Саманта Хайес - Пока ты моя

– Лиам?

Расс кивнул:

– Он разрушил все, что было между нами. Думаю, мы поженились бы, если бы он не влез в наши отношения. Он использовал Салли-Энн, да, именно это он и делал. Использовал ее для случайного секса, точно так же, как и ту другую бедную женщину!

– Нам точно известно, что именно он был биологическим отцом ребенка, – сообщил Адам, и Лоррейн с досадой вздохнула. Она собиралась подождать с этой новостью, но все уже было сказано.

Рассу потребовалось какое-то время, чтобы осознать это и отреагировать. По его изменившемуся лицу стало понятно: он нисколько не сомневался, что сам был отцом.

– О нет, – безжизненно проронил парень. – Это так печально…

– Возможно, все эти сомнения по поводу ребенка провоцировали конфликты между вами и Салли-Энн?

Сбитый с толку, Расс кивнул, уступая под напором правды:

– Ну да. Но я собирался поступить как полагается. Я поддерживал ее. Я хотел этого ребенка.

– А Салли-Энн? – поспешила спросить Лоррейн.

Расс вскинул голову. Помолчав несколько секунд, он произнес:

– Нет. Нет, не думаю, что он на самом деле был ей нужен.

– Почему же тогда она не сделала аборт? – поинтересовался Адам. – У женщин всегда есть выбор.

– Одно время мне казалось, что она решила… все-таки избавиться от ребенка, но потом передумала.

– И когда это было?

– Она как раз только что узнала о своей беременности. Когда первоначальный шок миновал, она по-настоящему взбудоражилась. Мы были в торговом центре «Буллринг», разглядывали детские вещи в универмаге. Все эти крошечные милые розовые и голубые распашонки… Она вдруг занервничала, что должна купить приданое ребенку, быть хорошей матерью, что все это дорого стоит. Переменилась мгновенно, словно кто-то щелкнул выключателем.

– Прямо в магазине? – уточнил Адам.

– Звучит ужасно. И что же произошло дальше? – спросила Лоррейн.

– Я попытался ее успокоить. Она мяла и колотила все вокруг, пинала ногами вещи. Кричала, что не хочет ребенка, что жаждет избавиться от него прямо здесь и сейчас, что сделала бы это сама, если бы могла. Орала, что ненавидит ребенка, что он сломает ей жизнь. – Расс перешел на шепот, несомненно даже сейчас глубоко переживая ту неприятную ситуацию. – Люди смотрели на нее во все глаза, толпились вокруг. Одна дама подошла к ней, чтобы помочь, сказала, что понимает ее чувства, что ей нужно взять себя в руки. Салли-Энн как подкошенная упала на пол, а потом пришла администратор магазина и увела ее в подсобку, чтобы напоить чаем. Вскоре мы отправились домой.

– Мощная вещь эти гормоны, – посочувствовал Адам.

Лоррейн метнула в него грозный взгляд. Все-таки муж иногда бывал идиотом, каких мало.

– Это, должно быть, очень расстроило вас, Рассел, – покачала головой Лоррейн. – Нечто подобное когда-нибудь повторялось?

– Она по-прежнему капризничала, у нее часто менялось настроение, но с тех пор она ни разу не говорила о том, что хочет сделать аборт. Я просил ее стать моей женой. – Расс невольно улыбнулся при этой мысли.

– От всей души сочувствую вам, Расс, – проникновенно и абсолютно искренне произнесла Лоррейн. – Вы не могли бы назвать мне имя той другой женщины, с которой Лиам Райдер, судя по всему, встречался?

Расс задумчиво почесал голову.

– Я узнал об этом случайно, – объяснил он. – Отправился в колледж, чтобы поговорить с ним по душам, предупредить, чтобы держался подальше от моей Сэл. И застукал его… ну, сами понимаете, когда он занимался этим с той, другой женщиной. Это было отвратительно.

– И как же ее зовут? – напомнил вопрос Адам.

Расс крепко задумался.

– Эта женщина вела вечерний курс в колледже. Создание украшений или что-то в этом роде. Насколько я помню, выглядела она по-настоящему странно.

– Ее имя? – упорствовал Адам.

Расс Гудол пожал плечами:

– Имя у нее тоже было странное. Что-то типа Делии или Селии. Не помню. Спросите в колледже. У нее такие вьющиеся рыжие волосы, все спутанные.

25

Я не стала бы утруждать себя и открывать дверь, но если Клаудия узнает, что я пропустила доставку покупок или не поприветствовала какую-нибудь подругу, она наверняка задумается над тем, чем же я здесь занималась. Я пообещала ей, что разберу бельевой шкаф и закончу разбирать стопку вещей, на починку которых, кажется, не хватит и целой жизни. Множество рваных вещей уже сложено в пакет с наклейкой «нужно зашить», убранный в кладовку.

