Искатель,1994 №5 - Алистер Маклин
Добравшись до своей каюты, я упал в койку и заснул без задних ног, несмотря на ноющую боль в руке.
Я проснулся часа в два ночи с ощущением, что проспал от силы минут пять. Впрочем, рев, вырывавшийся из селекторного устройства прямо над койкой Хансена, поднял бы и мертвого.
Хансен был уже на ногах и в отчаянной спешке натягивал на себя одежду и ботинки. Никогда прежде я не видел его в столь возбужденном состоянии.
— Что, черт возьми, происходит? — спросил я. Мне пришлось кричать, чтобы Хансен расслышал мои вопрос сквозь пронзительный вой сирены.
— Пожар! — Его лицо было мрачным и взволнованным. — Корабль в огне. Да еще под этим проклятым льдом!
Продолжая застегивать пуговицы на рубашке, он перескочил через мою койку, рванул на себя дверь и выбежал прочь.
Монотонное завывание сирены внезапно прекратилось, и воцарилась гнетущая тишина. Вскоре я ощутил нечто такое, от чего внезапно наступившее безмолвие показалось мне еще более зловещим, — полное отсутствие вибрации корпуса лодки. Это могло означать лишь одно: огромные двигатели «Дельфина» стали. Отчего заглох ядерный двигатель и что произошло вслед за тем? Неужели пожар вспыхнул в реакторном отсеке?
Я стал одеваться — из-за повреждений руки у меня это получалось медленно, — стараясь не поддаваться панике, которая уже давно начала мною овладевать.
Спустя три минуты после ухода Хансена я добрался до центрального поста и заглянул внутрь. В лицо мне сразу же ударил сильный запах дыма. Я услышал резкий голос Свенсона:
— Заходите скорее и закройте за собой дверь!
Выполнив требование капитана, я живо прошмыгнул внутрь и попробовал оглядеться. Но не тут-то было: глаза слезились так, словно мне в лицо швырнули целую пригоршню перца. А от черного едкого дыма раздирало горло и невозможно было дышать.
— С той стороны, за дверью, вам было бы много лучше, — сухо сказал Свенсон. — Простите за столь резкое обращение, доктор, но мы не хотим, чтобы дым распространялся дальше.
— Где пожар?
— В турбинном отсеке. — Свенсон мог бы рассуждать таким тоном о погоде, сидя на парадном крыльце своего дома. — Но в какой секции — мы точно не знаем.
— Двигатели… — проговорил я. — Почему они стали?
Капитан протер глаза носовым платком и обменялся двумя-тремя словами с матросом, который натягивал на себя плотный резиновый комбинезон и противогаз. У него в руках была коробка со шкалами. Потом Свенсон прошел вместе е ним мимо штурманского стола и эхоледомера к большой тяжелой двери, выходившей в коридор, что вел к турбинному отсеку. Они повернули ручки и открыли дверь. В дверной проем тут же ворвались густые клубы черного дыма, матрос в комбинезоне и противогазе быстро шагнул в коридор и закрыл за собой дверь. Задраив ее наглухо, Свенсон вернулся к пульту управления и стал нащупывать микрофон.
— Говорит капитан. — Его голос гулко разнесся по центральному посту. — Пожар в турбинном отсеке. Причина возгорания пока не установлена. Возможна утечка радиации.
Так вот оно что: значит, в руках у матроса, скрывшегося за тяжелой дверью, был счетчик Гейгера!
А капитан между тем продолжал:
— Сейчас мы пытаемся определить зону распространения огня. Это нелегко — видимость практически нулевая. Во избежание короткого замыкания и взрыва электричество в турбинном отсеке отключено. Мы перекрыли все воздухоочистительные системы. Так что курить на борту до особого распоряжения категорически воспрещается. Свет везде выключить, кроме тех мест, где без него не обойтись. Передвижение по кораблю ограничить. О дальнейшем ходе дел буду сообщать.
Я вдруг ощутил, что рядом со мной кто-то стоит. Это был доктор Джолли. Обычное жизнерадостное выражение с его лица как рукой сняло — вид у него был озабоченный, удрученный, по щекам текли слезы — от дыма. Поникшим голосом он спросил меня:
— Не кажется ли вам, что это уж слишком, старина? Я теперь и не знаю что делать — то ли радоваться, что нас спасли, то ли нет. Ни покурить тебе, ни включить свет, ни погулять. Неужели случилось то, о чем я даже опасаюсь подумать?
— Боюсь, что да. — На вопрос Джолли ответил сам Свенсон. — Случилось именно то, что способно ввергнуть в ужас капитана любой атомной подводной лодки, пожар подо льдом. Мы оказались в куда худшем положении, чем дизельная подлодка, поскольку на «Дельфине» имеется только одна аккумуляторная батарея, но ее не хватит даже на то, чтобы покрыть и треть расстояния, отделяющего нас от открытого моря. Кроме того, только с ее помощью мы сможем снова запустить реактор. Если же она сядет, произойдет то, о чем лучше и не говорить.
— Ваши слова звучат не очень-то обнадеживающе, капитан, — обреченным голосом проговорил Джолли.
— Это уж точно! Но пока что дела обстоят именно так.
— А что с компасами? — поинтересовался я.
— Если запасная батарея сядет, три гирокомпаса и инерциальная навигационная система попросту перестанут работать. В этих широтах от магнитного компаса проку никакого — стрелка скачет кругами, как сумасшедшая. Однако мы не собираемся умирать, правда, Джон? — этот вопрос капитан уже задал подошедшему к нам Хансену.
— Сэр, Сандерс там… за эхоледомером… Ему нужен противогаз, а то сквозь дым он ни черта не разглядит.
— Выдайте ему все, что надо, пускай только не сводит глаз с приборов. Если обнаружит разводье шириной хотя бы с ладонь или лед толщиной футов в восемь-девять, докладывайте немедленно ~~ будем всплывать.
— Торпеды? — с сомнением в голосе спросил Хансен. — Но мы уже три часа идем подо льдом, который не прошибет ни одна торпеда. А с такой скоростью мы будем тащиться под ним еще три года. Я сам встану к эхоледомеру. Все равно из-за этой проклятой руки я больше ни на что не гожусь.
— Благодарю вас, лейтенант. Но сперва передайте старшему мотористу Гаррисону, чтобы выключил углекислотный очиститель в кормовом отсеке.
— Но ведь это же опасно для здоровья тяжелораненых, — возразил было я.
— Знаю, — согласился Свенсон. — И мне чертовски неприятно причинять им лишние мучения. Чуть позже, когда станет совсем трудно дышать, я велю включить воздухоочистительные системы — но только в лазарете и дозиметрической лаборатории…
Капитан вдруг повернул голову в сторону приоткрывшейся двери, что вела в
