Нора Робертс - Небо Монтаны
— Я хочу крепко обнять тебя, — прошептал он и расстегнул застежки ее лифчика. Лифчик упал на пол, и они прижались друг к другу. В Адаме нарастало волнение.
— Я не сделаю тебе больно, — сказал он.
— Я знаю.
Лили ни чуточки в этом не сомневалась. Его губы осторожно коснулись ее плеча, шеи. Больно не будет. И стыдно тоже. Она верила этому человеку. С ним даже секс будет добрым и ласковым.
Когда его пальцы коснулись «молнии» на ее джинсах, Лили не отпрянула. Она вздрогнула, но не от страха. Адам потянул джинсы вниз, Лили подняла сначала одну ногу, потом другую.
Когда Адам тоже разделся, сердце у нее затрепетало — от восторга и нетерпеливого ожидания.
Он был такой красивый: под золотистой кожей напряглись мускулы, длинные черные волосы ниспадали на широкие плечи. И он желал ее, страстно желал. Это было настоящее чудо!
— Адам, — тихо произнесла она, когда они опустились на постель. — Адам Вулфчайлд.
Он лег на нее сверху, а Лили крепко обхватила его за шею и притянула к себе его голову.
— Люби меня.
— Люблю. И буду любить.
Пока Адам и Лили праздновали в полутемной комнате жизнь, другой человек при ярком свете дня праздновал смерть. Он был в лесной чаще совсем один. Сидел в своем логове, горделиво рассматривал трофеи, собранные в металлическом ящичке. Это были настоящие охотничьи трофеи, а самый дорогой из них — длинные золотистые волосы девушки, севшей не в ту машину.
Звали ее Трэйси — так она сказала. Еще она сказала, что ей восемнадцать, но, конечно, соврала. Мордашка у нее была еще по-детски припухлая, но тело, как выяснилось позже, уже вполне зрелое, женское.
Все получилось очень просто. Стояла на обочине дороги девчонка, голосовала. За плечами — алый рюкзачок, тугие джинсы обтягивают недлинные ноги. Его внимание привлекли волосы. Конечно, они были крашеные, но уж больно красиво сверкали на солнце. Ногти у девчушки были такие же алые, как рюкзак. Резкий, ненатуральный цвет.
Позднее выяснилось, что у нее и педикюр такой же. Сначала он сидел тихо, слушал, а она трещала без умолку. Рассказала, что сбежала из Додж-Сити, штат Канзас.
— Все, детка, тут тебе не Канзас, — сказал он и расхохотался, довольный своим остроумием.
Девчонка болтала без умолку. Говорила, что сначала уедет в Канаду, поработает там немножко, а потом отправится путешествовать по миру. Достала из рюкзачка жевательную резинку, угостила его. Потом он нашел в рюкзачке четыре сигареты с марихуаной. Их она ему, скряга, не предложила.
Все получилось очень быстро. Он врезал ей разок в висок так, что у девчонки закатились глаза, и она сразу отрубилась. Потом переправил ее в горы, где так тихо, спокойно и никто не помешает.
У него были на нее большие планы.
Прежде всего он ее изнасиловал. Мужчина он или нет, в конце концов? Сначала связал покрепче, чтобы не царапалась своими алыми коготками. Девчонка вопила, пока не охрипла. А он не спеша развлекался с ней на узкой койке. Проявил изобретательность.
Потом покурил ее травку и устроил второй сеанс.
Уж она плакала, упрашивала, чтобы он ее отпустил. Потом стала упрашивать, чтобы он не бросал ее здесь одну, связанную и голую.
Что поделаешь — работа есть работа. Не мог же он с ней торчать с утра до вечера?
Когда он вернулся через сутки, она обрадовалась ему, как родному. Он потрахал ее еще, заставил говорить, что она в восторге. Она сказала. Сказала все, что он хотел услышать.
А потом она увидела нож.
Ему понадобилось больше часа, чтобы замести следы. Ну да ничего, дело того стоило. А самая лучшая идея пришла к нему позже. Он отвез Трэйси из Додж-Сити, штат Канзас, на ранчо «Мэрси» и положил там прямо под крыльцом.
Классная была идея.
Он поднял окровавленный скальп, поцеловал его и аккуратно убрал в ящик.
Можно представить, как там все перетрухали. Он спрятал ящичек в тайник, думая, как на ранчо все трясутся. Все они боятся. Боятся его.
Он выпрямился, подставил лицо холодному зимнему солнцу. Важнее его не было человека во всей Монтане.
Глава 15
Если бы кто-нибудь сказал Тэсс, что она холодной январской ночью будет принимать роды у кобылы, вся перепачканная кровью и последом, да еще получать от этого удовольствие, — Тэсс посоветовала бы шутнику обратиться к психиатру.
Однако вот уже вторую ночь она ползала на коленках по стойлу, помогая Адаму и Лили. Родились уже два жеребенка, и Тэсс была горда, что помогла им появиться на свет.
