Хранители смерти - Николай Иванович Леонов
Борис Тишинский не ответил на вопрос сыщика. Он был подавлен и просто не знал, что отвечать. Промолчал и его адвокат. Зато подал голос майор Ганчук, о присутствии которого участники допроса успели забыть.
– Расскажи, Лев Иванович, что было в Костроме. Как он все это организовал?
– Сейчас расскажу, – пообещал Гуров. Он повернулся к обвиняемому и спросил: – Или, может быть, вы сами нам все расскажете, Борис Николаевич?.. Нет? Тогда слушайте.
Глава 27
– Как вы помните, Любарская погибла вечером двадцать первого сентября, – начал Гуров новый рассказ. – Она упала с Черной скалы, и следствие, хотя и не сразу, пришло к выводу, что актрису со скалы столкнули. Но как это мог сделать подзащитный Льва Борисовича? Ведь он еще двадцатого сентября выехал в Кострому для участия в Конгрессе целителей. И тут ситуация отличается от той, что была на прошлом конгрессе. Во-первых, господин Тишинский был на Конгрессе целителей не случайным гостем – он участвовал в работе этих форумов уже на протяжении пяти лет. Во-вторых, состав участников здесь другой – здесь все люди солидные, многие имеют научную степень. К показаниям таких свидетелей суд всегда относится с большим доверием. И в-третьих, один из таких «остепененных» участников конгресса, Игорь Ахметович Шамхалов, проживал в гостинице с нашим подозреваемым в одной комнате. Какое алиби может быть более надежным? Такое трудно придумать. Поэтому я полагаю, что господин Тишинский запланировал убить Любарскую как раз в дни работы конгресса.
– Вы говорите о том, что мой клиент убил актрису, как об установленном факте, – прервал речь оперативника Гольдберг. – Я бы попросил господина Гурова иначе формулировать свои выводы. Пока что ничто не доказывает вину моего подзащитного в этом преступлении.
– Одну минуту, Лев Борисович, доказательства сейчас будут представлены, – пообещал Гуров. – Я побывал в Костроме, побеседовал с организаторами и участниками конгресса и с работниками гостиницы. И этим я не ограничился – съездил в Казань, встретился с уважаемым Игорем Шамхаловым. И что же я выяснил? Примерно то же самое, что ранее выяснил в Кирове. Никто не видел господина Тишинского на конгрессе и в гостинице с вечера двадцать первого сентября до утра двадцать второго!
– Пусть так, но вечером двадцать второго сентября мой подзащитный читал на конгрессе доклад! – воскликнул Гольдберг. – Как, по-вашему, он мог это сделать, если накануне вечером был неизвестно где?
– Ну, во-первых, очень даже известно где. Здесь повторилась история, которую я уже наблюдал в Кирове: камеры видеофиксации запечатлели автомобиль вашего подзащитного, когда он пересекал границу между Костромской и Татуевской областями. А во-вторых, все участники конгресса согласились, что Борис Тишинский действительно делал доклад вечером двадцать второго сентября, но читал его крайне вяло, невыразительно и все время путался в словах. «Он сам на себя был не похож», – выразился один из свидетелей. Оно и понятно: проделать за ночь путь туда и обратно длиной свыше шестисот километров, совершить прогулку с дамой, завершившуюся ее убийством, украсть из ее квартиры картину и успеть ее спрятать – тут не до ораторского искусства! И все эти жертвы господин Тишинский принес, чтобы заработать себе алиби на эту ночь.
– Хорошо, но остается свидетель Шамхалов, – напомнил Гольдберг. – Ведь он видел моего подзащитного в номере вечером и утром двадцать первого и двадцать второго сентября?
– Нет, Лев Борисович, не видел. И не мог видеть, потому что вечером, в восемь часов, испытал вдруг приступ необыкновенной сонливости и заснул. Однако усилием воли спустя час проснулся и встревожился: что, дескать, со мной творится? Будучи врачом, Игорь Ахметович решил, что чем-то отравился, сделал себе промывание желудка, выпил две чашки крепкого чая и в результате был бодр и свеж до полуночи. И обратите внимание: все это время Бориса Тишинского ни в номере, ни где-либо еще он не видел! Шамхалов решил, что его сосед вышел погулять. Позже ученый опять заснул и проспал почти до одиннадцати часов следующего дня и только тогда смог лицезреть своего соседа. Вот как обстоит дело с алиби вашего подзащитного, Лев Борисович! Его не существует ни в первом случае, ни во втором. Зато мы видим искусные попытки организовать себе такое алиби. И суд, несомненно, учтет эти усилия вашего подзащитного, но только не в его пользу.
– Ты перескочил, Лев Иванович, – заметил майор Ганчук. – Ты от первого убийства перешел сразу к последнему, если не считать Точилина. А ведь между Бушуевым и Любарской поместились еще Овчинников и Зверева. Надо изложить обвиняемому и его адвокату наши доказательства по этим делам.
– Ты прав, Николай Васильевич, – ответил Гуров. – Сейчас я расскажу все, что мне удалось узнать по этим делам. Итак, начнем с убийства Овчинникова. Я выяснил, что Тишинский познакомился с востоковедом в январе. Специально для этого он направил в университет, где работал Овчинников, свою экономку Алену Рудневу. Эта женщина, как я выяснил, не просто работает у Тишинского – она в него влюблена. Вообще, это характерная черта нашего обвиняемого – он стремится влюбить в себя всех женщин, которые попадают в его внимание. Он это делает не ради сексуальных утех, а исключительно из соображений грядущей выгоды. Вот и экономку Рудневу наш подозреваемый подговорил встретиться в университете, где она подрабатывала уборщицей, с Овчинниковым и будто бы ненароком рассказать ему об удивительном докторе, у которого она работает. Ученый, испытывавший проблемы с позвоночником, решил нанести визит целителю. А дальше все зависело от Тишинского, от его умения очаровать и расположить к себе человека. И он использовал это умение в полную силу. За короткое время он полностью подчинил востоковеда своему влиянию. Он действительно помог ученому – его позвоночник перестал болеть. И Овчинников полностью доверился новому другу. Тишинский побывал дома у Овчинникова, увидел, где у него висит портрет работы Закатовского. Он сделал слепок и изготовил дубликат ключа от двери квартиры. В сущности, он мог обойтись без убийства – просто прийти в отсутствие хозяина и украсть картину. Но Тишинский понимал, что рано или поздно ученый выйдет из-под его гипнотического влияния и тогда у него возникнут некие подозрения. Нет, вопрос надо было решать радикально, то есть убить Овчинникова. Убийца смог убедить свою жертву, что для лечения депрессии, от которой страдал ученый, ему необходимо побывать на природе. Причем не просто на природе, а в глухом месте, на реке. Так произошла загадочная поездка востоковеда, не любившего воды, на берег реки Сить.
