Елена Яковлева - Красное бикини и черные чулки
Обидно, не обидно, но мое самолюбие получило очередной удар ниже пояса, хотя я и сама предполагала, что физиономия у меня тогда была, как бы сказать помягче… Сильно перекошенная. Я ведь по сей день видеозапись той злополучной передачи посмотреть так и не решилась. Из опасения заработать инфаркт.
— Ну ладно, ладно, — сказала я сухо. — С этим мы более или менее разобрались. Одного я не понимаю, за каким чертом ты к ней вообще в тот вечер заявился? В десять часов… Некоторые в это время уже спать укладываются.
— Да как вам сказать. — Мажор соскочил с табурета и запрыгал по комнате, пытаясь согреться. — Заглянул на огонек…
— А серьезно? — Я и сама уже начинала мерзнуть, но вида не подавала.
— У-ой! — Мажор широко зевнул, и изо рта у него повалил пар. — Черт! Как холодно! Я тут насквозь промерз! Может, где-нибудь в другом месте поговорим, чего мне тут окоченевать, раз затея все равно провалилась? И… Может, мы все-таки сговоримся? — Он снова стал торговаться, как на базаре. — Ну что вам за выгода от этой истории, а? А то бы сделали вид, что ничего не знаете, ничего не ведаете, а я бы вечером вышел к народу простуженный, в изорванной одежде и с подбитым глазом и сказал, что сбежал от похитителей, которые держали меня в темном подвале… Ложь, конечно, не спорю, но ведь безобиднейшая! Почти святая!
— Да-а! — выдохнула я с невольным восхищением. — Было поколение лириков, потом — физиков, а теперь, значит, циников. Далеко вы пойдете, ребята, ох далеко, если глотки друг дружке не перегрызете!
— Ну что вам стоит, Марина Владимировна?.. — как ни в чем не бывало канючил Мажор.
— Хорошо, по рукам, — кивнула я. — Но при одном условии: ты выкладываешь мне все, что знаешь о Пахомихе и о том, что было в тот вечер.
Мажор почесал за ухом:
— Заманчивое предложение. Только… Нельзя ли придать ему немного конструктивности? Давайте внесем в наш джентльменский договор еще один пункт: все это останется между нами. Используйте сведения, как хотите, но без ссылок на меня, лады?
— Лады! — усмехнулась я.
— Тогда поехали. — Мажор снова оседлал табурет. — Сначала: что я знаю о Пахомихе. Ну прежде всего, что она была предельно деловым человеком. Ничего не делала просто так. Никаких идей и принципов за ней сроду не водилось, да вы сами это знаете. Ну… У нас с ней было что-то вроде обоюдовыгодного сотрудничества. Короче, это она меня вывела на нужных людей, познакомила с кем надо, отрекомендовала…
— И ты пролез в собкоры! — подсказала я.
— Все-то вы знаете, Марина Владимировна! — расплылся в самодовольной ухмылке Мажор. — Даже скучно с вами! Так вот, Ольга имела такие связи, я бы даже сказал, рычаги давления… Мне кажется, если бы она захотела, так в два счета в Москве оказалась, но у нее какие-то другие планы были. Я тут как-то на досуге прикинул и пришел к выводу, что ее основной целью было манипулирование людьми, упоение собственной властью. Ну знаете, как у этих маньяков в дурацких книжках. Поймают они себе жертву и начинают, сначала руку отпилят, потом ногу…
Это Мажорово сравнение Пахомихи с маньяком сильно подействовало на меня.
— Ну, а тобой она как манипулировала? — поинтересовалась я.
— Мной? — Мажор осклабился. — Большею частию по основному назначению. Тоже была, знаете ли, охоча до упругого комиссарского тела. Но с меня-то не убудет. А вот кого-то из вышестоящего начальства она шантажировала, то ли из мэрии, то ли подымай повыше. За что, почему, не знаю, но факт остается фактом.
«Вице?» — чуть не заорала я, да вовремя прикусила язык.
— А уж на вас она зуб имела ну просто неимоверных размеров! До сих пор удивляюсь, по какой причине, — Мажор напустил на себя озабоченности. — Прямо ненависть какая-то, честное слово. Но вы ей, насколько я знаю, взаимностью отвечали? — Он подмигнул панибратски. — А в тот вечер она сама меня позвала, и как раз из-за вас. Позвонила на мобильник, срочно, говорит, приезжай, дело есть. Приезжаю: она вся из себя в пеньюаре, но настроена решительно. Спросила, видел ли я это ваше ток-шоу. Я сказал, что нет. Тогда она мне запись показала. Пока я смотрел, ухохатывалась, а потом велела помочь ей устроить из этой истории небольшую шумиху на каком-нибудь из центральных каналов. Необязательно на том, на котором я работаю, на любом. Есть же такие передачи, которые на скандалах специализируются.
— Да сколько угодно! — вырвалось у меня.
