Барбара Гордон - Польский детектив
В определенный момент, вслушиваясь в шорох песка о крышку гроба, незнакомец криво усмехнулся и произнес то ли себе под нос, то ли обращаясь к стоявшему рядом с ним молодому человеку:
— Возможно, что и убийца явился на кладбище, чтобы бросить горсть земли на могилу своей жертвы?
— Если и бросил, то — камень, — ответил юноша.
— Камень? Почему именно камень?
— А вы не знаете? — удивился спрошенный. — Еще в средние века считали, что землю на могилу бросают друзья покойного и все, кто к нему хорошо относится, враги же кладут камни.
— И в самом деле, — рассеянно подтвердил незнакомец.
— Но это только у славян, — молодой человек явно хотел похвастать своей эрудицией, — а вот у персов по сей день сохранился обязательный обычай класть камень на каждую могилу, мимо которой проходит человек. Обычай этот возник потому, что надо было надежно укрыть покойника от раскапывавших могилы шакалов.
Незнакомец ничего не ответил. Молодой человек с минуту подождал, но, поняв, что собеседник не намерен продолжать разговор, направился к могиле и бросил горсть песка на крышку гроба.
Люди расходились. Вот уже родные и друзья покойного направились к выходу. На кладбище остался один лишь незнакомец. Он медленно подошел к холмику, усыпанному цветами, и долго вглядывался в него, словно ожидал, что мертвый подаст ему знак или ответит на вопросы, вертевшиеся на языке. Но на кладбище было тихо, а мертвый был уже далеко, за пределами человеческой досягаемости. Майор Бронислав Неваровный, с сегодняшнего дня новый начальник милицейского поста, понимал, что никто не ответит на его вопросы. Ответы на них ему придется искать самому.
Сможет ли он?
Времена блестящих успехов и славы майора, когда ему поручали самые трудные дела и он слыл грозой преступников, давно миновали. Несколько промахов один за другим… А может быть, просто невезение? Несколько нераскрытых преступлений, которые потом раскрыл кто-то другой… И вовсе не потому, что Неваровный что-то упустил в ходе следствия. Просто в его распоряжении было слишком мало данных. Его же преемник воспользовался не только уже собранным материалом, но и новыми уликами, которые появились позднее. Конечно же, ему и приписывались все заслуги.
Изменились условия и методы следственной работы. Когда в 1945 году Бронислава Неваровного прямо из партизанского отряда направили в только что созданное Радомское управление милиции, работать приходилось совершенно иначе. Тогда и слыхом не слыхали об инфракрасных лучах, тончайших методах химического анализа, электронно-вычислительных машинах. Все заменяли собственная интуиция, наблюдательность и прежде всего отчаянная, порой граничащая с бравадой смелость.
Времена менялись, и эпоха «героизма» ушла безвозвратно. «Гениальных» детективов потеснила техника: приборы и ЭВМ. Действия одиночек в борьбе с преступностью сменила коллективная работа целых групп экспертов, имеющих высшее образование, а иногда и ученые степени.
Бронислав Неваровный не смог и не захотел этого понять. Ведя следствие, он больше полагался на собственный инстинкт, чем на все эти «никому не нужные изобретения». Никто не принижал заслуг майора, не забывали и о его былых успехах, но постепенно его стали отстранять от наиболее сложных дел, загружая административной работой. Все это совпало с тяжелыми семейными неурядицами и продолжительной болезнью, явившейся следствием двухлетнего пребывания в партизанском отряде. Сказывалась и серьезная контузия, полученная в схватке с бандитами.
Трудно сказать, оттеснили майора Неваровного от следственной работы или к этому привело его поведение, ясно было одно: в общении с людьми дипломатом он не был, не проявлял гибкости, подчас бывал излишне прямолинеен и неуступчив.
Другого давно бы отправили на пенсию или перевели бы на иную работу. С Неваровным дело обстояло сложнее. О пенсии он не хотел и слушать. Сменить профессию? Ему, человеку, в 1938 году едва получившему аттестат зрелости, сразу после этого надевшему мундир и не снимавшему его тридцать лет? Сначала действительная служба, потом война, бегство из фашистского концлагеря, партизанский отряд под Радомском и наконец годы работы в милиции.
Нет, ни воеводский комендант — кстати, товарищ и друг Неваровного, — ни «высокое начальство» из Главного управления милиции никогда бы ему не предложили этого. Они прекрасно понимали, что нигде больше Неваровный работать не сможет, а уход на пенсию означал бы для него моральный и физический крах. Надо было найти иной выход. И его отыскали.
