Ночь накануне - Уэнди Уокер
Считанные минуты. Торнадо. Цунами. Сколько драматизма заключается в их ожидании. А затем стихии обрушиваются с такой разрушительной силой, что мы все равно оказываемся совершенно к ним неподготовленными, хотя в полной мере предвидели их результат. Они застают нас врасплох, смывают в открытое море, вынося на сушу навсегда измененными. Вылепляют из пены форму наших тел, меняют их реакцию на ласки, ритм движений при соитии — невозможно не выявить подобных интимных деталей.
Прошли считанные минуты, и все закончилось. Я поражена.
Прижимаюсь закрытыми глазами к его затылку. Мне совершенно не хочется видеть его лица.
— Это было потрясающе, — говорит он, сопровождая комплимент драматическим стоном.
Мне тут же приходит в голову, что этот раз потряс меня не больше и не меньше, чем любой другой прежде. Это настолько предсказуемо, однако меня, кажется, уже ничто не научит.
Раздается новый стон, на сей раз притворный. Лицемерие партнера я определила по замедляющемуся ритму его сердца.
Затем та же рука, которая пару мгновений назад сжимала мои ягодицы, сливая нас воедино, заставляя его входить в меня все сильнее и глубже, легонько хлопает меня по попе. Три быстрых шлепка подтверждают: «Мы здесь потрудились».
Мне невыносима одна мысль о своей последней катастрофе. Она грандиознее остальных, так как на этот раз я в курсе и прекрасно ее осознаю. Доктор Броуди позаботился о моей осведомленности.
Не изобретай его.
Не заполняй пустоты несуществующей близостью.
Не путай секс с властью над партнером.
Джонатан Филдинг, я исповедовалась тебе как духовнику, сделала своим героем — принцем на белом коне, позволила наполнить себя любовью, а затем попросту отнять ее. Жмурюсь еще крепче, но закрытые глаза не помогают притвориться, будто я не замечаю жуткой раны, нанесенной самой себе. Она так мучительна. Ситуация знакома до боли.
Мои ягодицы удостаиваются нового шлепка, но на сей раз партнер отодвигает голову, потому мне некуда прятать глаза.
— Эй, меня посетила гениальная идея, — говорит он. Теперь его голос звучит легкомысленно. — Почему бы нам не заказать пиццу? Я умираю от голода. Мы же так и не поужинали.
Мы лежим на боку слипшимся бутербродом поверх черного с серым пледа, растянувшись по диагонали на кровати. Постель под нами практически не помялась. Скользя по мягкому ворсу, вынимаю затекшую руку из-под мускулистого торса, освобождаю ногу из капкана его сильных коленок. Он меняет позу, облегчая мои маневры, так что я могу быстро и без малейших колебаний покинуть его.
— Конечно, — заверяю я. — Сейчас вернусь: одна нога здесь, другая там.
Скатываюсь с космодрома кровати, оставляя эстета, опершегося на локоть, вести наблюдение. Дефилируя через оформленную в мрачных тонах спальню, я спиной ощущаю его взгляд. Добравшись до ванной комнаты, не оборачиваюсь, пока не скрываюсь за дверью. Теперь он видел мой зад при свете лампы, и ничего не вернешь, но остальные, еще не рассмотренные им прелести, я охраняю, терзаясь горьким раскаянием. Спрятавшись за дверью, включаю светильник и запираю задвижку, а затем пускаю воду в раковину. Хватаю с крючка полотенце и заворачиваюсь в него, будто от этой кольчуги зависит моя жизнь. Однако мне уже не спастись, ясное дело.
Я усаживаюсь на краю керамической ванной и роняю голову в ладони.
Пытаюсь определить момент, когда ситуация вышла из-под моего контроля. Я уповаю на Бога, но в памяти всплывает доктор Броуди. Кевин. Ослиная задница.
Он обычно советовал мне закрыть глаза и посмотреть на себя со стороны как на другого человека, делающего то же, что и я, испытывающего те же чувства. Так что я, закрыв глаза, представляю ее, глупую гусыню на кухне у Джонатана Филдинга. Слышу, как она выкладывает свою подноготную постороннему, и спрашиваю, зачем дурочка так поступает. Та рассыпается в извинениях, но наконец чистосердечно признается: она ждет не дождется, когда же красавец-мужчина познает ее. Ей не терпится тут же понять, полюбит ли он ее, поэтому она должна сама все устроить. Извлекает на свет божий свой ящик с инструментами и заглядывает внутрь. Убийственная история Митча Адлера становится молотом, способным оглушить кавалера, ее тело — гаечным ключом, вскрывающим его защиту. В обращении с ними она дока.
Я вижу соблазнительницу, стоящую у стойки в объятиях своего героя. У нее еще была возможность уйти. Джентльмен недвусмысленно говорил об этом, предлагал отвезти ее домой. Развратница уверяет меня, будто ощущает любовь, скрытую прямо под скорлупой лакомого орешка. Ей нужно лишь еще несколько ударов и поворотов гаек, чтобы добраться до заветной сердцевины.
Ты не можешь просто попробовать?
Доктор Броуди обычно спрашивал меня, что бы я посоветовала ей, представься мне такой шанс.
Я твердила ей то, что узнала о ней и как она любит повторять прошлые ошибки. Предупреждала о том, что ей самой прекрасно известно: эта ночь закончится не беззаветной любовью, а горькой печалью. Она все знала, но все равно поступила по-своему.
Господи, Лора. Ты же понимала, что так и будет!
Кевин был не таким. Он видел меня насквозь и не позволял заниматься саморазрушением. Я тянула и толкала крышку, используя все инструменты из заветного сундучка, чтобы расколоть тот крепкий орех, но он постоянно ускользал из моих рук. Прошли недели прежде, чем он лег рядом со мной, а когда это свершилось, дело не ограничилось несколькими жалкими минутами. Он не шлепал меня по заднице и не заказывал пиццу. Кевин еще крепче прижал меня к груди и произнес заветные слова. Те самые, которые я хотела бы забыть, потому что всегда ждала их.
Я тебя люблю, признался Кевин. И я ему поверила.
Слезы градом катятся из глаз. Мне очевидна вся тяжесть собственного горя. Джонатан Филдинг лишь ярко просиял в кромешном мраке моего отчаяния.
Мне хочется вернуть прежние мгновения, почувствовать сильные руки, крепко обнимающие меня, услышать те же слова и знать то, что они правдивы.
Несбыточное желание поглощает меня целиком.
— Ты там не утонула? — слышу я голос Джонатана, а затем шаркающие шаги.
— Все отлично, — откликаюсь я.
Он спрашивает какую-то ерунду насчет пиццы, я что-то отвечаю. Чертова пицца.
Я закрываю кран. Голова раскалывается от виски, притока адреналина и токсинов, высвобожденных в кровь жуткой историей Митча Адлера.
Время не слишком подходит для экскурсов в прошлое, поэтому я зачерпнула ладошкой воду, воронкой стекающую в сливное отверстие, и выплескиваю на лицо. Глаза жжет, но именно это мне нужно, чтобы вырваться из воспоминаний. Смотрюсь в зеркало. Провожу пальцем под глазами, стирая размазанную тушь. Затем запускаю обе пятерни в шевелюру, выдирая