— Тут забываешь обо всем на свете, — сказала она, глядя, как новорожденный впервые встает на ножки.
— У тебя хорошие руки, Тэсс, — сказал Адам.
— Насчет рук не знаю, но в качестве психотерапии возиться с лошадьми очень полезно. Все тут стали такие нервные. Вчера выхожу из курятника, сворачиваю за угол и сталкиваюсь с Билли. Оба как подпрыгнем, как завизжим.
— Десять дней уже прошло, — сказала Лили, потирая озябшие руки. — Скоро случившееся будет казаться кошмарным сном. Уиллу уже несколько раз вызывали в полицию, но следствие топчется на месте.
— Вот где настоящая жизнь, — сказал Адам, кладя ей руку на плечо.
Жеребенок потянулся к материнским сосцам.
— Спина у меня ноет тоже по-настоящему, — пожаловалась Тэсс, потирая поясницу.
Самое время было оставить Адама и Лили вдвоем, а самой принять горячую ванну и немножечко поспать. Глядишь, появятся силы наведаться к Нэйту.
— Я пошла домой.
— Спасибо, Тэсс. Ты нам очень помогла.
Она улыбнулась, нахлобучила шляпу.
— Господи, видели бы меня сейчас знакомые…
Эта мысль показалась ей весьма комичной. Посмеиваясь, Тэсс вышла из конюшни.
Интересно, что сказали бы в косметическом салоне, если бы она заявилась туда в таком виде: ногти грязные, джинсы и фланелевая рубашка в кровище, волосы — ну, о волосах лучше не задумываться. И главное — ни грамма косметики.
Мистер Уильям, ее персональный стилист, наверняка бухнулся бы в обморок прямо на свой замечательный розовый ковер.
Будет о чем рассказать на каком-нибудь богемном коктейле. Она представила себе элегантную вечеринку где-нибудь в Беверли-Хиллз. Тэсс — в центре внимания, рассказывает гостям о навозе, курятнике, выхолащивании бычков (тут придется малость приврать) и верховой езде по прериям.
Да уж, настоящее ранчо мало похоже на прилизанные голливудские. И еще надо будет рассказать, что вокруг ранчо бродил маньяк-убийца.
Она передернулась, запахнулась в куртку. Не думай об этом, сказала себе она. Проку все равно не будет. Потом Тэсс увидела на крыльце Уиллу. Та стояла на ступеньке и смотрела куда-то вдаль. Застыла, как дочь царя Мидаса, подумала Тэсс. И даже не догадывается, какой импозантный у нее вид. Уилла — единственная женщина, которая понятия не имеет, как пользоваться женскими чарами. Для нее существует только работа, земля, скотина, ковбои.
Тэсс хотела сказать что-нибудь саркастическое, но вовремя осеклась, увидев, какое несчастное у Уиллы лицо. Распущенные черные волосы водопадом ниспадали на плечи. Подбородок приподнят, стройная спина согнулась. Издали Уилла могла показаться самоуверенной, даже высокомерной. Но вблизи были видны затравленные, затуманенные горем глаза.
— В чем дело? — спросила Тэсс.
Уилла испуганно дернулась, но не обернулась.
— Приезжала полиция.
— Только что?
Уилла не знала, сколько времени она простояла здесь, на холоде, и потому ответила уклончиво:
— Да, некоторое время назад.
— У тебя такой вид… Пожалуй, тебе лучше присесть. — Тэсс поднялась по ступенькам. — Пойдем в дом.
— Они выяснили, кто она, — произнесла Уилла, не трогаясь с места. Ее взгляд беспокойно метался то вверх, то вниз и в конце концов замер, прикованный к тому месту, где нашли тело. — Звали ее Трэйси Мэннерли. Ей было шестнадцать лет. Она жила в Додж-Сити с родителями и двумя младшими братишками. Шесть недель назад убежала из дома. Уже во второй раз.
Тэсс зажмурилась. Она не хотела знать, как звали убитую, вообще не желала знать подробности. Без этого думать о погибшей было как-то легче.
— Пойдем в дом.
— Мне сказали, что она умерла по меньшей мере за двенадцать часов до того, как ее сюда привезли. На щиколотках и запястьях следы веревок. Кожа повреждена — видимо, она пыталась освободиться.
— Все, хватит.
— Ее насиловали. Неоднократно, по-всякому. И еще… Она была на третьем месяце беременности. Представляешь, беременная шестнадцатилетняя девочка из Канзаса…
— Хватит, я сказала.
У Тэсс из глаз брызнули слезы, она крепко обняла сестру. Они стояли так, покачиваясь и плача. В небе заклекотал ястреб. Подплыло облако, заслонило солнце, в воздухе запахло снегом.
Сестры стояли, охваченные горем и страхом — тем особым страхом, который ведом только женщинам.
