безопасности. Дайте мне слово, мисс Данвер.
— Хорошо, мистер Питт, — согласилась она. — Если вы действительно считаете, что дело настолько серьезное, я ни с кем не буду это обсуждать. Можете не волноваться. — Взгляд ее круглых глаз был серьезен. — Господи, мистер Питт, ваше беспокойство немного пугает!
Выйдя на залитую серым светом улицу, Томас повернул на юг. Он должен найти женщину в пурпурном. Очевидные места — гостиницы и театры, где она, скорее всего, встречалась с клиентами, — уже исчерпаны. Питт опросил швейцаров, проституток, которые могли видеть в ней конкурентку, а также сутенеров и владелиц борделей. Они либо не знали ее, либо не хотели говорить. Все это подтверждало его первоначальную догадку — она шпионка, а не женщина, которая зарабатывает себе на жизнь проституцией. Ее не интересовали мужчины вообще — только определенные. И она тщательно заметала следы.
Поиски Пурпурной — это утомительная и скрупулезная полицейская работа. Питту уже было известно по крайней мере одно место, которое она посещала несколько раз, а теперь у него есть довольно точное описание. Ни один из тех, кто зарабатывает деньги на сексуальных услугах, ему не поможет — посредникам платят за молчание. Но на улицах Лондона есть и другие люди, почти незаметные. Они могут помнить, потому что зарабатывают на прохожих, и их голодные глаза следят за каждым, надеясь увидеть хоть малейший признак готовности что-то купить.
Питт сошел с тротуара, поднял руку и крикнул, останавливая двухколесный экипаж, катившийся по Парк-лейн сквозь сгущающийся туман. Пошел снег. Инспектор забрался в коляску. Назвал адрес гостиницы, швейцар которой запомнил Пурпурную, откинулся на спинку сиденья и стал ждать, когда закончится это медленное и холодное путешествие. Не самое подходящее время для начала поисков — торговцы, которые ему нужны, работают по ночам, — но ничего другого в голову не приходило, а сидеть и ждать он не мог.
Питт остановил кэб неподалеку от гостиницы, на углу, и вышел напротив прилавка, за которым мужчина в белом фартуке и черной шляпе с лентой продавал горячих угрей. Рядом с ним девушка предлагала густой гороховый суп по полпенни за чашку.
Почувствовав распространявшийся во влажном воздухе запах еды, Питт автоматически сунул руку в карман. Он не разделял любви коренных лондонцев к угрям, но был неравнодушен к гороховому супу. В очереди перед ним стояла краснолицая женщина, и когда ее обслужили, он протянул полпенни и с удовлетворением взял горячую чашку. Жидкость была густой и немного комковатой, но вкусной и ароматной, а тепло постепенно распространялось внутри, придавая сил.
— По вечерам вы тоже торгуете? — небрежно спросил он.
— Иногда летом мы продаем угрей, — ответил мужчина. — А в эту пору все сидят по домам. Да и денег у них обычно не густо.
— А кто тут бывает вечером?
— Вы какое время имеете в виду? Если рано, до восьми или девяти, то вот она. — Торговец указал на маленькую девочку, которая стояла, дрожа от холода, на тротуаре ярдах в пятидесяти от них. У ее босых ног виднелся ящичек с душистыми фиалками. На вид девочке было лет десять-одиннадцать.
— Я возьму еще чашку супа. — Питт протянул мужчине полпенни и взял у девушки суп. — Спасибо. — Повернувшись, он пошел прочь.
