Наталья Борохова - Соблазн для Щелкунчика
Перебрав в уме все то, что раздобыло следствие, Лиза вздохнула. Мимо! Милейший во всех отношениях Полич не мог сделать «заказ». Она пришла к тому, от чего ушла. Не существует заказного характера убийства, но и личный мотив – это выдумка. Или… Все! Хватит! А то и впрямь – пора к психиатру.
Утро вовсю звенело птичьими голосами, трамвайными трелями, шорохом шин на умытом после ночного дождя проспекте. Народ торопился на службу, а Елизавета, посматривая с высоты третьего этажа на утреннюю суету большого города, радовалась тому, что ей нет необходимости мчаться ни свет ни заря в какую-нибудь контору, фирму или на предприятие. Раньше десяти часов дела в областном суде не назначались. Поэтому Лизе удавалось выполнять рекомендации тех ученых, которые заявляли, что проснувшийся до девяти часов утра человек и не человек вовсе, а жалкая развалина, обреченная на жалкое существование. Что до нее, то она была всегда любительница поспать, но сегодня какое-то дурацкое предчувствие, не то волнение, не то ожидание перемен, подкинуло ее на кровати где-то в половине восьмого. Разумных оснований ни для творческого подъема, ни для радостного возбуждения не было и в помине. Сегодня ей предстоял длинный и до крайности утомительный день. В суде должны были допрашивать эксперта и еще, кажется, криминалиста. Обилие специальных терминов, нудная сухая информация – этого уже достаточно, чтобы испытать приступ зевоты. Но поглядите на нее: свежа как огурец с грядки, полна сил не хуже молодого щенка на зеленой травке.
Лиза прошлась по кнопочкам телевизионного пульта. Увы! На всех центральных каналах профилактические работы. А это что?
– …работы советских оружейников по совершенствованию пистолетов-пулеметов явились основной базой, на которой со временем оказалось возможным создание нового оружия…
Только не это! Мало того, что на работе сегодня придется выслушать поток скучнейшей информации, так еще это прекрасное летнее утро телевизионщики решили испортить таким сюжетом. Скажите, ради всего святого, кто, в предвкушении сложного трудового дня, попивая свежезаваренный кофе и заедая его хрустящим рогаликом, сможет внимать голосу диктора, рассказывающего что-то про историю создания автомата Калашникова?
– …автомат Калашникова работает по принципу использования энергии пороховых газов, отводимых через отверстие из канала ствола…
Елизавета сталкивалась с оружием два раза в жизни, и оба не сулили ей ничего хорошего. Первый раз – во время начальной военной подготовки в школе, где Лиза с одноклассниками, пыхтя от натуги, разбирали и собирали на время чудовищное приспособление для поражения живой цели – автомат. Помнится, она немного переусердствовала и больно защемила кожу какой-то железкой. Она едва сдержалась и не вскрикнула. Военрук, впечатленный ее табелем отличницы, сжалился и натянул ей четверку. Но этого было достаточно, чтобы возненавидеть и сам автомат, и его создателя. Во второй раз встреча с предметом неприязни произошла в институте на экзамене по криминалистике. И там ей удалось с трудом удержаться на плаву, не «завалив» вопросы по судебной баллистике.
– …приставные коробчатые магазины автомата Калашникова рассчитаны на 30 патронов…
Тридцать патронов! Очень необходимая в повседневной жизни информация! Лиза выключила телевизор, посылая проклятия на головы всех телевизионщиков, которые забивают утренний эфир подобной чепухой.
Но по иронии судьбы судебный день оказался своеобразным продолжением утренней телевизионной передачи. Вызванный в судебное заседание эксперт с унылым выражением лица хоть и не пел дифирамбы славному автомату не менее славного Калашникова, и на том спасибо, но зато долго и заунывно вещал аудитории о том, какие последствия это дьявольское изобретение имело для бедолаги Макара и его верного Агеева.
– …сквозная рана лобно-теменной области черепа с оскольчатыми переломами костей свода и основания черепа, с разрушением лобно-теменных долей головного мозга. Направление раневого канала спереди назад. Выходная огнестрельная рана на задней поверхности шеи слева…
Прав был классик. Ко всему подлец человек привыкает! Длинный перечень повреждений трупа Макарова убаюкал, казалось, всех. И не только судья, прокурор и защитники почти откровенно вздремнули под мерное бормотание судебно-медицинского эксперта, но и жена убиенного, изобразив на одутловатом лице откровенную скуку, рассматривала свежайший маникюр, будто бы речь шла не о бренном теле горячо любимого супруга, а о говяжьей туше в мясной лавке.
