Екатерина Гринева - Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение
– Оля Снежко, Диана Шаблина и Вера Самсонова – жертвы этого маньяка. И чего они туда поперлись. – Беляков отпил еще глоток пива.
– Чего пьешь на голодный желудок? Давай салат закажу.
– Не надо. Интуиция у Кочкина, как у собаки. Они же с Ермолаевой договорились встретиться у нее и пойти в ресторан – отпраздновать Новый год. Но решил позвонить сначала Кириллову. Тот как-то странно с ним разговаривал, это по словам Кочкина, и тот передумал ехать на свидание. Он названивал своей любовнице, но та не подходила к телефону; Кочкин запаниковал и засел в квартире у одного своего знакомого. Он не знал, что делать, но понимал, что если вычислят Кириллова, то ему тоже достанется. И поэтому решил убрать тебя: ты же видела его с ним.
– Ром! – я повертела головой. – Я вообще об этом эпизоде забыла.
– А он помнил, – усмехнулся Беляков. – И даже натравил Кириллова на тебя. Сказал, что у тебя есть вся информация. Он вообще решил замести все следы и одним махом убрать тебя и Игоря Аниканова. Кочкин понимал, что Кириллов объявил на него охоту, и вряд ли он сможет спокойно уехать за границу. Ему важно было перевести стрелки на вас, а потом в суматохе улизнуть. Но не получилось…
– Ром! У тебя, часом, не внезапные праздники нагрянули, и ты сидишь на мели? – спросила я. – Давай я тебя угощу. Как-никак ты мой спаситель. Посадил Кочкина.
– Твой спаситель – сосед. Я действительно немножко на мели. Но по другим причинам. У моей тещи сестра в Питере умерла и оставила ей квартиру. Там же, конечно, цены не как в Москве, но на однокомнатную в Ближнем Подмосковье потянет.
– Так… – с расстановкой сказала я, начиная догадываться, куда клонит Ромка.
– И мы куплю-продажу затеяли. Теща для виду упирается, капризничает, требует то лоджию светлую, то парк чтобы из окна был виден. Ну, я думаю, мы ее уломаем. Так что деньги на ее переезд нужны.
– Дело благое! А салатом я тебя все-таки угощу.
– Тогда лучше селедочку под шубой. Давненько ее, родную, не ел.
– Без проблем. Заодно и две стопочки водки. За твой будущий переезд.
Беляков махнул рукой и рассмеялся.
– Ну давай. Я не на работе и не при исполнении служебных обязанностей. А за такое дело – грех не выпить.
– Вот и я о том. Только сейчас позвоню подруге и попрошу ее вместо меня к одному хорошему человеку в больницу съездить. К Диме Панину.
– Давай. Как он?
– Идет на поправку.
– Кириллов вышел на него с помощью все того же Мишки. Тот следил за каждым твоим шагом и доложил Кириллову о Панине в надежде, что Кириллов в конце концов учтет его «заслуги» и не станет преследовать, отступится.
– Ну вот еще один повод выпить – за здоровье хорошего человека, – сказала я.
– Не буду спорить. И где же твоя обещанная выпивка с закуской?
– Какой ты, Беляков, нетерпеливый. Бегу, бегу!
Больше всего на свете я боялась опоздать. Еще никогда я не гнала машину на такой скорости; два часа назад мой шеф сказал, что Эрнст Кляйнц уезжает в Швейцарию.
Я неслась по Москве, подрезая улицы, влетая в сонно-тихие переулки, нетерпеливо сигналила в пробках и обгоняла машины на свой страх и риск.
Мне казалось, что моя машина едет слишком медленно, хотелось пересесть на ковер-самолет; на худой конец, меня бы устроил и вертолет.
Игорь еще был здесь, в Москве, но я ему не звонила, он мне – тоже.
Радостный, брызжущий солнцем и морозом день несся вместе со мной к гостинице «Рэдиссон-Славянская».
Я ежесекундно посматривала на часы, страшно боясь не успеть.
Потому что именно от того, успею ли я, зависело слишком многое, если не все.
Гостиница, напоминающая кусок рафинада неправильной формы, выплыла навстречу мне в морозном тумане, и я чертыхнулась, увидев еще один светофор. Кажется, последний.
Я припарковалась около гостинцы, мельком посмотрела на себя в зеркало: лицо было бледным, синяки прошли не до конца – я старательно замазала их тональным кремом, но на свету они все равно были видны. Распухшая губа по-прежнему болела, и я старалась не улыбаться, потому что делать это было ужасно больно.
Я хотела позвонить ему и сказать, чтобы он не уезжал, не переговорив со мной. И вместе с тем я боялась набрать его номер, боялась, что он бросит трубку и не станет разговаривать.
«Вы как феминистка, Рита, сэй».
Я тряхнула головой, вспомнив эти слова.
Нет, я должна успеть!
Припарковав машину, я побежала к входу в гостиницу, поскальзываясь и нелепо взмахивая руками. Только не хватало мне сейчас получить перелом или просто потерять время, растянувшись на скользкой дорожке.
