Надежда Зорина - Непойманный дождь
Ефим Долинин сидел за компьютером, так, словно все происходящее вокруг его не касалось.
— Ефим! — Андрей подбежал к нему. Ефим обернулся и каким-то просветленно-одухотворенным взглядом — наверное, так выглядит композитор, завершивший гениальную симфонию, — посмотрел на него.
— Я успел, — проговорил он с какой-то восторженной гордостью. — Я знаю, где мальчик.
Кажется, он его не узнал. Кажется, ему было совершенно все равно, кто перед ним, кому первому поведать о своем успехе. Он и не думал о том, что знание его может попасть во враждебные руки. Мельник считал его гением — наверное, он не ошибался — да, именно так должен выглядеть гений, только что сделавший великое открытие.
— Где же? — улыбаясь, тоже восторженно, проникшись его состоянием, спросил Андрей.
— Его не похитили. Он просто спрятался. В зале было слишком много оружия, слишком много зла, ребенок — а нужно учитывать, какой это ребенок! — просто испугался и спрятался. Возможно, где-то в подсобном помещении. Да, наверняка так. А потом его нашел человек, такой же, как он. По внутреннему состоянию такой же. Нашел и унес к себе. Какой-нибудь подсобный рабочий, в любом случае это человек с психическими отклонениями по общепризнанной оценке. Но человек этот очень добрый и светлый, Антону с ним безопасно, Антону с ним хорошо. Им вдвоем хорошо, лучше, чем в мире обычных людей. Они понимают друг друга и счастливы. — Ефим улыбнулся. Андрею представилось, что и сам Ефим вполне бы вписался в эту компанию, что ему и самому с ними было бы лучше, чем в мире обычных людей.
* * *— Ну что, вздрогнули? — Андрей потянулся рюмкой к тянувшейся навстречу рюмке Бородина.
— Вздрогнули! За успешное завершение дела!
— За него!
Они чокнулись. Бородин хулигански подмигнул проходившей мимо официантке. Та, игнорировав бородинское подмигивание, улыбнулась Андрею.
— Не любят меня женщины. — Илья сделал плаксивое лицо. — Не любят, и все тут, подлые!
— Просто они не знают, какой ты крутой майор, а ты из скромности сказать им об этом не желаешь. Хочешь, я ее… — Андрей кивнул в сторону официантки, — сейчас верну и все объясню? Скажу, знаете, кто это? — Он ткнул пальцем в Бородина. — Думаете, старый, лысый, измученный жизнью обыкновенный мент? Нет, прекрасная, но гордая девушка! Этот мент совсем не обыкновенный. Он вычислил самого Гудини. Вот он какой крутой!
— За старого и лысого спасибо! — в шутку обиделся Илья. — А насчет моей крутизны — это ты поспешил. Грохнули сегодня Гудини. Прямо в камере.
— Да? Я не знал! И что теперь?
— Ничего! Показаний, которые дал Силин на Филина, вполне будет достаточно для суда, так что обойдемся.
— Ну, показания личного киллера вам не помешали бы.
— Не помешали бы, но что поделаешь? Осторожные, гады, и предусмотрительные!
— Да уж, осторожности им не занимать. Я вот все голову ломал, кто и зачем мне диски подсунул. Главное — логики никакой не мог найти. А оказалось, из предосторожности: чтобы я чего случайно не раскопал о Гриценко — я ведь с него и его родственников тогда поиски начал, — увели в другую сторону. Гриценко сильно осерчал, когда узнал, что Жанна частного детектива наняла. В то, что ребенка найду, он не верил, но испугался, как бы я ненароком в его дела не влез. Так-то! — Андрей улыбнулся Бородину. — А то, что Гудини грохнули, не твоя вина, главное, ты его вычислил. Не понимаю как.
— Я и сам не понимаю. Вернее, как я его вычислил, это ясно, тут, кстати, ты мне помог, когда указал на схожесть почерка Гудини и похищения детей из детского сада. Факты сложились сами собой: Посохову убили в шесть часов вечера, а в три она звонила следователю из садика, с места работы. Причем звонила по горячим следам: что-то она там такое увидела или услышала. Следы вели в садик. Мы пробили весь персонал — все до единого чисты как младенцы. Но! — Бородин поднял палец. — Одна кандидатура на пост подозреваемого вызвала у меня подозрение. — Илья усмехнулся своей незамысловатой шутке. — Охранник! То есть он тоже был чист и невинен по данным, но, во-первых, кого еще было подозревать, не нянечек же. Во-вторых, представил я, как было дело. Ирина звонила в три, значит, увидела нечто примерно с двух до без пяти — без десяти три. А в это время в садике тихий час, все находятся в группах, только охранник в вестибюле сидит. Мало того, пребывает в уверенности, что в это время он в полной безопасности — некому подглядывать-подслушивать. Скорее всего, Ирина вышла и застала его за чем-то подозрительным.
