Ксения Баженова - Ускользающая темнота
Гришка, казалось, знал в клубе всех. Постоянно здоровался и болтал с кем-то из местных посетителей. Сергея тоже успел с половиной перезнакомить. Девчонки смотрели на него с нескрываемым интересом. В Германии, за работой и женой, он уже забыл, что бывают такие красавицы и модницы.
– Да-да, – наблюдая за выражением Сережиного лица, разглагольствовал Гриша. – Жизнь в Москве сильно изменилась. Только почти все эти девушки охотницы за мужьями и кошельками. Развлечения на одну ночь могут потянуть на крупную сумму денег. Тут и не такие, конечно, есть, но эти все уже пристроенные. Так что я предпочитаю своих постоянных девочек. Тоже накладно, но там хоть душа имеется. Тебя любят, о тебе заботятся. А это, знаешь, как необходимо в тяжелых трудовых буднях. – Заканчивалась вторая бутылка хорошего итальянского вина, и Григория явно потянуло на философию и душевные разговоры. – И тебе, друг, советую обзавестись такой же.
– А я Катюху сегодня видел.
– Да ты что? Ну, чего молчишь, рассказывай.
– А чего рассказывать? Так, поболтали. И все.
– Я сто лет ни ее, ни Стаса не видел. Ну что, изменилась она? Была хороша, конечно, только дура. Стас, блин, ушлый перец. Быстренько нарисовался и к рукам девку прибрал, а то б я ее точно тогда трахнул.
– Ну ты не перегибай!
– Да ладно, ты ж ее бросил. Чего из себя праведника строить. Ну че, хочешь с ней замутить?
– А что, Гриш, ты хорошую мысль мне подкинул. Я как-то об этом не подумал. Во-первых, внешне она вполне. Приодеть еще – совсем отпад будет, девицы все эти размалеванные от зависти попадают. Во-вторых, ничего про Ладочку сказать не хочу плохого, но она бой-баба, и мне в ней это нравится, но иногда хочется, чтобы тебе в рот смотрели, а Катенька наша из таких. Проблем с ней не будет – главное лапши побольше про любовь на уши навешать. И – никаких тебе болезней и неожиданностей, да и Ладе она ничего не скажет, потому что не подлая, как мы с тобой.
Степан
Москва. 1948 год
Катя ушла гулять. Наталья сидела в кресле, курила папиросу и размышляла, периодически удовлетворенно разглядывая себя в большое зеркало. Похоже, эта маленькая уродица ничего ему не рассказала. Боится – это хорошо. Алексей немного смешал мои планы, но если он окажется такой же дундук, как и его братец, то не помешает. Он, между прочим, ничего себе. Не то что этот рыхлый Володька. Фу. И как только я с ним в постель ложилась. Если бы не Степан...
Степан пропадал где-то уже несколько дней, и Наталья тревожилась, хоть такое часто бывало. Она действительно любила его, но не хотела жить вместе, желая комфорта и обеспеченности. А с ним этого гарантировать нельзя. Куда же он пропал? Может, завел себе кого? При этой мысли сердце ее часто забилось, и она почувствовала, как кровь приливает к лицу. Но у Степана разговор был короткий: «Не хочешь со мной жить, спишь с другим мужиком – так и я могу делать, что заблагорассудится. Не нравится – до свидания». И Наталья мирилась с этим. Она хотела избавиться от назойливого мужа, чтобы быть со Степаном, и ей это удалось. А теперь братец нарисовался. Похоже, он занимает неплохой пост. Надо будет поговорить с Анатолием. И этот, кстати, пропал. Обещал прийти, все рассказать. Как там мой муженек в камере сидел. Похоже, все получилось так, как надо. Придется, правда, расплатиться. Ну да ладно, не девственность теряю. Надо будет расспросить его про Лешеньку. Анатолием звали того военного, которого видела Зоя, когда в квартире устроили обыск. А может, ну его, этого Степку. Алексей мне нравится. Да и я ему, судя по всему. Как вообще я могу не понравится?! Денег оставил – немалую сумму. Только если эти две твари – нянька с уродицей – пообвыкнутся да наболтают лишнего – они это любят, – придется выкручиваться. Мне не впервой, но зачем лишний раз нервничать. Надо будет их припугнуть. Ладно, успею за пару недель. А пока, – она улыбнулась и подсчитала полученные деньги, – в ГУМ. Вера сказала, там в закромах родины шикарные туфли меня ждут. Что ни говори, а очень, очень вовремя братец появился. У меня свои денежки, конечно, отложены, но зачем же их тратить.
* * *Еще одна мысль вместе с двумя другими – об аресте папы и о его смерти – не оставляла Зою: мысль о Паше. Она не видела его уже очень давно. Частые воспоминания о давнем разговоре сначала приносили ей невыносимые страдания. Но постепенно Зоя стала думать: пусть он любит другую, я буду любить его просто так, без ответа. Когда-нибудь Паша поймет, что никому он не нужен так, как мне. Человек, который знал о Паше все, был совсем рядом. Но девочка об этом даже не догадывалась.
Каждый день Катя бегала на почту, где довольно часто находила письма до востребования. Хватала немного потрепанный конверт, разрывала и начинала читать письмо уже на ходу. Потом садилась на лавочку во дворике за почтой и прямо здесь по несколько раз перечитывала строки и отвечала тут же, разложив листок на портфеле.
Лето: «Катенька, ну как ты там? Я очень по тебе скучаю...» Осень: «Очень тебя люблю. Считаю дни...» Зима: «Уже прошло полгода. Скучаю невыносимо. Хочу тебя обнять...» Весна: «Ну вот еще столько же – и домой».
Катя писала о своих чувствах, погоде, учебе – обо всем отвлеченном. На тему Зои у них было поставлено табу.
* * *Утром на следующий день после отъезда Алексея Дмитриевича раздался звонок в дверь. Сначала Зоя не обратила на него никакого внимания, но потом вдруг подумала, что это, может, что-то забыл и вернулся дядя – побежала открывать. Она выскочила в коридор и увидела того самого военного, который был при обыске. Он разговаривал с мачехой.
– А ты что здесь делаешь? Это по делу отца. Ну-ка марш к себе. И не слушай взрослые разговоры, – закричала мачеха. – Проходите лучше в гостиную, – обратилась она к утреннему гостю, убедившись, что Зоя ушла.
Но девочка лишь хлопнула дверью, сделав вид, что отправилась в комнату, а сама спряталась за выступом стены. Когда пара уединилась, она на цыпочках подкралась к двери и, затаив дыхание, стала прислушиваться. Лизы на счастье не было, и никто не мог ее застать.
– Ну что, Наталья. Разреши без расшаркиваний и на «ты». Мы с тобой теперь крепко повязаны, так что нам не до церемоний, – четко рубил низкий мужской голос. – Пришла пора расплатиться.
– Не волнуйтесь, Анатолий, я не собираюсь вас обманывать.
Тот засмеялся, и в интонациях его смеха угадывалось: «Еще бы ты попробовала меня обмануть».
– Я и так была не прочь вступить в отношения с таким видным мужчиной. Скажу напрямую – вы мне даже нравитесь. Но для начала мне бы хотелось узнать, как все было. И еще: вы, наверное, в курсе, что непонятно откуда объявился родственник Владимира. Мне кажется, этот человек может нам все испортить. Да и женаты вы, – уже кокетливо добавила она.
– Мне нравится твой подход. Люблю деловых умных женщин.
Ненадолго воцарилось молчание, и несколько минут раздавались какие-то шорохи. Потом снова раздался Натальин голос – довольно взволнованный.
– Сначала расскажи мне все. И про мужа и про его так называемого братца. А этим можно заняться в спальне. При закрытых дверях.
– Я хочу тебя здесь. Прям у окна.
– Да подожди же ты. Успеешь. Рассказывай.
Военный прокашлялся.
– Ну ладно. Терпение, как говорится, приумножает удовольствие. Алексей Дмитрич хоть и большой начальник, а ничего не узнает, потому что все хоть что-то значащие бумаги и документы уничтожены. А поскольку, как ты верно заметила, я женат, встречаться мы будем так, чтобы никто нас не видел. Когда и где, я скажу. Или я не разведчик? Вову твоего, как ты знаешь, приговорили за измену Родине благодаря заботливо подложенным тобой в этот самый буфетик книжечкам по оккультным наукам на враждебном нам немецком языке. Умер он, как ты и просила, на допросе от разрыва сердца. По-моему, неплохо. Долго не мучился. Пару дней допросов, пару ударов куда надо, кое-какие медицинские средства – и инфаркт налицо. Ну, и реабилитация посмертно. Чтобы имя ваше было кристально чистым и пенсия как вдове. Не очень маленькая, между прочим. Ну как?
Зоя сначала даже не поняла, что это говорят об ее отце, о ее любимом папочке. А когда до нее дошло – тело вдруг стало ватным, в голове застучали миллионы маленьких молоточков, стены отъехали, тошнота и слезы одновременно подступили к горлу. Стало душно. Душила кофта, душила лента на голове. Она вцепилась в нее и стала стаскивать, пока не сорвала и не скинула на пол. Разум все же пришел на выручку, и, поняв, что больше слушать не в состоянии, а они могут выйти в любую минуту и увидеть ее, Зоя на непослушных ногах пошла в свою каморку.
Она медленно прикрыла за собой дверь и, не в силах идти дальше, оперлась на нее. Стояла, не зная как справиться с нахлынувшим ужасом и болью. Самая страшная правда, какую она слышала за всю свою недолгую жизнь, открылась ей в это утро, и признать ее не хватало сил. Даже когда умерла мама, даже когда Алексей Дмитриевич сказал, что нет больше папы – ей не было так плохо, как теперь, когда она услышала этих двоих. Маленькая часть души барахталась, как только что родившийся слепой кутенок в пруду, с камнем на шее, барахталась, надеясь выжить, надеясь, что этот пруд и этот ужас – неправда, страшный сон. Он пройдет, и снова станет тепло и спокойно, как у мамы в животике. Но в один миг жуткий удар разрушил эти последние жалкие остатки веры. Такой сильный, что Зоя отлетела к стене. В проеме двери стояла настоящая ведьма – разъяренная ведьма с черными всклокоченными волосами, горящими ненавистью глазами, бледными щеками и с Зоиной голубой лентой в трясущихся руках.