«От подобной работы, – сказала мне Клаудия, когда я только-только приступила, – зависит все в доме». И улыбнулась так, словно эта задача – словно я сама – была важнейшей вещью в мире.

«Как же банально!» – помнится, подумалось мне, когда я заверила Клаудию, что люблю шить, прекрасно разбираюсь в мелких деталях, да и вообще у меня верный глаз на такие вещи. «Может быть, так и есть», – мелькает в моей голове, когда я неохотно плетусь к входной двери. Вероятно, я переняла это у Сесилии, наблюдая за ее работой долгими зимними вечерами. Она горбилась над столом в нашей крохотной квартирке, и падающий под углом из окна свет сиял над ней, словно личное маленькое солнце светило над ее собственным маленьким миром. Иногда она работала, глядя через гигантскую лупу на подставке. Как-то я посмотрела на Сесилию сквозь это увеличительное стекло. Ее тело трансформировалось, словно она попала в комнату смеха на ярмарочной площади. Сесилия стала огромной и перекошенной, словно громадное беременное животное. Я ничего не сказала. Это убило бы Сесилию, особенно если учесть то, что беременной она не была.

Кто бы ни стоял сейчас у двери, он проявляет удивительную настойчивость, трезвоня уже в третий раз.

Отпираю дверь и распахиваю ее.

– Клаудия Морган-Браун дома? – спрашивает незнакомая женщина в костюме.

– Простите, – отвечаю я. – Она будет только вечером.

Пытаюсь вспомнить, во сколько Клаудия собиралась вернуться.

– Я – инспектор уголовной полиции Фишер, – представляется женщина.

Я во все глаза смотрю на нее. Мне становится дурно. Земля уходит у меня из-под ног.

«Вот черт…»

– С вами все в порядке, голубушка? Вы кажетесь немного бледной. – Сотрудница полиции делает шаг вперед.

– Все хорошо, – отвечаю я и хватаюсь за дверной косяк, чтобы сохранить равновесие.

– А вы не знаете точно, во сколько она будет вечером? – спрашивает инспектор, притопывая так, словно и замерзла, и сгорает от нетерпения. Она засовывает руки в карманы пальто.

– Я… я не уверена. – Мне остается только молиться, чтобы сотрудница полиции явилась по поводу вчерашней аварии.

– А вы кто? – интересуется женщина.

Язык отказывается мне повиноваться. Что же мне ей ответить? Я совсем не ожидала этого. По крайней мере, не так скоро.

– Я – Зои, – сделав над собой усилие, любезно объясняю я. – Няня детей Клаудии.

Почему выяснять подробности ДТП пришла инспектор полиции? Увы, никак не могу придумать этому объяснение, я вообще едва держусь на ногах.

– А! – кивает женщина. Она явно мне верит. – Так вы не знаете, во сколько миссис Морган-Браун вернется?

– Думаю, около шести-семи, – расплывчато отвечаю я, глядя на часы. Пытаюсь вспомнить, что говорила Клаудия сегодня утром. Она сообщила, что чувствует себя лучше, что хочет пойти на свои предродовые занятия йогой, а потом поехать на работу.

Мой неопределенный ответ, кажется, доводит детектива до белого каления.

– Послушайте, – решаюсь я. – Если это – по поводу ДТП, то с ней все в порядке. Мы во всем разобрались на месте происшествия. Я решила не давать делу хода.

– ДТП? – переспрашивает женщина.

– Вчера кто-то влетел в нашу машину сзади. Я волновалась за Клаудию, она беременна, и… к счастью, никто не пострадал. – Мне даже удается заставить себя немного засмеяться.

– Я пришла по другому поводу, – объясняет инспектор. – Передайте это миссис Морган-Браун, прошу вас. Попросите ее связаться со мной, если я не смогу застать ее сегодня.

Беру визитку из обтянутых перчаткой пальцев и смотрю вслед удаляющейся сотруднице полиции. Потом захлопываю дверь, закрываю ее на ключ, запираю на засов и, наконец, в бессилии прислоняюсь к стене спиной. Требуется вся моя сила воли, чтобы не сползти на пол. Я внимательно смотрю на визитку. В середине отпечатано: «Отдел по борьбе с особо тяжкими преступлениями». Я мчусь в туалет, рву визитку в клочья и спускаю в унитаз.

Дело плохо. Мне снова нужно ее видеть. Я набила текст эсэмэски, но никак не могу решиться отправить сообщение. Вместо этого брожу по саду босиком, позволяя холодной влажной траве забиваться между пальцами, а грязи – попадать мне под ногти. Вернувшись в дом, включаю компьютер и захожу в одну из своих электронных почт – этот адрес предназначен для общения с ней – и быстро печатаю сообщение, которое она не сможет проигнорировать.