Потому что времени у меня не было.
Совсем.
Лифт полз едва-едва. Я кусала губы и стискивала руки. Если бы я могла, то дала бы тысячу обещаний только за то, чтобы он оказался на месте. В этот момент я была готова заключить с Господом Богом какой угодно договор и выполнить самые невероятные его пожелания. Не спать с мужчинами, уйти в монастырь или изучить санскрит. Лифт распахнулся, и я понеслась по коридору, глядя по сторонам, чтобы не пропустить нужный мне номер.
Около двери я остановилась и сделала судорожный вздох. Вот и все.
Я постучалась. Робко, неуверенно. Потом – громче.
– Входите! Не заперто! – донеслось из-за двери.
Я толкнула дверь, и она открылась.
– Эрнст! – закричала я. – Это Рита! Маргарита!
Судя по звукам, доносившимся из ванной, Эрнст был там. Я почувствовала себя ужасно глупо – врываться в ванную было неудобно. Стоять здесь – тоже.
– Эрнст! – позвала я уже громче. – Эрнст!
– А? – деревянная дверь распахнулась; сначала возникло облако пара, а потом – из него – розово-блестящая голова.
– Рита?
Неожиданно я поняла, что выгляжу круглой идиоткой. Приперлась в номер к практически незнакомому мужчине и топчусь перед его ванной.
Из пара, как из тумана, выплыли плечи, потом торс, потом – сам герр Кляйнц, придерживая рукой сползавшее полотенце.
– Рита! Одну минуту. Я одевать. Что-то срочное, Рита? Почему вы не позвонили?
– Я забыла ваш телефон! – орала я сквозь этот пар, как будто мы находились на разных берегах утренней реки и перекликались в густом плотном тумане.
– Минуту! Рита! – тоже кричал Эрнст. – Вы не уходите! Нет. Я сейчас.
Он снова нырнул в пар, я стояла и переминалась с ноги на ногу. Если бы в Голливуде на «Оскар» или у нас на отечественную премию «Ника» была бы номинация «самая большая идиотка», то с большим отрывом от остальных кандидатов победила бы я. Конкурировать со мной вряд ли кто смог.
Эрнст неожиданно вынырнул около меня, фырча, как большой морж после купания.
– А вот и я! Рита! Очьень рад! Может быть, спустимся в холл и посидим в ресторане? Выпьем кофе? Как вы думаете?
– Идея гуд! – лучезарно улыбалась я. – Отличная идея!
– Я только дресс. Костюм и вперед!
Он был без очков и смотрел как-то по-детски восторженно.
– Я уезжаю. Через, – он посмотрел на часы, – час. Все уже собрать.
– О’кей. – Я подняла вверх большой палец. – Отлично! – В носу щипало. И чего я сюда притащилась? Чего ждала? Что он бросится мне на шею? Я же сама оттолкнула его, сказала, что «будем дружить» и помощь его мне не нужна.
«Вы же феминистка, Рита, сэй!» – назойливо звучало в ушах.
Он взял из гардероба костюм и снова скрылся за деревянной дверью.
– Как ваши проблемы? – деликатно прозвучал вопрос из ванной. – Все решили?
– Да. Все.
Я подошла к кровати, на ней лежал раскрытый чемодан. А поверх – серый свитер. Я подошла и взяла его в руки, плохо соображая, что делаю. Я уткнулась носом в этот свитер и зарыдала: сказалось напряжение последних дней. Вот сейчас он выйдет из ванной, я рыдаю, пропитывая свитер своими слезами. Чистая идиотка!
Возьми и положи свитер на место, приказывал мне внутренний голос. Не позорься, ты же гордая женщина! Но я поняла, что сейчас мне все равно, что он обо мне подумает и как я буду выглядеть в его глазах. Я знала только одно: он уезжает вместе со своим серым свитером, большими надежными руками, тем спокойствием, которое он мне внушал, со снежками, в которые мы играли на ВДНХ, нежными и вместе с тем яростными поцелуями, когда я была выброшена на берег вместе с ним. Рядом.
Вот самое лучшее слово – он был рядом, и, когда я была с ним, я ощущала его поддержку и заботу, даже в мелочах. Я вспомнила, как мне не хотелось покидать его машину и выпускать из квартиры. Этот мужчина был нужен мне. Только с ним я впервые за всю свою жизнь почувствовала себя самой собой. Мне не надо было притворяться или играть в игру под названием «страсть». Мне не надо было завоевывать его, кокетничать или соблазнять. Он принял меня такой, какая я есть.
И я все упустила.
Сознание этой ошибки раздирало мне душу. Я хотела уже положить свитер и тихонько покинуть номер, как почувствовала, что кто-то стоит рядом.
– Ри-точ-ка! Милья! Что ты?
– Просто так… – я шмыгнула носом и вытерла слезы ладонью. – У меня неприятности по работе.
