Сигнал - Максим Шаттам
Все шло как нельзя лучше, думала Оливия. