Антон Леонтьев - Звездный час по тарифу
С этими словами она выплыла из холла, оставив Ксению и Елизавету Порфирьевну наедине с Люсьеной.
Та, улыбнувшись, подошла к ним и произнесла:
– Рада с вами познакомиться! Наша хозяйка, сеньора Диас, резкая и властная, но справедливая женщина. Если вы будете работать усердно и выполнять все ее приказания, то не стоит ни о чем беспокоиться. Сеньора не любит нерасторопных и дерзких.
– Боже мой! – шептала по-французски Елизавета Порфирьевна, шествуя за дочерью и Люсьеной на половину прислуги. – До чего же я докатилась! И это вы во всем виноваты, чертов папенька! Это ваши сатанинские козни! Ну подождите, вы у меня за это еще поплатитесь!
Служанки, в основном мулатки и негритянки, высунули носы из своих комнат, шепчась и обсуждая занимательную новость – отныне в доме будут работать две бывшие светские дамы. Maman, чувствуя любопытные взгляды и шепоток, поежилась:
– Ах, не следовало мне соглашаться на такое унижение, Ксения! Но это все из-за твоего упрямства!
Их комната была небольшой, но уютной: две кровати, заправленные чистым бельем, металлическое распятие, висевшее на стене, умывальник с фаянсовым кувшином, платяной шкаф и окно, выходящее в сад.
– Как тебя зовут? – спросила Люсьена Ксению.
Узнав ее имя, служанка пояснила:
– Ты будешь помогать мне. Работа начинается в шесть утра, к этому времени ты должна быть на ногах, опрятно одетая в форму. Я сейчас принесу тебе и твоей мамане подходящее платье. В доме сеньоры Диас всегда предостаточно работы.
Елизавета Порфирьевна крутила головой, с ужасом осматривая их новое жилище. Она осторожно присела на кровать, та жалобно скрипнула.
– А как зовут тебя? – обратилась к ней Люсьена.
Самдевятова не смогла ответить, так как не говорила по-испански. Узнав это, служанка вздохнула:
– Тогда ей тяжело придется. Ну ладно, что-нибудь придумаем! Скорее всего ее определят в прачечную, там много разговаривать не надо, только драй хозяйские вещи!
Люсьена принесла им форму – серое платье с белым чепцом. Елизавета Порфирьевна пожаловалась:
– Я не люблю мышиный цвет! И этот чепец делает меня похожей на старуху! Ах, Ксения, если ваш отец узнает об этом, он скончается от горя!
– У papa предостаточно собственных проблем, – ответила девочка.
Они спустились в прачечную, где Люсьена с горем пополам объяснила Елизавете Порфирьевне, что от нее требуется. Увидев неподъемные лохани, груду грязного белья, которое требовалось в течение следующего дня выстирать, высушить и выгладить, и огромные чугунные утюги, maman едва не грохнулась в обморок. Затем они поочередно приняли ванну – точнее, процедура помывки, которую Елизавета Порфирьевна называла столь громкими словами, заключалась в том, что им пришлось залезть в бочку, наполненную теплой водой.
После всех мучений они отправились на кухню, где повариха дала им остатки хозяйского ужина. Поглощая холодную телячью ногу и овощное рагу, Елизавета Порфирьевна костерила сеньору Диас:
– Эта гусыня, идиотка, выскочка, да что она о себе возомнила! Ксения, учти, мы долго здесь не задержимся!
– Мамочка, – ответила дочь, – ты же понимаешь, что нам в любом случае потребуются деньги, и получить мы их можем только собственным трудом! Я не вижу ничего зазорного в том, чтобы работать в качестве горничной!
– Зато я вижу! – заявила maman и неожиданно громко зарыдала. – Как же ты не понимаешь, Ксения, что мы утратили свой статус и превратились в прислугу!
– Зато у нас есть комната, регулярная еда и мы получаем деньги, – ответила Ксения.
Ночь прошла неспокойно – Елизавета Порфирьевна ворочалась с боку на бок на непривычно жесткой кровати, вздыхала, время от времени рыдала и молилась. Ксении, которая то и дело просыпалась и снова засыпала, было очень жаль maman, но она не знала, как утешить ее. Разве можно отправиться на улицу, что бы их там ждало: нищета, голод, компания шлюх да мошенников и скорая смерть.
В половине шестого в их дверь постучали. Возникла Люсьена, которая стащила с Ксении одеяло и провозгласила:
– Пора подыматься, начинается новый день!
Сонная Ксения с трудом выбралась из кровати. Ей еще не приходилось вставать в такую рань, дома она могла спать сколь угодно долго, и никто не тревожил ее. Но наступили иные времена.
Елизавета Порфирьевна, натянув на голову тонкое одеяло, храпела. Люсьена сдернула с maman одеяло и прокричала той в ухо:
– А тебе, неженка, требуется отдельное приглашение? Подъем, я сказала!