В управлении некая пани поручик с помощью капрала и двух сотрудниц занималась статистическими исследованиями. Здесь же создали «отдельный сектор» по изучению проблем хулиганства в воеводстве. Отдельный потому, что не может же майор подчиняться поручику. В комнатку поставили еще один стол, на двери укрепили вторую табличку.
Неваровный считал, что это все фикция, необходимая лишь для того, чтобы отстранить его от активной работы. Он еще более замкнулся в себе, стал нервным и вспыльчивым. По утрам он приходил на работу, вешал плащ и, пробурчав нечто вроде приветствия, усаживался за стол. Целый день он просматривал и перекладывал какие-то бумажки, доставляемые ему из разных отделов. Он прекрасно понимал: такую работу мог выполнять любой милиционер без единой нашивки на погонах.
В конце рабочего дня майор брал плащ и, ни с кем не прощаясь, уходил из управления. Уже много лет его не видели ни на торжественных заседаниях, ни на вечерах и концертах, хотя раньше это был веселый и компанейский человек. Теперь же майор сразу же возвращался к себе в квартиру, готовил обед и потом шел прогуляться, всегда один.
Не раз старые приятели старались втолковать Неваровному, что пора сменить образ жизни, бросить чудить, постараться снова сблизиться с людьми. Наиболее энергичные пытались силком затащить его к себе под предлогом какого-нибудь торжества. Если операция удавалась, то они горько об этом жалели: своим постным видом и молчанием майор мог быстро нагнать тоску на любую компанию.
Так было до вчерашнего дня. До того момента, когда зазвонил телефон и майор услышал в трубке голос панны Крыси, секретарши воеводского коменданта:
— Полковник просит вас немедленно зайти к нему по срочному и важному делу.
2
Почему погиб этот человек?
Бронислав Неваровный выслушал переданное секретаршей распоряжение, положил трубку и, поднимаясь из-за стола, сказал сотруднице, занимавшейся статистикой:
— «Старик» вызывает. Когда вернусь, не знаю.
Девушка недоверчиво взглянула на него. Она уже привыкла к тому, что ее сосед целыми днями, словно приклеенный, сидит за своим столом: никто ему не звонит, и он никого не беспокоит. За последние три года ни один начальник не поинтересовался ни им самим, ни его работой. А тут вдруг вызывает сам полковник!
Панна Крыся встретила майора улыбкой, предназначенной только для тех, кто ей нравился или был в хороших отношениях с шефом, и сказала:
— Полковник ждет.
Неваровный направился к двери, обитой коричневым дерматином, услышав вслед:
— Комендант сегодня не в духе.
Однако полковник принял своего подчиненного неожиданно сердечно.
— Садитесь, майор, прошу вас. Может, сигарету?
— Спасибо, не курю, — ответил Неваровный, опускаясь в указанное ему кресло.
— Это хорошо. Я тоже давно хочу бросить. Как ваше здоровье, майор?
— Спасибо. До пенсии, надеюсь, дотяну.
— Давно мы не виделись, — продолжал полковник, — вы так закопались в своих бумагах, что нигде не показываетесь.
— Это не я закопался, а меня закопали. — Майор не собирался церемониться с начальством. — Вы лучше других знаете…
«Старик» переменил тему.
— Вы знаете, майор, Подлешную?
— Я был там раза два-три. В последний раз лет десять назад.
— Прекрасное место. Недалеко от Варшавы. Отличное сообщение: электричкой или поездом от Женсова.
— Обычная пригородная дыра. Несколько домов и, как говорится, лесок да песок.
— Сразу видно, что вы давно там не бывали. Подлешная здорово расстроилась. Много красивых вилл. И живут там интересные люди: художники, литераторы, врачи…
— И разнообразные комбинаторы, купающиеся в неизвестно как заработанных деньгах.
— Есть и такие, — согласился полковник, — как, впрочем, и в любом ином месте.
— В Подлешной их, пожалуй, особенно много.
— Ничего удивительного: местность красивая, здоровая и тихая. Близко от Варшавы: полчаса электричкой, а на собственной машине — и вовсе минут двадцать. У кого денежки водятся, те и строятся там. Есть, конечно, и комбинаторы, но большинство жителей наверняка честные люди. Я лично очень люблю Подлешную.
