Марина Крамер - Умереть, чтобы жить
— Я хочу писать о китайской культуре — так пойдет? — подсказал с улыбкой телохранитель, и Ника возликовала:
— О, точно! Ты, если что, про заваривание чая им задвинь — не будет вопросов.
— То есть про императрицу Цы Си можно умолчать? — снова улыбнулся он, и Ника даже остановилась:
— А ты и про нее знаешь?
— Могу процитировать пару глав из Сунь Цзы, его «Искусство войны» я знаю довольно неплохо, — скромно сказал Вадим, опустив глаза, и Стахова расхохоталась:
— Да ты меня просто за нос водишь! Я тут думаю, что бы такое наврать, чтобы не приставали, а у него тем для бесед — как… Слушай, а давай я тебя познакомлю с нашим «историком» Коржовым? Он на исторические темы у нас пишет, очень грамотный парень и, кажется, жил в Китае.
— Если он работает недалеко от вас, то с удовольствием. Я туда не для компании иду, — напомнил Вадим.
— Тебе повезло — мы сейчас один кабинет делим, я же почти не появляюсь в редакции, так вот мой стол к Коржову и переставили.
В коридорах не чувствовалось привычной суеты, и это насторожило Нику. Обычно в это время хоть кто-то, но сновал из кабинета в кабинет, а сегодня — тишина, как вымерло все. Ника заглянула в свой кабинет, но там никого не было. Бросив сумку и вынув из нее планшет, она кивнула Вадиму и направилась в кабинет Филонова на летучку, надеясь, что она состоится. Как оказалось, все сотрудники были уже там, сидели и переговаривались между собой. Самого Федора не было, на его месте восседал куратор Вересаев, а рядом с ним — мрачный и невыспавшийся Тихонов. Ника нашла два свободных места, они с Вадимом сели, и Стахова шепотом обратилась к расположившейся впереди Лене:
— Что за траур?
— Привет! — обернулась Лена, поправив очки на носу. — А ты не в курсе? Статью Лешки Цепляева Федя ночью снял с сайта, а сейчас сидит у инвестора, объясняется, как так вышло, что мы материал о событиях на Украине не так подали. Вон и Вересаев приперся, стращает, что всех уволят.
— Кошмар… — пробормотала Ника, — я все пропустила.
— Ну, ты у нас другого полета птица! — фыркнула Лена. — Зачем тебе про цензуру запариваться? Тебя и так никто с полосы не снимет.
— Это ты о чем? — подозрительно спросила Ника.
— Да так — ни о чем. Только больно быстро ты и Тихонова, и Федю захомутала.
— Деточка, ты бредишь, что ли? — Ника пощупала лоб Лены, и та дернулась:
— Да не трогай ты меня! Нас всех сейчас метлой выметут — а ты-то останешься, тебя сам Бальзанов сюда пропихнул! Чем Цепляев хуже тебя? Да ничем! А его «ушли»!
— Ты нормально можешь сказать? — зашипела Ника, хватая Лену за руку и сжимая ее так, что девчонка едва не взвизгнула:
— Больно!
— Тогда по порядку рассказывай — что именно снял Федя, почему он у инвестора и кто «ушел» Цепляева, если он сам уже месяц как только об этом и говорит?
Лена, опасливо покосившись на начавшего что-то негромко говорить Вересаева, прошептала:
— Ника, да ты дура, что ли, в самом деле? В воскресенье утром заверстали на сайт статью о ситуации на Украине, а во второй половине дня Федя статью снял, заменив какой-то коржовской исторической лабудой. Ну, Цепляев взбесился и прислал Тихонову СМС — «Считаю себя свободным от обязательств», а статья ночью появилась на… — тут Лена назвала крупный интернет-портал, с которым у «Русской Галактики» шло негласное соперничество за рейтинг.
— Погоди… Мы с Цепляевым в субботу до самого вечера в петанк играли — когда он успел-то?
— Тю… да он с вашего петанка сразу на самолет — и в Киев, а оттуда по горячему…
— Шустрый мальчик… — пробормотала Ника. — И теперь, надо думать, зреет русский бунт — бессмысленный и беспощадный? Это, я так понимаю, не летучка, а несанкционированный митинг?
— Правильно понимаешь. Ребята не хотят писать под цензурой, и если Федя не договорится с инвестором о редакционной политике, все напишут заявления.
— Ого, прямо революция…
Ника выпустила Ленину руку и откинулась на спинку стула, обдумывая, что же теперь делать. Если все зашло так далеко — то что ей-то делать? К кому примкнуть? Понятно, что по закону уволить, например, Филонова просто так невозможно. А вот всех остальных — запросто. И настрой у народа соответствующий.
У Вересаева зазвонил телефон, он встал и вышел из кабинета. Тихонов, опираясь о столешницу, поднялся и громко спросил:
— Ну, и что решим?
