Сергей Владимиров - Бог жесток
— Подвиньтесь, у нас пополнение.
Седобородый непонимающе взирал на Сашу Стрелкова.
— Кто он?
— Ваш внук, Петр Евсеич, — представил я. — Вы удивлены, но он на самом деле ваш внук.
— Чертовщина какая-то, — выругался дед. И принялся шарить под сиденьем, где хранилась бутылка с самогоном.
Глава 4. ПО-СЕМЕЙНОМУ
В город мы возвращались на электричке. Саша Стрелков, ослабевший и перенервничавший, спал у меня на коленях. А я находился в напряженном раздумье. Вскоре решение созрело.
Я не повезу мальчика сразу в милицию, вероятность того, что его тут же возьмут в оборот, а мне без благодарностей укажут на дверь, была слишком велика. Мне казалось, что я заслужил право первым поговорить с ним. А еще ему необходимо было как следует поесть и помыться.
Дома меня могли ждать очередные незваные гости — хамоватые опера, безликие эфэсбэшники, благородные мафики, и встреча с ними сейчас в мои планы не входила. Я подумал о Жанне Гриневской. Обнаруженный мной фотоснимок с изображением похожего на нее парня заставил меня отнестись к женщине с неясным подозрением. Однако я не верил, что заведующая по воспитательной работе имеет какое-то отношение к похищению ребенка, да и подозревать всех подряд было глупо.
С вокзала я позвонил Жанне Гриневской. Мне сообщили, что ее рабочий день уже закончился. Я набрал номер ее домашнего телефона.
— Говорите, я вас слушаю, — сказала женщина, сняв трубку.
Язык отказывался повиноваться. Сообщать приятные новости я уже отвык.
— Жанна, узнаете? Это Евгений Галкин, — наконец пробормотал я. — Вы в данный момент одна?
— Здравствуйте, Евгений, для вас это имеет какое-то значение? — ровно произнесла она.
— И для меня, и для вас, — сказал я. — У разговора, который состоится вскоре, не должно быть свидетелей.
— Зачем говорить загадками? — небрежно заметила она. — Если вы в чем-то подозреваете меня…
— Вы меня не дослушали, Жанна Олеговна, — перебил я. — Нас действительно должно быть двое, а слушать мы будем третьего человека. Только ему для начала необходим сытный ужин и горячая ванна. Так вы одна?
— Да, я одна.
— Тогда ждите. Я везу к вам Сашу Стрелкова, — добавил я и повесил трубку.
Я взял такси, и уже через двадцать минут мы входили в подъезд дома, где жила Жанна Гриневская. Всю дорогу мальчик молчал, держа меня за руку, и только сейчас произнес:
— К кому мы идем?
— К друзьям.
Он серьезно посмотрел мне в глаза:
— Я вам верю.
Яркая, как картинка, Жанна Гриневская распахнула дверь и шагнула нам навстречу. Она была так взволнована, что не могла говорить. Глаза влажно и счастливо сияли. «Вот какая она в любви», — подумал я в тот момент.
— Здравствуйте, Жанна Олеговна, я по вас очень скучал, — первым сказал мальчик.
— Здравствуй, здравствуй, Саша… — волнуясь, выдохнула женщина.
Она обняла ребенка. Мне показалось, что ему неловко от подобного проявления чувств. Столкнувшись со мной взглядом, Саша Стрелков покраснел.
— Не волнуйтесь, Жанна Олеговна, — сказал он. — Там было темно и страшно, но я молился, и все кончилось хорошо. Этот человек спас меня.
— Ты обязательно расскажешь об этом мне, — проговорила женщина. — А пока иди мойся. Я жарю картошку с мясом.
— Спасибо, Жанна Олеговна, — с достоинством проговорил мальчик. — Вы не представляете, как я голоден…
Мы с Жанной прошли на кухню. Тут она обернулась ко мне и взяла мою руку.
— Слова лишние… — прошептала она. — Вы совершили чудо. Я доверилась вам и не ошиблась. Я могу узнать хотя бы часть из того, как вам это удалось?
Я поведал Жанне о ходе моих поисков достаточно подробно. Выслушав меня, она долгое время сидела молча, сжав коленями стиснутые кулачки и смотря мимо меня пустым взглядом.
— Как же так, — в какой-то момент произнесла она. — Все оказалось настолько просто. Неужели милиция не могла сама потрясти этого старика и узнать про лесную сторожку?
— Его допрашивали, — ответил я. — Но отец Александра Солонкова, несмотря на хронические запои, достаточно крепкий орешек. Ментов он ненавидит, и откровенничать с ними не собирался. Единственный способ, чтобы его разговорить, — самогон и еще раз самогон. А в милиции такое практикуется крайне редко.
