Анжела Марсонс - Немой крик
– Вы чистили зубы у первой жертвы? – спросила инспектор.
– Ни у той, ни у другой, – покачал головой ученый.
Стоун уже надоела эта игра в отгадки.
– Так говорите же, док!
– Налет грязи на зубах жертвы номер один мог образоваться с течением времени, когда земля проникла в ротовую полость после разрушения кожного и мышечного покровов, – стал объяснять Дэниел. – Это могло произойти лет через пять-шесть после того, как жертва была захоронена. А вот грязь во рту нашей второй жертвы появилась в первый же день ее захоронения.
Ким быстро сложила два и два. Грязь могла так быстро прилипнуть к внутренности зубов только в одном случае.
Девочку похоронили живой.
Глава 50
Трейси была первой из «сбежавших», и иногда я жалел об этом. Это внезапное чувство сожаления, которое я почувствовал после того, как все закончилось, было таким удивительным и незнакомым, что я долго пытался найти ему какое-то название.
Психопаты обычно не углубляются в размышления о своих прошлых деяниях, если только их план не провалился, но и в этом случае эти размышления носят аналитический, а не эмоциональный характер.
Мой мир слегка поколебался, когда я бросил эту приставалу на землю. Уже позже я понял, что сожаление у меня вызвало не то, что я с ней сделаю, а то, что я никогда ее больше не увижу – не увижу округлых движений ее бедер, когда она движется по комнате. Так что сожаление было связано только с моей собственной потерей.
Мир восстановил равновесие.
Но независимо от этого, я всегда знал, что Трейси была другой. Есть женщины, которые, даже будучи совсем юными, выделяются из толпы. Они входят в комнату, и все головы поворачиваются в их сторону, а глаза начинают обшаривать их тело. Это никак не связано с их красотой – скорее, дело в их внутреннем стержне, в их духе, который никогда не сломается. В их решительности, которая позволяет им добиваться того, чего они хотят.
Это привлекает и возбуждает.
Я знал, что мать Трейси, Дина, впервые продала ее за тридцать пять фунтов, когда девочке было девять лет. Через неделю, когда Дина освоилась с рыночными ценами, стоимость ее дочери значительно возросла, а через пару месяцев сама Дина полностью распрощалась со своей профессией. Социальные службы забрали у нее Трейси, через два дня после того, как девочке исполнилось четырнадцать лет. Ее привезли в Крествуд и поместили среди других девочек: избитых, изнасилованных, брошенных…
Трейси это не понравилось. Она совсем не чувствовала себя жертвой и хотела продолжать заниматься тем, чем занималась.
Убедившись на своем горьком опыте, что верить никому нельзя, Трейси прятала свои сбережения от Дины в течение двух лет. Девчонка не жаловалась на трудности, с которыми сталкивалась в своей жизни, – она научилась превращать их в свою выгоду.
Трейси все рассказала мне о своей прошлой жизни, и ее рассказ напомнил перечисление ничего не значащих фактов из какой-то книги. Может быть, раз или два ее голос слегка задрожал, но она быстро пришла в себя и продолжила рассказ. Я слушал, кивал, а в конце предложил свою помощь.
А потом мы занялись сексом. Прошу прощения… сексом занялся я, а она мне сопротивлялась. Изнасилование – слово очень грубое и не полностью отражает то, что произошло между нами.
После всего она встала и посмотрела мне в глаза. Ее взгляд был холодным, оценивающим, и никак не вязался с ее юным личиком.
– Ты за это дорого заплатишь, – пообещала она.
Я совсем не боялся, что Трейси расскажет кому-то о том, что произошло между нами. Ведь она не верила никому, кроме себя. Она придумает такой способ отомстить мне, который сможет принести ей хоть какую-то прибыль.
Я был восхищен ее юным оптимизмом и совсем не удивился, когда она зажала меня в углу через пару месяцев после случившегося.
– Я залетела, и ребенок твой, – в ее голосе звучал триумф.
Это меня развлекло, хотя я и не поверил ни одному ее слову. Больше всего в Трейси мне нравилась ее способность вывернуть любую ситуацию так, чтобы она принесла ей выгоду.
– И что? – спросил я. Мы оба поняли, что переговоры начались.
– Мне нужны деньги, – сказала девочка.
