Наталья Андреева - Пробка

— Вот как? И это благодарность за все, что я для тебя сделала?

— А ты спросила, нужно ли мне это?

— Ты была несчастна.

— А сейчас? По-твоему, я сейчас счастлива? Посмотри, что ты из меня сделала! Я становлюсь стервой! Я начинаю ненавидеть людей! Я могу на них кричать! И я теперь могу тебе сказать: убирайся вон!

— Нина, ты что?

— Ты не поняла? Убирайся! Мне ехать надо!

— А если я не уйду?

— В доме есть оружие. Пистолет моего мужа. Здесь, в шкафу, — Нина кивком указала на дверцу. — Я скажу, что ты на меня напала и застрелю тебя, если не уйдешь.

— Ха-ха! Ты не сможешь этого сделать!

— А давай попробуем?

— Ну хорошо. Если мое общество тебе так неприятно, я уйду.

Алина поднялась. Подруга стояла посреди гостиной, глаза ее сверкали.

— Вон, — повторила Нина, указывая на дверь. — И больше здесь не появляйся.

— Ты не права.

— А мне наплевать! Я так хочу. И отныне я буду жить так, как хочу.

— Ты делаешь мне больно, — заняла Алина последний оборонительный рубеж.

— Главное — мне хорошо, и наплевать на то, что кому-то от этого будет плохо.

— На чем же ты поедешь в больницу?

— На автобусе. Или Володе позвоню.

— Ах вот кто увез тебя вчера! Петров! Ну конечно! Давний поклонник! Вот к кому ты решила прислониться! Это только потому, что он мужчина? Что это не противоестественно, хотя и противно? Ведь ты его не любишь!

— Тебе-то что за дело?

И Нина демонстративно начала собираться. Алине ничего другого не оставалось, как уйти. На прощание она громко хлопнула дверью. Ну что ж, зато не внакладе. На загранпоездку тратиться не надо. А дома ей стало плохо.

Алина никогда не думала, что будет так больно. Даже измена мужа была перенесена ею гораздо легче. Тогда Алина знала: есть выход. Убрать. Вытащить занозу, и рана перестанет болеть. Мишу она не любила никогда, свою миссию он выполнил, от него надо избавиться, и точка. А как заставить себя полюбить? Причем любовью противоестественной, на которую, как оказалось, Нина не способна. Лучше уж отдаваться без любви мужчине, чем позволить лучшей подруге капельку нежностей! Какое убожество! В душе Нина так и осталась кухаркой, даже когда с нее отмыли всю золу.

«Наплевать! — тряхнула головой Алина. — Наплевать и забыть!» Но оказалось, что забыть невозможно. Первый раз в жизни она любила, и это приносило немыслимые страдания. Что ж, опять одиночество? Искать женщину, которая окажется сговорчивей? Но кто может заменить Нину? Алине хотелось получить свою Галатею, замена не устраивала.

Несколько раз она пыталась поговорить с подругой. Та не пускала ее на порог. Тайно Алина стала следить за предметом своей страсти. Это были две недели мучительных терзаний, тайных слез, борьбы с собой и попыток вернуть Нину. Однажды Алина подкараулила подругу у клиники на Ленинском проспекте. Она уже вошла в контакт с сотрудницей регистратуры и выяснила, в какой день и на какое время у Нины Грековой запланирован очередной визит. Алина хотела знать все: как протекает беременность, результаты анализов и какое решение приняла, наконец, Нина: оставить ребенка или сделать аборт. Когда бледная от усталости подруга вышла из клиники, Алина выскочила из машины, взяла ее под локоток и сказала:

— Садись, подвезу.

Нина вырвала руку и посмотрела на нее с откровенной брезгливостью. Алине стало не по себе.

— Я просто хотела помочь, — пробормотала она. — Ведь это для тебя так тяжело: ездить на другой конец Москвы, беременной, в общественном транспорте.

— Я тебя не узнаю, — с удивлением сказала Нина. — Плохо выглядишь. Ты что, следишь за мной?

— Я сама себя не узнаю, — жалко улыбнулась Алина.

— Я не понимаю: я тебе должна? Скажи сколько. Составь калькуляцию: какую сумму ты на меня потратила. Я тебе отдам.

— При чем здесь деньги?

— Ну, ты же все переводишь на деньги. Предприятие, которое казалось тебе выгодным, провалилось, я готова компенсировать.

— Нина, ты не так поняла. Это было не предприятие. Садись в машину, я тебя прошу.

— А если ты меня похитишь? — подозрительно спросила Нина.

— Какая чушь!

— Я не хочу с тобой ехать. Я тебя боюсь.

— Нина! Как я могу сделать тебе больно, если я тебя люблю! — отчаянно сказала Алина.

Подруга отшатнулась и с искаженным лицом закричала:

— Оставь меня! Ты ненормальная! Тебе лечиться надо!