– Каково было взаиморасположение стрелявшего и Макарова в момент причинения ему всего комплекса телесных повреждений? – выплыл, как из небытия, голос Фрик.
– Различным. Но, вероятнее всего, сначала были причинены ранения в голову и грудную клетку спереди, когда потерпевший был обращен лицом к стрелявшему. После получения первого комплекса ранений тело на водительском кресле могло быть отброшено обратно, то есть в положение, которое было зафиксировано при осмотре места происшествия. Дальнейшие ранения были причинены со стороны спины…
– Скажите, а сколько всего выстрелов было произведено по телам Макарова и Агеева? – задала вопрос Елизавета.
– Не менее двадцати семи, если принимать во внимание телесные повреждения. У Макарова – двадцать одна рана и шесть – у Агеева.
Поднялась Савицкая.
– Если допрос эксперта закончен, ваша честь, я просила бы суд просмотреть в судебном заседании фотографии, сделанные на месте происшествия.
Елизавета поморщилась. Фотографии обезображенных жертв убийства всегда производят тягостное впечатление на публику. В тех регионах, где действует суд присяжных, адвокаты систематически выступают против показа таких документов для обозрения присяжным. Сильнейший эмоциональный эффект, вызываемый изображениями убитых, играет на руку обвинению, поскольку захлестывает обывателя с головой, и он жаждет возмездия любому, кто находится на скамье подсудимых. Вот и здесь дедушка-заседатель (даром что ветеран!) стоически перенес эту процедуру, а бабулька, как-то очень тихо всхлипнув, осела в кресле, уронив на стол седую голову.
– У заседателя обморок, – оповестила всех Фрик. – Сделаем перерыв.
Савицкая улыбалась.
После перерыва судебное заседание возобновилось. В зале появился телевизор с видеомагнитофоном. Предстояло просмотреть видеокассету с осмотра места происшествия.
Следователь прокуратуры, до безобразия улыбчивый и веселый, в присутствии понятых чинно расхаживал возле ворот яхт-клуба. Обращаясь к зрителям, он старательно следил за тем, чтобы его румяная физиономия обязательно светилась в кадре. Излучая просто неимоверную для этой ситуации энергию, он приводил окружающих в состояние тихого бешенства. Беспричинная радость, как, впрочем, и беспричинное горе, изрядно действуют на нервы.
– …объектом осмотра является территория яхт-клуба вблизи въезда. На расстоянии 7 метров 10 сантиметров от входной двери металлической будки зеленого цвета, расположенной вблизи въездных ворот яхт-клуба, обнаружена и изъята стреляная гильза, напоминающая автоматную гильзу калибра 5,45.
Следователь сунул гильзу почти под нос понятым, затем приблизил ее к собственным глазам и приветливо улыбнулся человеку с видеокамерой.
– …гильза изъята и упакована в спичечный коробок, в дополнительную бумажную упаковку, на которой имеется удостоверяющая надпись и подпись следователя и понятых. Указанной гильзе присвоен порядковый номер один…
Изнывая от безделья, участники процесса следили за хаотичными передвижениями холерика-следователя по месту происшествия. Интерес к видеоматериалу постепенно угасал. Опять потянуло в сон. Наконец пришел черед осмотра автомата.
– …автомат лежит на земле на расстоянии десяти метров от забора яхт-клуба и ста семидесяти метров от самих ворот. К автомату пристегнут магазин, который в ходе осмотра не присоединялся. Глянем внутрь… Итак, целых гильз… раз, два… пять, шесть. Шесть! – восторженно провозгласил следователь.
Елизавета очнулась. Мозг, производя нехитрые арифметические вычисления, буксовал как тяжеловоз. Что-то не сходилось. Виной была не то сонная одурь, не то количество глупейшей и бесполезнейшей, с точки зрения молодого адвоката, информации, которую бедная Лиза выслушала сегодня, начиная с утреннего телевизионного безобразия.
Она вздрогнула, и в первый момент ей почудилось, что она перешла границы реальности. Громкий веселый голос следователя терзал барабанные перепонки уже не с телевизионного экрана, а в непосредственной близости. Следователь Карасев чудесным образом материализовался в зале судебного заседания, и при желании, преодолев пару метров, можно было бы дотронуться до его пухлых щек.
Дубровская поняла, что, пока она витала в математических дебрях, суд перешел к допросу очередного свидетеля. Карасев всем своим видом демонстрировал, что неуемная энергия является, видимо, его нормальным состоянием, а вовсе не тем редким исключением, которое все участники процесса имели возможность наблюдать несколько минут назад. Он был словоохотлив, скор на выводы и улыбчив.