— Ну вот, — продрогший до костей Мажор стал громко хлопать валенком о валенок, — а потом она меня выставила… Я хотел остаться, у нее виски отличное было, а она: отваливай, сейчас, говорит, ко мне явится кролик…
— Кролик? — переспросила я. — Это в каком смысле?
— А кто ж ее знает? — застучал зубами Мажор. — Она вообще мастерица была прозвища придумывать… Ой, чувствую, пора отсюда сваливать, а то я скоро к этим валенкам примерзну, придется их потом ампутировать вместе с ногами!
— Да постой ты, не мельтеши! — прикрикнула я на него. — Я одного только не пойму, с чего ты взял, что это был не Па… то есть ну не тот, которого ты шибздиком назвал?
— Да потому что я его видел! Ну не в лицо, конечно, а в спину. В арке. Ну знаете, Ольга жила в таком доме сталинской постройки, с аркой. Как сейчас помню, я услышал шаги и обернулся. Вижу силуэт, высокий такой мужик, крепкий, а Ольга — в окне, на свету, с бокалом, ну прямо царица!
— Ага, Шамаханская, — пробормотала я и снова сосредоточилась на Мажоровом рассказе. — Но как ты узнал, что это тот, кого она ждала? На нем же не написано? Мало ли, может, кто-то другой. Да жилец из того же дома!
— Ну теоретически это возможно, — внял моим доводам Мажор, — но тут какая-то мистика. Глаза закрою и вижу: силуэт в арке и Ольгу в окне. — И тут же запричитал, как профессиональная плакальщица над гробом: — Ой, не могу! Ой, околею! Да холод же собачий! Ой, мои рученьки! Ой, мои ноженьки!
— Ну так выходи из подполья, или ты еще не созрел? — Я тоже медленно, но верно примерзала к табурету, несмотря на подушку-сидушку.
— Да созрел я, созрел… — прогнусавил Мажор. — Мне бы только это… Пару синяков… Может, поспособствуете, а, Марина Владимировна?
— Да я бы с удовольствием, только боюсь, силу не рассчитаю, сделаю тебя на всю жизнь инвалидом. Ты вон лучше сам… Стукнись башкой о косяк, фонари получатся — первый класс!
— Думаете? — тяжко вздохнул Мажор и, вы не поверите, на полном серьезе треснулся головой о дверной косяк, а потом еще и повторил с унылым бормотанием: — И чего только не сделаешь ради рейтинга?.. — После чего со стоном испросил у меня зеркало.
Я достала из сумки пудреницу, а Мажор полюбовался плодами своих трудов и саданулся о косяк еще разок. Для верности.
Я прониклась уважением к Мажорову мужеству и предложила в меру своих сил поспособствовать его дальнейшему преображению, для чего вызвалась почикать маникюрными ножницами элегантное Мажорово пальто.
— А вот этого не надо! — решительно запротестовал Мажор. — Зачем же портить дорогую вещь? У меня же все предусмотрено. — И припер откуда-то дорожную сумку с драными лохмотьями, не иначе с бомжа снятыми. Быстренько переоблачился и довольно похлопал себя по бокам. — Что, хорош? А вы пальто хотели портить!
И то верно, пальто — это вам не морда.
— Да, чуть не забыла, — я приготовила еще один сюрприз Мажору, — там меня такси ждет. Так вот, дорога за твой счет.
— О чем речь, Марина Владимировна! — И глазом не моргнул Мажор. Может, потому что с фингалами моргать не очень-то и сподручно. — У нас же с вами джентльменский договор!
Последнее замечание мне особенно понравилось, потому что прозвучало из уст «джентльмена до кончиков ногтей».
— А если я передумаю? — лукаво прищурилась я.
— Побойтесь бога, Марина Владимировна, — Мажор молитвенно сложил на груди руки. — Не заставляйте меня думать, будто на свете нет ничего святого!
* * *Примерно через час я была уже на работе. С кассетой, отснятой накануне на Северном кладбище. Она была у Мажора дома, и, чтобы, не дай бог, снова чего не перепутать, я ее даже просмотрела на Мажоровом видаке, пока он обзванивал местные СМИ, взволнованно сообщая, с каким трудом он вырвался из лап неизвестных, но очень кровожадных бандитов.
Когда я посоветовала Жанке не слишком распространяться насчет Мажоровых проделок, она чуть с ума не сошла. Накинулась на меня, как бешеная, чуть в клочья не разорвала:
— Ты что? Ты сговорилась с этим пронырой? С ума сошла!
— Так нужно, — твердила я одно и то же, хотя сама не очень хорошо понимала, а почему, собственно. Ведь Мажор не сообщил мне ничего принципиально нового. Во-первых, что касается шантажа. Ясно, что речь идет о Вице. Пахомиха знала о его нетрадиционной ориентации. Во-вторых, о силуэте в арке. Тут вообще все очень зыбко. Даже если он и направлялся к Пахомихе, то не факт, что он ее убил. Если учесть, что Пакостник взял это злодейство на себя. Правда, сие лично мне неизвестно, а у Кошмарова хрен узнаешь. У него на все про все один ответ: тайна следствия.