Галина Романова - Осколки ледяной души
— Ага… — Шурочка задумалась и молчала непозволительно долго, совсем забыв о том, как экономна в своих расходах Верочка. — Итак, что у нас с тобой получается?.. Получается, что у них любовь? И что эта самая Вероника никаких меркантильных планов не вынашивает? А квартира?! Как же квартира?! На что он ее купил?!
— Купил по ипотеке, дорогая. Так что Верещагин твой чист, как белый лист бумаги. И девка его тебе не помеха. И ждет он тебя уже через пять минут в кафе на Суворова. Знаешь такое милое местечко, крылечко под голубым козырьком, «Витязь» называется? — принялась объяснять ей Верочка.
— Знаю. — Шурочка тут же нырнула в проулок, упирающийся как раз в торец здания, в котором располагалось кафе. — И что ты ему сказала? Как…
Она чуть не спросила: как я его узнаю, но вовремя спохватилась. Ее история, представленная Верочке, гласила о неразделенном чувстве, так что знать Верещагина в лицо она должна была обязательно. Знать, любить и желать заключить в объятия.
— Я сказала ему всю правду! — торжественно изрекла Верочка. — Что у тебя проблемы с мужем. Что ты влюбилась в него с первого взгляда. И что страдаешь и ночей не спишь.
— И он согласился со мной встретиться и утешить меня? — не поверила Шурочка, вильнув от глубокой ямы в сторону, и тут же поймала в зеркале знакомое очертание заляпанной грязью иномарки. Поймала и тут же занервничала.
— Ну… Может, не утешить, я не знаю… — Верочка замялась, но потом тут же нашлась и застрекотала швейной машинкой:
— Ты же страдаешь! Он же не зверь какой-нибудь! Согласился на встречу в кафе. Поедешь?
— Уже еду, — успокоила ее Шурочка, потеряв в зеркале страшную машину, что следовала, оказывается, за ней по пятам и совсем не собиралась отставать. Кто бы это мог быть, интересно? — Он хоть один будет или со своей подружкой?
— Издеваешься? Конечно, один! Он еще спросил, как тебя узнает? Ну, я и говорю ему, что, в отличие от вас, она, то есть ты, жгучая брюнетка! — Верочка понизила голос до томного клекота:
— И высокая, под стать вам, говорю. Одета, говорю, эффектно. Он-то, Сашунь, не пугайся, в растянутом свитере будет бледного горчичного цвета и брюках по щиколотку. Ну, да ничего. Приоденешь…
И Верочка погнала всякую ерунду о том, как станет Шурочке хорошо и бесхлопотно жить с Верещагиным. О том, какой он весь из себя хороший, без претензий и вредных привычек. И еще о том, как станет любить ее — Шурочку — и уж изменять точно не будет. Вопрос с изменой бывшей жене, теперешней его женщине — Веронике Верочка плавно обогнула, увлекшись идеей вернуть себе Генку.
— Сука! — с чувством выругалась Шурочка, бросая мобильный на соседнее сиденье.
Ей вдруг сделалось так противно, так муторно от общения с бывшей гражданской женой своего мужа, что из души на какое-то время исчез холодок страха, вызванный грязной иномаркой, следовавшей за ней по пятам.
Идти на встречу с Верещагиным отчаянно не хотелось. Ей вроде бы все стало понятно с ним и с его ролью в этом деле. Но сходить все же следовало. А ну как всплывет что-нибудь новое. Что они все вместе упустили.
Итак, Верещагин должен быть высоким блондином в старых коротких брюках и вытянувшемся свитере бледного горчичного цвета. Заходя в кафе, Шурочка искренне надеялась, что второго такого экземпляра здесь не окажется. Перед этим она долго сидела в машине и просматривала площадь перед кафе. Все ждала ту машину, что вздумала конвоировать ее сегодня. Иномарка как сквозь землю провалилась. Ну и пусть! Может, им и правда сегодня по пути, и ничего она даже ее не преследует! Вряд ли, конечно, но всякое бывает…
Верещагин сидел у окна и строго смотрел на нее в упор. Как только Шурочка вошла, так прямо сразу и наткнулась на этот острый, осуждающий взгляд и сразу поняла — он.
Верещагин и правда оказался блондином, высоким, и наряд соответствовал Верочкиному описанию. Когда-то Саша, наверное, походил на Есенина, почему-то подумалось ей, но время основательно свело на нет это сходство. Сейчас Верещагин производил впечатление не очень удачливого и совсем неухоженного холостяка средних лет. И еще ей подумалось, что Татьяне очень повезло, что удалось от него избавиться. Ведь у нее теперь есть Степа. А Степа — он такой…
— Здрасте, — буркнула Шитина, присаживаясь за его столик. — Верещагин?
— Да, а мне сказали, что вы будто бы… — Ее вопросу он удивился и тут же затеребил сильно растянутые обшлага рукавов. — И я согласился встретиться лишь для того, чтобы сказать вам — нет.