— Нина…

Но та уже бежала по направлению к метро. Алина смотрела ей вслед, и по ее лицу текли слезы. На людях она плакала впервые в жизни. Прохожие смотрели на модно одетую женщину, стоящую у красного «ягуара», с жалостью. Алине казалось, что они всё знают. Она метнулась в машину и, усевшись за руль, сказала себе: «Надо успокоиться. Возьми себя в руки», и решительно вытерла слезы. Последний разговор с Ниной состоялся по телефону.

— Если ты не оставишь меня в покое, я все расскажу Петрову, — пригрозила подруга.

— А при чем здесь Петров? Почему я должна его бояться?

— Ты убила своего мужа.

— Чушь! Нет никаких доказательств!

— Можно ведь провести эксгумацию трупа.

— Где ты этого нахваталась?

— Мой муж — следователь, — резко сказала Нина. — Я в курсе многих случаев из его богатой практики. Если ты не прекратишь меня преследовать, Петров тебя посадит. И я, таким образом, от тебя избавлюсь. Ты не только лесбиянка, но и убийца. И вообще — дрянь.

— Раньше ты так не думала.

— Тогда я не знала, что ты будешь меня домогаться. Я думала, мы подруги.

— Меня это устраивает, — поспешно сказала Алина.

— Что устраивает?

— Дружба. Просто приходи ко мне. Поболтаем.

— Я уже сказала: не могу. Меня от тебя тошнит. О боже, и правда… Мне плохо. Ой!

И Нина швырнула трубку. Вот тогда Алина и подумала: «Надо положить этому конец. Надо от нее избавиться. Вытащить занозу, а рана заживет». Она приняла решение: Нина должна умереть. Что она там говорила про пистолет? Греков — стрелок. В доме есть оружие. В шкафу, в одном из ящиков. Запасы атропина у Алины еще имеются. Нина — человек неуравновешенный. У нее обострение. Через месяц все будут принимать ее за сумасшедшую. Схема отработана. В первый раз все прошло, так почему бы нет?

И ВНОВЬ В ПУТЬ (медленно)

— Я теперь догадываюсь, что Алина Одинцова домогалась моей жены, — сказал наконец Греков. — История грязная, и мне не хотелось бы вытаскивать ее на свет, давать показания в суде. Ты меня понимаешь. Но раз это убийство… Пусть отвечает!

— И каким же образом она это сделала?

— Что именно?

— Атропин ей в пищу подмешивала?

— Откуда я знаю? — пожал плечами Греков. — Тайком приходила к нам в дом.

— У нее что, были ключи?

— Думаешь, достать ключи от чьей-нибудь двери — это так сложно? У нас обычный замок, не с секретом.

— Может быть, ты дал ей ключ от входной двери?

— Я?

— Вы ведь были любовниками.

— Я же тебе сказал: это было всего один раз. Я понял, что она не склонна спать с мужчинами и отстал.

— Тогда откуда у нее ключ от входной двери?

— У меня такое ощущение, что это допрос, — хрипло сказал Греков. — Так почему все-таки ты куртку не снимаешь?

— Мне не жарко.

— Врешь! Как тебе может не быть жарко?

— Откуда у Одинцовой ключ от входной двери? — повторил свой вопрос Петров.

— Я-то откуда знаю?! — сорвался на крик Юрий Греков.

Эта пробка его доконала. Все. Силы кончились.

— А пистолет? Откуда она узнала о нем?

— Она же бывала у нас в доме!

— Ну и что? Хочешь сказать, что Одинцова шарила по шкафам?

— Ей Нина могла сказать!

— Не кричи.

— Ты не имеешь права меня допрашивать!

— Кто убил твою жену?

— Я не знаю!

— Знаешь! Кто?

— Одинцова. — И Греков вытер пот с лица.

Они оба посмотрели вправо, на красный «ягуар». Несмотря на то что движение возобновилось, Алина Одинцова по-прежнему держалась рядом, пропуская вперед другие машины. На сигналы разозленных водителей она не обращала внимания.

— Алина Одинцова убила мою жену, — повторил Юрий Греков

— Одинцова, значит, — констатировал Петров. — Открыла ночью дверь своим ключом, вошла, достала из шкафа пистолет и выстрелила Нине в висок. А атропином ее накачивала, чтобы приняли за самоубийство. Сошла, мол, с ума и как следствие — суицид.

— Да. Схема, по которой был убит Михаил Одинцов.

— И ты это знал?

— Что?

— Схему?

— Ну.

— Так знал?

— Да! Что ты пристал?

— Погоди, звонок… — Петров взял мобильник и с досадой спросил: — Да?

— Володя, девочки не хотят ехать на поминки, — сказала Антонина Дмитриевна. — Мы тут уже помянули Нину, поговорили. Дело к вечеру. Да и Валентина, как бы это сказать?..

— Напилась, — подсказал Петров.

— Ее тоже можно понять, — вздохнула Антонина Дмитриевна.

— Всех можно понять. Так что? Никто не едет к Грековым?