Дик Фрэнсис - Кураж. В родном городе. Рецепт убийства
— Алкогольное или сексуальное?
— И то, и другое. Что вам угодно?
— Мне угодно немного спокойствия. Я обрету его без вас?
— В таком случае извините, сэр.
Дверь за ним захлопнулась.
Я разделся до пояса, умылся, побрился и переменил сорочку. Подсчитав свои капиталы, обнаружил, что из сотни долларов, полученной мною при демобилизации в качестве выходного пособия, осталось шестьдесят три с мелочью.
Было двадцать минут восьмого.
По черному ходу я спустился в радиостудию на третьем этаже. Она находилась в том же помещении, что и десять лет назад, но глухая стенка между передней и комнатой дикторов была заменена зеркальным стеклом, за которым тщедушный человек во фраке что-то говорил в микрофон. Я даже не сразу сообразил, что сильный, глубокий голос из громкоговорителя в передней принадлежал ему.
— О ты, преисполненный благоговения верующий! — шевелились губы человечка за стеклом. — О ты, благочестивый и молящийся! Ты стоишь сейчас на перепутье своей судьбы, и я верю: у тебя достаточно духовной силы, чтобы понять этот тревожный факт. Но ты не бойся стрел ужасного несчастья. Я помогу тебе, исходя из познания своей силы и на основании силы своего познания…
Полнеющий молодой человек сидел за столом в углу комнаты.
— Тут есть какое-нибудь начальство? — спросил я у него. — Или этот старый джентльмен выступает самовольно?
— Я директор программы, — ответил он, вставая и поправляя складки своих тщательно отутюженных брюк. Вид у него был такой, словно он недавно сошел с витрины магазина мужской одежды и явился сюда, предварительно посетив парикмахерскую.
— В таком случае, может быть, вы скажете, кто руководит этой радиостанцией?
— Я уже сказал, что директор программы я, — раздраженно ответил он.
— Но кто-то же платит вам жалованье, которое, я не сомневаюсь, не так уж ничтожно?
— Кто вы такой? Мне не нравится тон, которым вы разговариваете.
— Я исключен за неуспеваемость из пансиона для благородных мальчиков… Извините, что так грубо задал вам столь деликатный вопрос.
— Станция принадлежит миссис Вэзер.
— Но миссис Вэзер умерла пять лет назад! — громко сказал я.
— Не кричите. У нас не очень хорошая звукоизоляция. Вы, очевидно, говорите о ком-то другом. Я только сегодня виделся с миссис Вэзер и могу сообщить, что она выглядит совершенно здоровой.
— Разве Д. Д. Вэзер женился вторично?
— Ах, да, я слышал, что мистер Вэзер был женат дважды, причем вторично он женился за несколько месяцев до смерти.
— Гостиница принадлежит ей же?
— Нет, миссис Вэзер продала ее мистеру Сэнфорду.
— Владельцу фабрик резиновых изделий?
— Да.
— Он все еще живет в большом доме в северной части города?
— Да. А теперь извините меня. — Он бесшумно прошагал по толстому ковру в радиостудию.
— …это натуральное растительное средство, изготовленное в полном соответствии со сложной формулой, оставленной нам жившим в древности восточным мудрецом, — бубнил громкоговоритель. Это бесценное лекарство излечивает болезни сердца, крови, желудка, печени и почек и снимает любые боли. Вышлите всего один доллар и десять центов за упаковку, адресуя их нашей радиостанции, и мы бесплатно пришлем вам на пробу большой флакон «НОВЕНЫ».
Человек во фраке передал микрофон директору программы.
— Вы только что слушали профессора Саламендера, владеющего секретом древней мудрости, седьмого сына седьмого сына…
Проигрыватель воспроизвел несколько тактов «Баркаролы», после чего диктор объявил о тридцати минутах джазовой музыки и замурлыкал какую-то чушь, видимо, создавая соответствующую атмосферу.
Мне все это не понравилось, и я вышел из радиостудии. В лифте я оказался вместе с профессором Саламендером. От него сильно пахло виски, и он что-то бормотал себе под нос.
Выйдя из гостиницы, я взял такси. У Сэнфорда я был всего раз или два вместе с отцом и смутно помнил адрес.
— Вас высадить у входа для прислуги? — спросил таксист, когда мы подъехали к дому.
— Высадите меня у парадного подъезда. Я не коммивояжер и не торгую страховыми полисами. И подождите меня, я не задержусь долго.
Особняк, построенный еще отцом теперешнего Сэнфорда, состоял из двух десятков комнат. Нелепые башни по фасаду придавали ему вид средневекового замка. Территория, на которой расположился особняк, занимала целый квартал. Здесь был миниатюрный сад в японском вкусе, теннисные корты и плавательный бассейн, в свое время оберегавшие юного Алонзо Сэнфорда и его приятелей от тлетворного влияния улицы. Отвратительный запах с фабрики резиновых изделий достигал сюда только в те дни, когда дул сильный и устойчивый южный ветер.
Дверь мне открыла горничная, негритянка в белой наколке, белом фартучке.
— Мистер Сэнфорд дома?
— Сейчас узнаю. Как прикажете доложить?
— Скажите, Джон Вэзер, сын Д. Д. Вэзера.
Горничная провела меня в вестибюль и указала на стул. Я сел, положив шляпу на колени. Девушка быстро вернулась.
— Мистер Сэнфорд ожидает вас в библиотеке, — сообщила она.
Когда я вошел, Сэнфорд читал или делал вид, что читает. Он сейчас же отложил книгу на широкий подлокотник кресла, предварительно заложив очки между страницами. За десять лет он почти не постарел, однако поднялся с кресла с некоторым усилием. На нем был шелковый халат с красным вельветовым воротником. Он двинулся навстречу, протягивая руку Только вблизи я обнаружил, что лицо у него стало тоньше и суше.
— Боже мой! Джонни Вэзер! По такому случаю нужно обязательно выпить! Ты стал таким взрослым, что тебе, конечно, можно уже пить, — по-отечески закудахтал он.
— Может быть, немного лимонада. Я только кажусь большим, а лет мне еще не так много.
Сэнфорд снова улыбнулся, показывая тщательно подобранные искусственные зубы.
— Сколько же тебе сейчас лет? Подожди, подожди… Двадцать?
— Двадцать два. Иначе говоря, я уже достиг совершеннолетия и могу воспользоваться правом на получение наследства.
— Да? Извини, пожалуйста. — Он позвонил горничной и распорядился подать напитки. — Присаживайся, присаживайся. Вот так-то лучше. Поверь мне, Джонни, я хорошо понимаю твою обиду. С твоей точки зрения, тебе страшно не повезло, когда твой отец женился буквально за несколько месяцев до того, как он, к великому сожалению, покинул сей бренный мир.
— На ком он женился?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что никогда не встречал свою мачеху?
— Не только не встречал, но до сегодняшнего дня даже не подозревал о ее существовании…
— Уверен, она тебе понравится. Мне неоднократно приходилось с ней встречаться как по делам, так и в обществе и смело могу сказать, что она очаровательная молодая дама.
— Как это мило с вашей стороны! Говорят, что она продала вам гостиницу?
— Это правда. Миссис Вэзер и ее управляющий мистер Керх решили превратить в наличные деньги часть ее недвижимого имущества. Я лично доволен своей покупкой.
— Знаете, мне как-то странно слышать, что вы называете совершенно незнакомую мне женщину «миссис Вэзер». Ведь моя мать умерла пять лет назад.
— Да, да. Я очень сочувствую тебе…
Горничная подала коньяк, Сэнфорд закурил сигару.
— Твой отец долго разыскивал тебя, — продолжал он. — Черт возьми, Джонни, где ты был, чем занимался?
— Шатался по белу свету. Я поссорился с отцом и дал слово матери не возвращаться к нему Года два поездил по Штатам, а затем меня призвали на военную службу В последнее время мое отношение к отцу изменилось.
— Разумеется. Об умерших нельзя плохо думать.
— Дело не в этом. Я только сегодня узнал, что его нет в живых.
— Ты хочешь сказать, что тебе никто не сообщил об этом?
— Когда его убили?
— Года два назад. В апреле сорок четвертого.
— Я тогда был в Англии. Никто не потрудился поставить меня в известность.
— Просто срам!
— Кто убил его?
— Мы предпринимали все необходимые и возможные меры, но убийцу так и не нашли. Ты должен знать, что одно время мы были очень близки с твоим отцом. Его смерть явилась тяжелым ударом для меня.
— Да? И дала вам возможность прибрать к рукам «Вэзер-хауз»? Наверное, вам уже принадлежит почти весь город?
Сэнфорд отпил глоток вина и холодно взглянул на меня.
— Я уже сказал, Джонни, что понимаю твою обиду, ведь отец не оставил тебе и ломаного гроша. Однако вряд ли разумно оскорблять людей, которые могли бы стать твоими друзьями. Я был настроен проявить к тебе всяческую симпатию и сочувствие.
— Ни в том, ни в другом я не нуждаюсь. Дружба с вами не принесла ничего хорошего моему отцу. А ваша угроза меня нисколько не страшит. Я не завишу ни от вас, ни от ваших денег.
