Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник) - Кристи Агата
И не существовало никакой возможности положить этому конец. Все прекратилось бы только в том случае, если бы мистер Друри серьезно заболел или умер, утратил свою неотразимую внешность или популярность. Вот тогда мерзкую пьесу можно было бы похоронить, навсегда забыв о ней. Лишь подобные обстоятельства могли вернуть автору всю полноту прав на свое произведение. Но мистер Друри жил, процветал, очаровывал публику, и шоу продолжалось. А ведь еще существовали права на гастрольное турне под контролем мистера Друри, на экранизацию, почти полностью находившиеся в руках мистера Друри, на постановку на радио и бог знает какие еще. А мистеру Скейлзу оставалось лишь класть в карман гонорары, аккуратно выплачиваемые мистером Друри, который с милой улыбкой и с предельной вежливостью уничтожил пьесу, угробил репутацию автора, презираемого теперь даже самыми лучшими друзьями, выставил его на осмеяние критикам и воистину принудил продать душу дьяволу.
И если существовал в Лондоне человек, кого Джон Скейлз с радостью стер бы с лица земли, то это был Гаррик Друри, перед которым драматург находился в неоплатном долгу, о чем он вынужден был чуть ли не ежедневно повторять всем и каждому. Все же в Друри имелось море подлинного обаяния, и выпадали дни, когда его шарм настолько действовал автору на нервы, что он чувствовал в себе способность вышибить дух из мистера Друри за одни только эти чары, дававшие тому власть над людьми.
Но вот настал решающий момент в достопамятную ночь с 15 на 16 апреля, когда все произошло совершенно непреднамеренно. Просто так случилось или не просто так? На этот вопрос даже сам Джон Скейлз не смог бы дать уверенного ответа. Он мог понести моральную ответственность, но это далеко не то же самое, что привлечение к уголовной ответственности. Если у врача и зародились подозрения, то не в отношении Джона Скейлза. И никто не знал, имелись ли основания для подозрений или нет, что, впрочем, не играло никакой роли. Настоящей убийцей следовало, возможно, признать водительницу машины. Или, будучи суеверным, увидеть в случившемся руку Провидения, без устали поливавшего апрельский асфальт дождем. А может статься, всему виной была обычная галантная манера самого Гаррика Друри, который вызвался проводить Джона Скейлза и помочь ему поймать такси, вместо того чтобы самому сесть в собственный лимузин и уехать в противоположном направлении.
Как бы то ни было, но уже близился час ночи в воскресенье, когда киношники покинули помещение театра после долгих и ожесточенных споров, в ходе которых Скейлз, как обычно, обнаружил, что дал согласие на целый ряд пунктов, которые не одобрял, но не имел другого выхода.
– Мой дражайший Джон, – сказал мистер Гаррик Друри, снимая халат. Он всегда проводил деловые переговоры в халате, если имел такую возможность, чувствуя не без оснований, что струящиеся линии шелка выгодно подчеркивают достоинства фигуры. – Мой милейший Джон. Я прекрасно понимаю ваши чувства – Уолтер! – но для того, чтобы иметь дела с подобными людьми, необходим прежде всего опыт. И можете мне поверить, я не позволю им создать из вашей пьесы нечто недостойное названия художественного фильма, не дам ни в чем ущемить ваше искусство драматурга, – спасибо, Уолтер. Прошу прощения, что задержал вас здесь так надолго.
Уолтер Хопкинс служил для мистера Друри личным костюмером и преданным рабом. Он не стал бы возражать, если бы хозяин продержал его при себе до глубокой ночи или даже все следующее утро. Он боготворил Друри, который всегда находил возможность поощрить верного слугу добрым словом или улыбкой. Он помог мистеру Друри надеть пиджак, а потом и пальто. Подал шляпу, бормоча при этом обычные комплименты сегодняшней игре хозяина. Гримерная выглядела сейчас неопрятно, но не по вине Уолтера. Ближе к концу переговоры приняли столь конфиденциальный характер, что даже этого покорного раба пришлось выставить из комнаты, попросив посидеть пока в соседнем помещении.