— За чем-то подозрительным? Ты что, не знаешь, как все точно было?
— Теперь знаю, а тогда как я мог узнать? Ирина услышала разговор охранника по телефону. Причем звонили не на его мобильный, а на стационарный. У них, видишь ли, спаренный телефон: один на посту охранника, другой в конце коридора. Телефон зазвонил, Ирина подняла трубку одновременно с охранником — чистая случайность, что она там оказалась. Ну и услышала весь разговор. А разговор был очень интересный. Звонил шантажист. В садик, в открытую, явно не для того, чтобы в самом деле деньги вымогать, а для того, чтобы его подставить. Я потом узнал, кто был этим шантажистом. Тоже очень забавная история. Наш крутой грозный Гудини оказался гомосексуалистом. Так вот, звонил его бывший, который узнал о его делах. Брошенный бывший. Он следил за Гудини из ревности, хотел узнать, ради кого его бросили, — и попал на убийство. — Бородин закурил, посмотрел на Андрея отчего-то печально, помотал головой, возражая каким-то своим мыслям. — Я другого понять не могу: как он-то, неуловимый наш, мог так лопухнуться?
— Ты имеешь в виду с любовником?
— Нет, с этой воспитательницей. Если бы он не стал так судорожно от нее избавляться, мы бы его не вычислили. Или убил бы как-то по-другому, он ведь таким был затейником, а тут так бездарно прокололся.
— Это-то как раз не странно. Гудини ведь был просто очень аккуратным, послушным исполнителем, действовал безукоризненно, но по выданной ему точной схеме. Управляемая марионетка. А как остался без управления — и сделал ошибку.
— Знаешь, мне все равно как-то в это не верится. Ребенок, маленькая девочка разрабатывает схему убийце? И вообще…
— Она же не знала, думала, что все это просто игра.
— Да, да, ты рассказывал, знаю. — Бородин поежился, будто ему стало холодно. — Придется ей давать показания в суде, иначе все свалится на ее брата. Не знаю, как на ее психике это отразится?
— Она к этому готова, я с ней разговаривал. Ничего, как-нибудь.
— Ну да, ну да. Хочешь еще водки?
— Давай.
Они снова выпили, закурили.
— Ну и вот, — продолжил слегка захмелевший Бородин, — а с этим Гудини… Тогда я всего в точности не знал, насчет шантажиста и прочее, все было лишь на уровне предположений, но за охранником установили слежку. Что было дальше, ты знаешь. Гудини получил новое задание — грохнуть Силина и тебя, когда ты будешь входить в его подъезд. Мы его взяли с поличным, в тот момент, когда он прицелился в Силина. Выстрелить он успел, но не очень удачно, потому как наши ребята его как раз и повалили. В результате Силин отделался легким касательным ранением, а ты вообще остался целехонек. — Бородин разлил водку по стопкам. — За тебя и твое неповрежденное здоровье?
— За спасение моей души!
— Ну а как там твой мальчуган? — спросил Бородин, когда они выпили.
— Саша? Здоров, весел, неплохо упитан, вот только спать не желает, чем весьма утомляет своих родителей.
— Да? — Бородин рассмеялся. — Я вообще-то имел в виду Антошу Гриценко.
— А! С ним тоже все теперь хорошо. Знаешь, Жанна Гриценко оказалась весьма оригинальной и умной женщиной. Она этого Федора, у которого мальчик все это время пробыл, взяла в дом в качестве няни. В садик Антошу больше не водят. С Федором они не то что друзья — отец и сын так не бывают духовно, а главное, душевно близки.
— Что ж, за это просто нельзя не выпить! — Бородин взял графин, хотел разлить остаток водки, но почему-то передумал. — Нет, за это водку нельзя. Эй, официант, тащи-ка шампанское!
Эпилог
Снова осень. Опять идет дождь. Как тогда, как в тот день, когда он ко мне вернулся, мой двойник в незанавешенном черном окне. Я смог его пережить. Я с ним справился. А дождь смыл остатки безумия. Мне жаль моего двойника. Я рад, но мне жаль. Вот если бы он еще хоть раз показался, хоть на мгновение, небрито-больной, сумасшедше-разумный! Возможно, мы нашли бы решение той неразрешимой задачи.
Не знаю. Быть может. Я больше не сказочник. Я трезвый, расчетливый программист, работаю в банке. Строгий костюм, аккуратная стрижка, недостает только шляпы. Когда идет дождь.
Я больше не сказочник. Я больше не сумасшедший. Мои черные очки разбила Антошка. В тот день, когда он опять появился в окне.
Я очень боялся с ней встречи. Все кружил и кружил вокруг дома, уговаривая кого-то: не сейчас, ну еще не сейчас, подождите! Но круги мои кончились. И сигареты кончились. Только не кончился дождь. Я подставил ладонь, смутно надеясь о чем-то с ним договориться — не вышло, неуловимый дождь… Опустив голову, закрыв глаза черными очками, шагнул в подъезд.