Виктор Пронин - Высшая мера
- Рассчитаемся, - сказал Апыхтин, протирая тряпкой руки.
- Нет-нет! - решительно заявила женщина. - Никакой неопределенности! Так как же?
- Натурой, - Апыхтин пожал плечами.
- Что вы имеете в виду? - Лицо Серковой напряглось, и она, кажется, готова была влепить Апыхтину пощечину, но не была уверена, что дотянется до его физиономии.
- Вернете колесо… Вот и все.
- Ах так… - Она облегченно перевела дух.
- Вот мой адрес, вот телефон, - Апыхтин набросал на клочке газеты несколько цифр. - Это недалеко. На любой станции техобслуживания вам заменят колесо, а это забросите мне.
- Да? - Она некоторое время рассматривала его каракули на газете, потом подняла голову, помолчала. - А вы не опасный человек?
- Конечно, опасный. Но вас это не касается.
- Если человек опасный, это касается всех.
- У вас мои координаты… Адрес, телефон… Теперь я должен опасаться.
- Вообще-то да, тут что-то есть.
- Как вас зовут? - спросил Апыхтин, решив, что уже имеет право на такой вопрос.
- Надежда… Надя.
- Володя, - Апыхтин протянул руку.
- Ну что ж, пусть так. - Серкова тоже протянула ладошку. Она показалась Апыхтину сильной, жестковатой, сухой.
- Вы всегда так одеты?
- Конечно, нет! А что?
- Отлично выглядите!
- Я знаю! - рассмеялась Серкова. - Будь здоров, Володя! - Она махнула рукой и, распахнув дверцу, села за руль, но тут же снова выглянула из машины. - Я, кажется, назвала вас на «ты»… Нехорошо, да?
- Стерплю, - Апыхтин развел руками, куда, дескать, деваться. - Но тогда и тебе придется потерпеть.
- Заметано! - Она захлопнула дверцу, и машина тут же тронулась с места.
Апыхтин сел за руль, но не сразу смог поехать, не сразу. Что-то оживало в его душе, что-то в ней происходило. Перед глазами еще стояла тонкая фигурка в джинсах и голубой рубашке, он все еще видел чуть припухшие ее губы, словно женщина приготовилась не то свистнуть, не то поцеловаться. Конечно, была в ней легкая вульгаринка, но она нисколько его не задела. Впрочем, почему вульгаринка, это можно назвать и шалостью, и вызовом, и желанием выглядеть молодо и дерзко.
Она несчастна, вдруг понял Апыхтин. Напряжена и запугана. Завтра Надя обязательно позвонит и приедет. Колесо может и не привезти, но позвонит и приедет. Это точно.
Все получилось так, как и предвидел Апыхтин.
Что делать, душевные страдания делают человека мудрее, обостряют ум и чувства, он начинает гораздо лучше понимать людей. И не надо ему для этого надолго задумываться, что-то прикидывать, сопоставлять, сличать - понимание приходит само по себе, легко и бесспорно.
Придет Серкова, придет, решил Апыхтин и не ошибся. Она позвонила, видимо, с работы, из универмага - звонок раздался за несколько минут до восьми часов вечера.
- Вас слушают, - произнес он солидно, как в былые времена, даже с какой-то куражливостью.
- Это вы? - Апыхтин сразу узнал ее голос.
- Да, это я. А это вы?
- Разумеется.
- Неплохое начало, - заметил Апыхтин. - Так разговаривают опытные бандюги или не менее опытные разведчики.
- Как разговаривают? - не поняла Серкова.
- Не называя имен, дат, адресов, место встречи, которое, естественно, изменить нельзя… Ну и так далее.
- Здравствуйте, Володя, это звонит Надя. Вы меня еще помните? Вы меня еще не забыли?
- Я помню даже то, что мы уже были на «ты». Или мне изменяет память?
- Не изменяет.
- И ничто, и никто мне не изменяет?
- Поживем - увидим, - рассмеялась Серкова.
- Значит, все-таки поживем? - уточнил Апыхтин.
- С вами опасно разговаривать.
- Почему?
- Какой-то вы уж больно ловкий в словах.
- Это, Надя, словоблудие. Впрочем, можете назвать это блудословием. Вы позвонили, я расцвел, воодушевился…
- Напрасно. Колесо я не везу.
- А что везете?
- Деньги.
- Много?
- Как скажете. Колесо плюс работа, я готова учесть и ее срочность, и качество.
- Ну что ж, везите… Я вас жду, адрес знаете.
- Приеду минут через пятнадцать.
- Договорились. Можете не звонить, дверь будет открыта.
- Даже так? - почему-то удивилась Серкова. - Знаете, я все-таки позвоню. Мне так привычнее.
- Звоните, - легко согласился Апыхтин. - Пишите, приезжайте.
- Мне все позволено?
- Да.
- Крутовато получается, - проговорила она с сомнением.