Я улыбнулся. Кто бы сомневался! Вопрос состоял в том, сколько. По идее, это должна была быть цена аборта и немножко сверху. Обычная плата за удовольствие.
Я ничего не говорил, используя молчание, как самое мощное оружие в переговорах.
Трейси наклонила голову и ждала. Про молчание она знала все.
– Сколько? – милостиво спросил я, наконец.
– Достаточно, – в этой девчонке определенно что-то было.
Я согласно кивнул. Конечно, я дам ей достаточно.
– Пять сотен за… – начал было я.
– И близко не лежало! – Глаза ее сузились.
Названная цифра была начальной ставкой в торговле. Ведь никогда не знаешь… До того она срабатывала дважды.
– И о какой же сумме ты думаешь?
– Пять штук, или я открою рот.
Я рассмеялся вслух. Это было значительно больше, чем «немножко сверху».
– Аборты не стоят…
– Никакого гребаного аборта не будет. Ни за что! Деньги мне нужны чтобы вырваться отсюда, – тут она похлопала себя по животу, – и начать все сначала.
Такого просто не могло произойти. Я человек вполне вменяемый и понимал, что если она прямо сейчас выступит со своими обвинениями, ей никто не поверит. А вот с ходячей ДНК, идентичной моей, мне спокойно не жить. Появление ребенка на свет будет для меня постоянной угрозой.
Он не должен был родиться.
Я кивком показал, что понял ее. Мне, мол, надо время все обдумать и все приготовить.
Ночью того же дня я был готов.
– Нам надо расстаться по-доброму, – сказал я, наливая хорошую порцию водки в стакан с пузырящейся «Кокой».
– А мои деньги ты принес? – спросила Трейси, поднимая стакан.
Я кивнул, и с готовностью похлопал себя по карману.
– И какие же у тебя планы на будущее?
– Рвану в Лондон, сыму квартиру, найду работу, а после пойду в школу и научусь хоть чему-нибудь.
Она продолжала говорить, а я продолжал подливать ей водку. Через двадцать минут ее глаза поплыли, и она стала заговариваться.
– Пойдем со мной, хочу тебе кое-что показать…
Я предложил ей руку. Она ее проигнорировала, поднялась на ноги и шлепнулась назад. Прошло несколько мгновений, прежде чем Трейси повторила попытку. На этот раз она мотнулась к двери, как собака на соревнованиях по аджилити[67]. Я шагнул вперед и распахнул перед ней заднюю дверь. От неожиданного порыва свежего воздуха девочка упала прямо на меня. Я попытался поставить ее на ноги, но они ее не слушались, и она упала на землю. Рассмеялась, пытаясь подняться. Я засмеялся вместе с ней, схватил ее подмышки и повел по траве.
Мы сделали двадцать пять шагов на северо-запад, и тут я ее уронил. Она хихикнула, и я хихикнул вслед за ней.
В яме я встал на колени рядом с ней и положил руки ей на горло. Ощущение ее кожи под пальцами возбуждало меня, хотя она и пыталась освободить шею. Ее глаза были закрыты, и она извивалась подо мной в полубессознательном состоянии. Движения ее бедер и волнение грудей загипнотизировали меня. Их нельзя было просто проигнорировать. Я одним быстрым движением сорвал с нее тонкие шорты и немедленно вошел в нее.
На этот раз ее тело было как глина в моих руках. Сознание то покидало ее, то вновь возвращалось. Она двигалась, как во сне.
Когда я встал, ее глаза закатились. Скорчившись в ограниченном пространстве ямы, я дотянулся до ее разорванных шортов. Теперь они останутся у меня навсегда. Они помогут мне не забыть.
Мои руки еще раз нащупали горло Трейси. Пальцы легли на ее гортань, но отказались сжиматься. В ступоре ее хорошенькое личико продолжало улыбаться.
Разочарованный, я выбрался из ямы. Первая лопата земли попала на ее торс. Она так и не открыла глаза.
Я работал лихорадочно, без остановок, и через несколько минут засыпал яму. Притоптав землю, прикрыл ее дерном.
С полчаса я оставался у могилы. Мне не хотелось оставлять Трейси одну.
Я сидел рядом и проклинал ее за то, что она со мной сделала. Если б только она не была такой жадной! Если б она согласилась взять деньги на аборт, все было бы окей.
