Искатель, 1995 №5 - Клиффорд Саймак
Черт жаловался мне на то, что глупые пословицы и поговорки человечества доставляют немало хлопот его миру, который должен воспринимать их как непреложные законы и принципы, и уж если в том мире действовала такая формула, как «трижды уйдешь от смерти — останешься цел», то колдовство, несомненно, должно быть там главной движущей силой.
Но даже если колдовство и действовало в том мире, как оно смогло проникнуть в наш, где принципы физики наверняка должны бы главенствовать над силами колдовства? Хотя, если подумать, колдовство обязано своим появлением человеку. Его придумал человек, и именно благодаря этому оно и попало в тот, другой, мир, и если сейчас этот мир сделал поворот на сто восемьдесят градусов и использовал колдовство против самого человека, то тому приходилось винить в этом только себя.
Человеческая логика всегда воспринимала колдовство как нечто абсолютно лишенное всякого смысла, но сейчас, когда повсюду стояли неподвижные автомашины, не работали телефоны, молчали радиоприемники и телевизоры, отмахнуться от него, как от чего-то бессмысленного, было уже просто невозможно. Как бы человек ни отвергал действенность колдовства, доказательств того, что оно существует и действует весьма успешно, сейчас хватало.
В сложившейся ситуации, сказал я себе, найти смысл просто необходимо. Если машины не сдвинутся с места, если не будут ходить поезда, то через несколько дней страна будет ввергнута в хаос. С бездействующим транспортом и без всякой связи экономика страны просто развалится. Города сразу же ощутят нехватку продовольствия, а то, что люди немедленно станут делать припасы, еще больше усугубит положение. Начнется голод, и в поисках еды орды голодных людей ринутся из городов, разыскивая ее, где только можно.
Уже должны были появиться первые признаки паники. В обстановке полной неизвестности и отсутствия информации неизбежно возникают различные слухи и домыслы. Через день или два все это вызовет настоящую панику.
Миру человека был, похоже, нанесен удар, от которого он, если не будет найдено ответа, возможно, и не оправится. Современное общество представляет собой весьма сложное сооружение, опирающееся главным образом на скоростное сообщение и молниеносную связь. Убери эти две опоры, и все хрупкое сооружение просто развалится. Не пройдет и тридцати дней, как эта великолепная структура рухнет и человечество будет отброшено назад, к варварству с рыскающими повсюду в поисках еды и пристанища бандами голодных и оборванных разбойников.
У меня был один ответ — ответ на то, что произошло, но, конечно, не было ответа на вопрос, как изменить положение. Я понимал, что даже тот ответ, который у меня был, никому не нужен. Никто этому не поверит, никто скорее всего даже не потрудится выслушать меня. У меня просто не будет никакой возможности убедить всех в своей правоте. Та ситуация, которая скоро возникнет, неизбежно породит поток сумасшедших предположений и догадок, и мое объяснение просто утонет в них, станет еще одной сумасшедшей идеей.
Женщина выглянула из кухни.
— Я вас здесь что-то никогда не видела, — начала она разговор. — Вы, должно быть, впервые в наших местах?
Я кивнул.
— У нас сейчас полно незнакомых людей, — продолжала она. — Застряли здесь, на шоссе. Многие из них живут очень далеко отсюда, они просто не могут ничем туда добраться…
— Но ведь поезда, наверное, ходят…
Она отрицательно покачала головой.
— Не думаю. Ближайшая станция от нас в двадцати милях, и я слышала, как кто-то говорил, что поезда не ходят.
— Где же все-таки находится этот ваш городок? — спросил я женщину.
Она бросила на меня взгляд, в котором сквозило явное подозрение, и заметила:
— Вы, кажется, вообще мало что знаете.
Я промолчал, и, помедлив мгновение, она все же ответила:
— До Вашингтона отсюда миль тридцать по шоссе.
— Благодарю, — сказал я.
— Та еще прогулочка, — проговорила женщина, — особенно в такой денек. Похоже, скоро будет настоящее пекло. Вы что, в самом деле хотите отправиться туда пешком?
— Да вот думаю, — ответил я.
Ничего на это не сказав, женщина вернулась к приготовлению моего завтрака.
Вашингтон, по словам женщины, в тридцати милях отсюда, значит, до Геттисберга где-то миль шестьдесят. И у меня не было никакой уверенности, что я найду там Кэти.
Итак, Вашингтон или Геттисберг?
В Вашингтоне находились люди, которые должны были, имели право знать то, что знал я, хотя вряд ли они согласятся выслушать меня. У меня там среди высокопоставленных чиновников имелись друзья и просто хорошие знакомые, но мог ли я надеяться на то, что они меня выслушают? Поразмыслив, я решил, что среди этой дюжины с липшим людей не найдется и одного, кто отнесется к моей истории с полной серьезностью. Начать с того, что они просто не могли себе этого позволить в страхе перед тем градом насмешек, который неизбежно обрушится на них, если они мне поверят. В Вашингтоне, похоже, я ничего не добьюсь. Убеждать в чем-то этих людей — все равно, что пытаться прошибить лбом каменную стену.
Я понимал это, и все во мне кричало, что мне необходимо как можно скорее найти Кэти. Мир летел в пропасть, и в такой момент нам двоим следовало быть вместе. Кэти была единственным существом на свете, кто знал то же, что и я; она была единственным представителем человеческой расы, которому были понятны мои муки и который мог мне посочувствовать и протянуть руку помощи. Но дело было не только в ее сочувствии, поддержке или понимании. Я не мог забыть тепла и нежности ее девического тела, которые ощутил, когда нес ее на руках, или ее обращенного ко мне счастливого лица, на которое бросало отблески пламя в очаге колдуньи. Наконец после многих лет одиночества и многих женщин в разных диковинных дальних странах я встретил Кэти. Я вернулся в места своего детства, сомневаясь, имею ли