— Успокойтесь, мужчина. — Шурочка насмешливо смерила его с головы до того места, что упиралось сейчас в край стола. — Мой интерес к вам сугубо деловой.
Верещагин выдохнул с таким облегчением, что едва не опрокинул ополовиненную чашку с кофе, стоящую на столе перед ним.
— Что-нибудь выпьете? — опомнился он. — Вас ведь Александрой зовут? Мы с вами в каком-то роде тезки!
— Я за рулем, Саша. Пить не буду. Времени нет и желания. У меня к вам несколько вопросов. Вы на них отвечаете. И я исчезаю из вашей жизни так же внезапно, как и появилась. Идет? — Шурочка закинула ногу на ногу и подмигнула паре молодых парней за соседним столиком, пялящихся на нее без стеснения.
— Это смотря что за вопросы, — заартачился вдруг Верещагин, уловив ее игру глазами и почувствовав себя уязвленным. — Вообще-то я не обязан…
— Мне конкретно — ничем не обязаны.
Шурочка дождалась официанта и заказала омлет, ветчину, кофе и пирожные. Игра в детектива притупила похмелье, зато обострила аппетит. Или похмелье Генкино зелье сняло. Надо бы узнать у него, что за дрянью он поил ее этим утром. Может, еще пригодится.
— Вы обязаны многим своей жене, — проговорила она, набрасываясь на еду. — Потому я и здесь.
— Тане?! Я? — Верещагин даже поперхнулся, успев глотнуть перед этим кофе. — Чем же, господи?! Я оставил ей квартиру! Влез в кабалу с кредитом. Теперь стану всю оставшуюся жизнь выплачивать. Не достаю ее телефонными звонками, визитами, забрал себе дочь, и я же еще ей и обязан?! Вы, Сашенька, что-то не то говорите.
Омлет был чудо как хорош: золотистый, рыхлый, размером с хороший детский кубик. Именно такой, как она и любила. Ветчину нарезали тоже умело, тоненько, не раскрошив. Кофе пах чудесно, пирожные мозолили глаза мармеладными вишенками и воздушной горкой крема. Стоило ли отвлекаться на какого-то Верещагина, противного в сущности мужичонки. Прожить с женой всю жизнь и даже не проникнуться пониманием ее проблем! Даже не спросил об их сути, сразу начал открещиваться…
— Вы стащили на работе диск с компьютерной программой, — брякнула Шурочка с набитым ветчиной ртом; ей надоело делать реверансы и приседания перед ним — противным, и она решила с ходу брать быка за рога. — И у Тани теперь из-за этого проблемы. Вы — вор, а она страдает.
Верещагин вытаращил на нее голубые глаза в обрамлении выцветших светлых ресниц. И пару минут не мог ничего сказать, лишь безмолвно открывал и закрывал пухлогубый рот. А потом рассмеялся. Тихо, мелко и противно.
— Я? Вор? Это она вам сказала? — Верещагин заметно расслабился и смотрел теперь на Шурочку со снисходительностью и облегчением. — Конечно, она. Все не может мне простить того, что я ее бросил.
— Разве вы ее бросили, а не она вас? — совершенно искренне изумилась Шурочка, никогда бы не подумала, что такого типа можно терпеть всю жизнь и не лелеять мечту когда-нибудь от него избавиться.
— Я, я. — Верещагин самодовольно ухмыльнулся. — Нашел себе молодую, без таких железных принципов, как у Татьяны.
— Ладно, мне это неинтересно. — Щитина брезгливо сморщила симпатичную мордашку. — Что с компьютерной антивирусной программой? Кто украл диск?
— Да никто его не крал, господи ты боже мой! — Верещагин облегченно рассмеялся. — Вот народ, а! Наврут с три короба, насочиняют…
— Да, но программа-то была?
Верить в то, что стоившие ей немалой крови сведения были враньем, совершенно не хотелось, к тому же Шурочка совсем небезосновательно полагала, что дыма никогда без огня не бывает. Поэтому она снова настырно повторила:
— Программа была? Была! Человека уволили по подозрениям? Уволили! Так что вы мне тут голову морочите?!
— Да была программа, была. Она и есть. Только не крал ее никто. Собирался — это да. Очень долго и планомерно подбирался к этой последней разработке, за что, как вы справедливо сейчас заметили, и был уволен. А я… Я программу не крал. Я ее спас от кражи. Так мне руководство велело. Забери, говорят, Александр, от греха подальше с фирмы. Да припрячь понадежнее.
— И где же вы ее прятали?
— Скажу, не поверите. — Верещагин допил остатки кофе и суетливо глянул на часы, намекая на окончание аудиенции. — Дома и прятал, в банке с сахаром. Потом, когда этот человек был уволен, я ее назад вернул.
— Ну, вот видите! Дома прятали! Может…
— Не может, — перебил ее неучтиво Верещагин и начал подниматься с места. — Программа уже запущена. Пытаться ею сейчас завладеть никто не станет, время упущено.