– Не надо непременно наводить здесь полный порядок, – сказал ему мистер Друри. Он указал на разбросанные предметы: тюбики с гримом, полотенца, стаканы, сифоны, полные пепельницы, чашки из-под чая от тетушек мистера Друри, которые заглянули на минутку, рукописи двух оптимистически настроенных молодых драматургов, посетивших его, талисманы – пять поклонниц передали ему совершенно одинаковых кукол Микки-Мауса, букеты цветов, которыми его, как всегда, забросали в финале спектакля, и целый набор писем, валявшихся повсюду, от ценителей таланта. – Только собери мои вещи и запри в шкаф бутылку виски. Я провожу мистера Скейлза до такси – вы уверены, что я не могу вас куда-то подвезти, Джон? Да, и не забудь про цветы. Принеси их в машину. Мне, кстати, надо будет просмотреть пьесу этого молодого… Как бишь его? Рагглса? Багглса? Ну, ты знаешь, о ком я говорю. Уверен в его полнейшей бездарности, но дал обещание милой старушке Фани. Запихни остальное в комод, и через пять минут я зайду за тобой.
Ночной сторож выпустил их на улицу. Это был уже немощный старик с лицом, напоминавшим мордочку кролика, и Скейлз невольно подумал, что станет делать такой охранник, если в театр проникнет грабитель или вдруг вспыхнет пожар.
– Вот те на! – воскликнул Гаррик Друри. – Дождь начался. Но стоянка такси расположена здесь рядом в конце авеню. А теперь послушай меня, друг мой Джон. Тебе не стоит ни о чем беспокоиться, потому что… Осторожнее!
Все произошло в одно мгновение. Маленький автомобиль, ехавший, быть может, излишне быстро по скользкой мостовой, резко затормозил из-за выскочившей под колеса кошки. Машинку развернуло под прямым углом, и она влетела на тротуар. Оба мужчины бросились в разные стороны. Неуклюжий Скейлз споткнулся и растянулся вдоль сточной канавы. Друри, стоявший чуть дальше, совершил резкий прыжок назад с ловкостью акробата, но отпрыгнул недостаточно далеко. Бампер зацепил его ниже колена, он отлетел вперед и плечом врезался в стеклянную витрину галантерейного магазина.
Когда Скейлз сумел подняться, он увидел, что автомобиль наполовину въехал внутрь витрины, а его водитель, девушка, оставался за рулем, потеряв сознание. Прямо по мостовой к ним уже бежали полицейский и два таксиста, а Друри с побледневшим, покрытым кровью лицом пытался выбраться из нагромождения осколков, пальцами правой руки сжимая левую.
– О, боже милостивый! – воскликнул Друри.
Он оперся о крыло машины, и только тогда между его пальцами фонтаном хлестнула струя ярко-красной крови.
Потрясенный и ошеломленный падением, Скейлз не сразу понял, что произошло, но полицейский не растерялся при виде подобного зрелища.
– Оставьте леди, с ней все обойдется, – внушительным тоном обратился он к таксистам. – Но вот у джентльмена, кажется, перерезана артерия. Он истечет кровью, если мы не примем срочных мер.
Полицейский мясистыми, сильными пальцами ухватился за руку актера, нащупал нужное место и пережал поврежденный кровеносный сосуд. Сильная струя мгновенно исчезла.
– Как вы себя ощущаете, сэр? Хорошо, что у вас хватило присутствия духа на время зажать артерию самому.
Он помог актеру сесть на подножку машины, ни на секунду не ослабляя своей хватки.
– У меня есть носовой платок, – предложил свои услуги один из таксистов.
– Отлично, – отозвался полисмен. – Обмотайте ему руку выше вот этого места и затяните как можно туже. Это поможет. Глубокий порез. До самой кости, как мне кажется.
Скейлз посмотрел на разбитую витрину, на тротуар и содрогнулся. Все могло закончиться кровавым месивом из их тел.
– Спасибо вам большое, – поблагодарил Друри, обращаясь к полицейскому и к таксисту.
Затем он попытался изобразить подобие улыбки, но внезапно лишился чувств.
– Нам будет лучше перенести его в здание театра, – произнес Скейлз. – Служебная дверь открыта. Это же мистер Друри, прославленный актер, – добавил он, поясняя смысл своего предложения. – Я побегу вперед, чтобы предупредить работников.
Полицейский кивнул. Метнувшись в узкий проход к входу, Скейлз почти столкнулся с Уолтером.