Раздался гул — журналисты заговорили все одновременно, и Саныч, поморщившись, хлопнул ладонью по столу:
— Так, базар-то не разводите! Давайте проще — кто хочет уйти, если Федя не договорится с инвестором?
Поднялся лес рук. Тихонов окинул кабинет взглядом и удовлетворенно подытожил:
— Ясно. Значит, этого и будем держаться.
В это время вернулся Вересаев, и его лицо было еще более красным, чем обычно, — того и гляди, куратора хватит гипертонический криз:
— Тихо! — рявкнул он, и журналисты от удивления умолкли. — Короче, братцы-кролики, дело обстоит так: кто не хочет работать — выход у меня за спиной. Положенные выплаты получите. Кто хочет — остается и будет знакомиться с новым главредом.
Новость повисла в воздухе, все молчали, было слышно только, как в унисон дышат более десятка человек. Ника обхватила руками голову и раскачивалась туда-сюда — она понимала, что сейчас останется и без работы, и без защиты, потому что Бальзанов вряд ли оставит при ней охранника. А в том, что она пойдет со всеми, и в первую очередь с Филоновым и Тихоновым, у нее не было ни малейшего сомнения. Предавать людей, которые в нее поверили, Ника Стахова никогда не умела.
— Ну, что умолкли? — подстегнул Вересаев. — Заявления на стол — и можете быть свободны.
Первым отошел от шока Тихонов, вынул из стола пачку бумаги, выдернул из нее лист и быстро написал заявление. Размашисто подписав его, поставил точку и толкнул лист по столу в сторону Вересаева. Тот взял, пробежал глазами и кивнул:
— Принято. Еще желающие есть?
В кабинете поднялся гул, по рукам пошли листы и ручки, все как один строчили заявления, используя в качестве поверхности кто стену, кто стул, а кто — спину товарища. Пачка заявлений перед Вересаевым все увеличивалась, дошла очередь и до Ники. Когда она положила свой листок, ей на секунду показалось, что в глазах куратора на миг промелькнуло удивление. «Да и черт с ним! Тоже знает, кто меня сюда устроил», — со злостью подумала она, возвращаясь на место, так как никто помещения не покидал. Собрав все заявления, Вересаев оглядел кабинет и спросил:
— А чего ждете?
— Знакомства с новым главредом, — за всех ответил Тихонов, — вдруг его личность настолько поразит нас масштабом, что мы одумаемся и заберем заявления назад?
Вересаев долго смотрел на Тихонова, словно старался понять, шутит тот или говорит серьезно. Саныч же улыбался и излучал дружелюбие, однако Ника видела его прищуренный левый глаз и понимала — ничего хорошего не будет.
— Так что, господин куратор, явите нам нашего возможного начальника или так и отпустите в неведении? — подстегнул Тихонов, и Вересаев очнулся:
— Посидите минут пять, он из офиса «Нортона» спускается.
Тут все как по команде вынули сигареты и закурили — терять было уже нечего, заявления подписаны, правил нет. Ника покосилась на Вадима — он, бедолага, в ужасе взирал на то, как со всех сторон закуривали.
— Ты в коридор выйди, оттуда меня будет видно, — посоветовала она шепотом, — а то надышишься здесь.
Он вышел и устроился на стуле в коридоре так, чтобы видеть Стахову. «Жаль, что придется с ним расстаться, он мне нравится, — думала Ника, тоже закуривая. — Как же мне теперь быть? То, что Бальзанов без колебаний выделил мне охрану, говорит только об одном — я права и все зло от Луцкого. И Павла сегодня убрали по его приказу — точно. Но вот что он хотел мне сказать? Что еще он нашел, чем хотел поделиться немедленно?»
Она пришла к выводу, что это мог быть только новый адрес Луцкого — то место, где он скрывается сейчас. Больше ничего насторожить Луцкого уже не могло — сына Натальи вычислили, то, что Наталья жива и скрылась где-то, — тоже. От нечего делать Ника полезла в телефон, чтобы проверить почту — там было пять новых писем. Она открыла ящик — два предложения кредита от банков, одно от Ирины с новой фотографией сына, еще одно — реклама спа-салона, а вот пятое… Пятое было от Павла. Дрожащей рукой Ника нажала клавишу «открыть» и увидела всего одну строку — «AF 1845 суббота». Что это могло обозначать, Ника даже приблизительно не понимала, крутила телефон и думала, думала… Латинские буквы, четыре цифры и день недели — что это? О чем это? Но ничего в голову не приходило.
Ее раздумья были прерваны вошедшим в комнату толстеньким человечком с абсолютно лысой головой и пузиком, обтянутым тонкой кофтой. На нем были ботинки на толстой подошве — видимо, чтобы казаться хоть немного выше.