— Теперь понятно, — вздохнула женщина. — Какое счастье, что вы успели и ребенок не умер от голода… — Закурив уже известный мне крепкий «Житан», выдув струйку ароматного дыма, она добавила: — А то, что произошло с Федором Пыриным, поистине ужасно. Он всегда казался мне странным, каким-то подозрительным, но чтобы дойти до такого… И все равно его смерть весь наш коллектив очень сильно потрясла. Знаете, я ведь навела о нем справки, и то, что узнала, в какой-то мере объясняет его поведение. Отца своего он никогда не знал, а мать была очень своенравная женщина, считавшая ребенка личной собственностью и подходящая к вопросам воспитания с позиции запугивания, применения физической силы и унижения достоинства. Забитый в семье, Федор был таким же и в школе, и на улице. И свою будущую профессию он выбрал не случайно: дети, они ж беззащитны, и на них можно отыграться за свое забитое, безрадостное детство. Кстати, своей матери он отомстил тоже.
— Каким образом?
— Когда она стала старой и больной, он отдал ее в дом престарелых. Федор и жесток, и труслив, но я и сама не пойму, почему мне его по-прежнему жалко, — тихо закончила Жанна и вдруг, спохватившись, проговорила быстро, на полтона выше: — Да, Евгений, я не сказала вам самого важного. Милиция обыскала рабочий стол Пырина и нашла там одну любопытную записку. Так как они не знали его почерк, то обратились за помощью ко мне. Я подтвердила, что написано это было действительно рукой Федора. Эти строчки врезались мне в память, я могу процитировать их наизусть. Вот: «Я не хотел этого делать. Меня заставил Солонков. Деньги взял, не желая больше оставаться нищим. Ненавижу себя и его. Не могу дальше жить…»
— Он получил все, что хотел, — сказал я.
Послышался звук открываемой двери, и на пороге кухни появился Саша Стрелков. Он не решился надевать свои грязные вещи и теперь смущенно заворачивался в банное полотенце.
— Я вам не помешал? — спросил мальчик.
— Проходи садись, Саша, — улыбнулась Гриневская. — Ужин уже готов.
Женщина быстро накрыла на стол, разложила по тарелкам еду. Проголодавшийся за день, я жадно уничтожил свою порцию, Саша Стрелков же ел не спеша. Я вдруг подумал о той, которая воспитала его таким, вложила свое сердце, душу, доброту и в расцвете молодости и красоты закончила свою жизнь, сделав мальчика навсегда несчастным. А еще перед моими глазами встали образы Белецких, мужа и жены, которые тоже были привязаны к ней как к родной дочери и жизнь которых так же опустела с уходом этой молодой красивой женщины.
Саша Стрелков поел и поблагодарил хозяйку.
— Ты, наверное, хочешь отдохнуть? — спросила Жанна. — Я сейчас постелю тебе в спальне.
Мальчик помотал головой.
— Я могу потерпеть, — сказал он. — Вам же давно хочется узнать, что произошло со мной и… с мамой, — запнулся, плотно сжал губы. — Я и сам больше не могу хранить это в себе и хочу поделиться с хорошими людьми. Я начну с самого начала, а если что, вы останавливайте и задавайте вопросы.
Глава 5. УСТАМИ РЕБЕНКА
— Знаете, раньше все было просто и хорошо, даже немного скучно, потому что ничего нового не происходило. Гулял во дворе с мальчишками, мама учила читать и писать, и по географии еще, и по истории, и гербарий собирали вместе, из конструктора я разные механизмы моделировал, но уже один, потому что женщины ничего не понимают в технике. А тетя Зина все про Бога рассказывала, да так интересно! Еще рисунки всякие из книг показывала: и сотворение мира, и Ноев ковчег, и райский сад, где Адам и Ева… Потом я и сам читать Библию стал и понял, что это самая великая книга, не то что разные сказки о киборгах и оживших мертвецах, а Иисус — самый благородный человек, потому что он до такой степени любил людей, что умер за них. Иногда приезжал мамин студенческий знакомый на большой красивой машине, дядя Олег его зовут, но я к нему по имени-отчеству — Олег Викторович, — очень добрый, и к маме хорошо относился, и ко мне, всегда подарки всякие, да такие дорогие, что брать неудобно. Кажется, он в маму влюблен был, иначе зачем бы так часто заезжал? Уйдут они в комнату за загородку и говорят о чем-то подолгу вполголоса, точнее, он говорит, а мама лишь слушает. И часто бывает, когда он закончит, мама так тяжело вздохнет и скажет: «Жаль мне тебя, Олежек, несчастный ты человек». Как-то я спросил ее, почему же он несчастный, ведь все как будто есть. Она и ответила мне, что вовсе не в деньгах счастье, а в чем — вот вырасту я и сам пойму, а если не пойму — не судьба мне счастливым быть. Я не стал дожидаться, сам в Библии ответы нашел. Высшее счастье — в любви к ближнему и в сострадании. А Олег Викторович, видимо, кроме научных книжек, ничего и не читал.