- Это, Надя, все слова… Приезжайте. - И Апыхтин поспешил положить трубку, чувствуя, что выдыхается, что уже не может находить слова двусмысленные, полные намеков и скрытых предложений.
Апыхтин сознавал, что вышел на тропу войны и любой его шаг должен быть осторожным. Он помнил слова Юферева о том, что Серкова знает убийц, и понимал, что без внимания ее не оставят. Поэтому, когда увидел въезжающую во двор машину Серковой, не бросился в прихожую встречать прекрасную гостью, он остался у окна. И заметил - невдалеке, у обочины, замерла еще одна машина.
И еще до того как Серкова поднялась на этаж и позвонила, все-таки позвонила в незапертую дверь, успел прямо на обоях записать карандашом номер остановившейся машины. Это была «шестерка», белая «шестерка» с двойными фарами. Внутри, на переднем сиденье, просматривались две темные фигуры.
- Вот так-то лучше, - пробормотал Апыхтин и направился в прихожую встречать гостью.
Серкова опять щеголяла в джинсах и рубашке, но на этот раз джинсы были светло-голубые, а рубашка - темно-синяя.
- Тоже ничего, - пробормотал Апыхтин, распахивая дверь.
- Вы о чем? - Серкова, казалось, удивилась совершенно искренне и выпятила потрясающие свои губы больше обычного.
- О наряде.
- Вы замечаете, как одеты женщины?
- В первую очередь.
- Надо же, - она была озадачена. - Тогда мне бы следовало принарядиться.
- Нет, не следовало.
- Почему?
- Ни в чем другом выглядеть лучше вы не сможете.
- Даже так? Крутовато. - У Серковой это словечко выскакивало чаще других.
- Заходи, Надя. - Заперев дверь, Апыхтин первым прошел в комнату. - Садись, - он указал на кресло у журнального столика. - Виски? Джин? Водка? Мартини? - Он улыбался, давая понять, что, хотя предложение и прозвучало, не стоит к нему относиться слишком серьезно.
- Я за рулем.
- Ах да! Виноват.
- Сколько я вам… Прости… Сколько я тебе должна?
Апыхтин постоял некоторое время молча, возвышаясь над сидящей в кресле Серковой, прошелся по комнате, выглянул в окно - невзрачный мужичонка захлопнул дверцу «шестерки», махнул рукой оставшемуся в машине и направился во двор.
- Надя, ты в самом деле хочешь вернуть деньги?
- Конечно… Ведь договорились.
- Не надо, Надя.
- Как? Просто так, не надо и все?
- Да. Просто так.
- И как это понимать?
- Есть у меня деньги, не бедствую пока… Прижмет - поможешь.
- Другими словами… Другими словами, - проговорила она озадаченно, - наше знакомство будет продолжаться до тех пор, пока тебя жизнь не прижмет?
- Почему? Оно может продолжаться и дольше.
- Крутовато.
- Видишь ли, Надя… Мне кажется, что, как только ты отдашь деньги, наше знакомство тут же и прекратится.
- Сейчас нас связывают только эти деньги?
- Если ты их отдашь, у меня не будет даже повода позвонить тебе!
- Звони без повода!
- Это уже кое-что, - кивнул Апыхтин.
Серкова с легкой усмешечкой оглядывалась по сторонам, рассматривая скороспелое убранство апыхтинской квартиры, и наконец, словно утомившись этим зрелищем, повернулась к нему со взглядом понимающим и насмешливым.
- Смотрю я на все это и думаю…
- И что же ты думаешь?
- Баба нужна, да?
- Вопрос, конечно, крутоватый. - Апыхтин, кажется, тоже заразился этим словечком.
- Но ты не ответил.
- Нужна ли мне баба? - переспросил Апыхтин и, кажется, сам впервые за много дней задал себе этот вопрос. И не смог ответить быстро, шутливо, неуязвимо. - Нужна ли мне баба… В самом деле… Знаешь, если вопрос ставить вот так… То нет, не нужна. Не нужна, - повторил он уже тверже.
- Зачем же ты клеишься?
- А ты не баба. - Апыхтин тоже опустился в кресло.
- Кто же я? - Серкова не знала, обижаться ли ей, и если обижаться, то как будет уместнее всего.
- Ты? - Апыхтин задумался, оценивающе наклоняя голову то в одну сторону, то в другую. - Ты - красавица.
- Да? - Серкова растерялась. - Никогда не считала себя красивой.
- Напрасно.
- Чем же отличается красавица от бабы?
- Красавица требует к себе… - Апыхтин замолчал, подбирая слово поточнее.
- Ни фига она от тебя не требует, успокойся, - неожиданно резко ответила Серкова. Что-то ее зацепило в последних словах Апыхтина, что-то вызвало раздражение. Но она тут же взяла себя в руки. - Хотя… Прости… Это у меня торговые замашки выплескиваются.