– Какая вы нахалка, я вас немедленно уволю, – прошептала, поворачиваясь на другой бок, Самдевятова. – Оставьте меня в покое, и немедленно!
Ксения прыснула – похоже, мамочка все еще считает, что находится у себя в доме. Люсьена схватила фаянсовый кувшин, наполнила его ледяной водой из-под крана и, подойдя к безмятежно спящей Елизавете Порфирьевне, облила ту с головы до ног. Самдевятова подскочила и закричала:
– Что такое, о боже мой! Где я? И кто вы такая, нахалка?
Ксения бросилась к матери, та пришла в себя и вспомнила, что им предстоит первый рабочий день в особняке сеньоры Диас. Елизавета Порфирьевна потянулась, зевнула и обреченно сказала:
– Ах, Ксения, ну подай же мне платье!
Позавтракав, они приступили к своим обязанностям. Maman исчезла в направлении прачечной, Ксению взяла под свое крыло мулатка Люсьена. Едва пробило шесть утра, они направились в оранжерею, где требовалось полить две сотни горшков с цветами. Когда это было сделано, Люсьена велела девочке рассортировать грязное белье, а после этого – принести почту. Ксения, чувствуя, что валится с ног, взглянула на часы – было без четверти девять.
– Сеньора скоро продерет глазки, – заметила Люсьена. – Она не любит долго спать. А это значит, что она спустится к завтраку. Марш на кухню!
На кухне кипела работа – кухарка и две ее помощницы готовили завтрак для сеньоры, сеньора и прочих членов семейства. Ксении поручили относить блюда в круглую гостиную. Когда девочка едва не упала, зацепившись ногой о ковер, одна из служанок, пожилая негритянка с черными усами над верхней губой, прошипела:
– Дура, смотри под ноги!
И вслед за этим отвесила ей звонкую оплеуху.
Ксения не привыкла к подобному обращению, но поняла, что отныне ей придется сносить все это. Она была самой молодой служанкой, и каждая из ее старших товарок считала нужным прикрикнуть на нее, сделать замечание, больно ущипнуть, толкнуть или наступить на ногу. Одна из горничных, которая ударила Ксению по руке, когда та попыталась взять большое хрустальное блюдо, на котором лежали эклеры, заметила:
– Убери лапы, русская! Думаешь, что если ты раньше жила в большом доме, где тебе прислуживали, а твой папочка, что сидит сейчас в тюрьме, был банкиром, и сие делает тебя особенной, то ошибаешься! Я ведь у вас работала!
Ксения не могла вспомнить эту особу. Та ухмыльнулась:
– А твоя мамаша меня уволила – я разбила фарфоровую чашку, и она вышвырнула меня на улицу в конце месяца, не заплатив жалованья! Я так ее умоляла, у меня была больная мать, но твоя maman не сжалилась. Зато теперь и ты, и она в моей власти! Кстати, в прачечной работает моя кузина – она устроит твоей мамане адскую жизнь! А я не буду спускать с тебя глаз, принцесса!
Впрочем, не все служанки были такими злобными: Люсьена, как могла, защищала Ксению от нападок своих подружек, а кухарка позволила ей скушать один из эклеров. Ксения с набитым ртом, запивая пирожное стаканом холодного молока, стояла посреди кухни, когда влетела Люсьена.
– Сеньора Диас желает тебя видеть! – заявила она, вытерла девочке перепачканные губы и потащила ее за собой в столовую. По пути она давала наставления: – Не забывай постоянно говорить, обращаясь к ней, «сеньора», она это любит. Никогда ей не противоречь. И не смей обижать хозяйских детишек! Сеньор находится полностью под пятой сеньоры, но об этом не стоит говорить вслух. Ну вот, кажется, и все! А, и не смотри ей в глаза, когда она с тобой говорит, а опусти голову – иначе она подумает, что ты издеваешься над ней и бросаешь ей вызов. Если начнет кричать – не реагируй, сноси все ее упреки и отвечай: «Вы совершенно правы, сеньора, вы так ко мне добры, более это никогда не повторится!»
Ксения поняла – работа горничной ой как тяжела. Затаив дыхание, она вошла к столовую. Сеньора Диас, облаченная в фиолетовое платье, восседала за столом. Около нее примостился невысокий мужчина с черными усами и безупречным пробором – видимо, ее муж. Он читал газету. Также за столом сидела старуха, очень похожая на саму сеньору, ее матушка, и четверо детей – три девочки в возрасте от пяти до пятнадцати лет и мальчик лет семи в матросском костюмчике.
– Это наша новая прислуга, – сказала сеньора Диас.
Ее муж промычал что-то нечленораздельное и, не отрываясь от газеты, кивнул головой. Сеньора нахмурилась и прикрикнула:
– Флориан, ты что, не слушаешь меня?
Сеньор вздрогнул, как укушенный, дернул шеей, отложил газету и проблеял:
