Синий конверт, или Немцы разные бывают - Геннадий Кучерков
Звонить Тестю в такой поздний час он не решился. Виталию ничего не оставалось, как подышать воздухом на балконе и идти спать. Но уже засыпая, он подумал, что у него нет ощущения, что эта история закончена….
На следующий день он записался на приём к Сергею Ивановичу. Тот пригласил его к себе в конце рабочего дня и с интересом выслушал его рассказ о завершении всей этой истории с «неправильным завещанием», у истоков которой он и сам стоял. Он разрешил Виталию использовать свой отгул в следующую пятницу, так что тот мог спокойно вылететь в Вену вечером в четверг.
Дома, в тот же вечер, Виталий предложил жене устроить все на ее работе так, чтобы «сопровождать» его в Вену. Жена обрадовалась возможности немного развлечься и на его подначивание выступить в роли его "эскортницы" никак не отреагировала.
А в эту пятницу Виталий решил устроить совместный ужин с Тестем и Георгием, чтобы сообщить им о завершении этой своей «авантюры» и познакомить их, наконец, друг с другом.
Ужин всем доставил удовольствие и с точки зрения кулинарной, и с точки зрения содержательности беседы. Виталий рассказал о встрече с Екатериной Заикиной. Каждый поделился своей версией истории пребывания ее матери в Германии и роли в ней Нормана фон Краузе. Не исключалась ни возможность его насилия в отношении Полины, ни добровольная с ее стороны связь между ними. Слово «любовь» никто из них не посчитал возможным произнести.
Тесть и Виталий немного поспорили, но в конечном счёте согласились, что со смертью фон Краузе и Полины никто и никогда уже не узнает их тайны.
— Кроме, наверно, их дочери, — сказал Виталий то ли с грустью, то ли с сожалением. — В том синем конверте должно быть письмо. Возможно, исповедь. Не представляю, чтобы он не рассказал ей все….
В эмоциональном плане вечер был настолько насыщен, что, выходя из ресторана, сотрапезники совершенно не чувствовали опьянения. Констатировав этот факт, сопровождавшийся подсчётом количества и градусности выпитого, очень тепло, дружески распрощались.
Придя домой, уже в постели, Тесть сказал жене:
— Ты, мать, побережней с Виталием, не задевай его своими бабскими глупостями. Тебе попался зять, каких ещё сильно поискать надо.
— Вот до чего докатился, собутыльника себе нашёл, — съязвила та. — Классический случай счастливой семейной жизни — тесть спаивает зятя. Первое, что скажу ему в следующий раз, если он, конечно, соизволит уделить мне время, чтобы держался подальше от такого пьяницы.
Она отпустила ещё несколько шпилек, но муж уже не слышал, он уже слегка похрапывал.
***
После ухода Виталия со встречи с Екатериной Заикиной сотрудник спросил у женщины разрешения, не вскрывая печати, надрезать уголок конверта, чтобы проверить его внутренность газоанализатором. Убедившись, что все нормально, он проследил, как она ломает печати и извлекает бумаги. Калерия заглянула в конверт и, обнаружив там ещё что-то, вытряхнула на стол плоский замшевый чехольчик.
— Осторожно! — Вскрикнул оперативник, кляня себя за то, что сам не занялся извлечением содержимого конверта. Он осмотрел чехол, ножом ножа раздвинул его створки и заглянул внутрь. Потом взял чехол в руки и осторожно вытряхнул себе на ладонь небольшой ключик золотистого цвета.
— Ну, вот, — с облегчением вздохнув, сказал он и вложил ключик снова в чехол, а бумаги в конверт. — Все! Теперь едем домой и там вы раскроете все тайны вашего золотого ключика, — закончил он шутливо.
ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО
Дома Калерия Германовна не сразу занялась письмом. Она не знала, чего от него ждать. Поэтому, не отдавая сама себе в том отчета, непроизвольно тянула время: привела себя в порядок, заварила ромашковый чай. И все это время пыталась вспомнить, рассказывала ли ей мать хоть что-то из своего германского прошлого. Вопросы человека, который передал ей конверт, о каком-то немце ее растревожили. Пыталась вспомнить и не могла. От самых ранних детских лет в ее памяти остались случаи, когда она просыпалась от того, что на неё капли слезы, склонившейся над ней мамы. Она пугалась и тогда они вместе плакали, обнявшись. Плакала мама и тогда, когда девочка спрашивала об отце. Мама рассказала, как работая в санитарном поезде, познакомилась с раненым солдатом, они полюбили друг друга, а потом он снова ушёл на фронт и не вернулся. Катя помнила, как часто, просто глядя на неё, мама начинала утирать слезы и, обнимая, приговаривала: «до чего же вы похожи, доченька!».
О том, что во время войны мама была угнана немцами в Германию, Катя узнала накануне получения паспорта. Полина понимала, что отныне дочери придётся не раз заполнять всевозможные анкеты с обязательным вопросом о том, были ли ее родные за границей. Поэтому она рассказала Кате в общем-то правдивую историю о том, как она попала в Германию, где фашисты заставили ее работать скотницей на немецкой ферме, и как она сбежала к русским солдатам. Единственное, чем серьёзно грешил ее рассказ — это несоблюдение временных рамок. Чтобы у дочери никогда не возникли вопросы относительно времени ее зачатия, своё освобождение и зачисление в штат санитарного поезда Полина отнесла к концу 44-го года. Катя плохо ориентировалась в хронологии войны и у неё никогда не возникало оснований, чтобы подвергать сомнению рассказы матери.
Отставив чашку с чаем, Калерия Германовна взяла в руки конверт и вытряхнула его содержимое на стол. Взгляд ее остановился на трёх листах, исписанных почти печатным русским шрифтом. Прочитав первую строчку, женщина бессильно опустила руки на колени. Она не поверила своим глазам. Закрыв глаза, тряхнула головой. Снова прочитала. Она была потрясена. Она была готова прочесть, что угодно, но только не эти слова. Неожиданно для неё самой глаза ее вдруг увлажнились. Когда слёзная пелена отступила, она смогла продолжить чтение:
— Здравствуй, дорогая моя дочь Катя! Не удивляйся такому обращению. Я, действительно, твой отец. Может быть, твоя мама, Поля, рассказывала тебе что-нибудь обо мне. Только я боюсь, что нет. Были такие времена, что ей лучше было об этом молчать. Нашу с ней историю ты узнаешь из этого письма.
Все случилось в Германии в годы войны. Наши власти, которых я совсем не оправдываю, вывезли из России много молодых девушек, чтобы они помогали нашим матерям и жёнам, пока мы, мужчины, воевали. Это было нехорошо, но слава богу, что это закончилось и,
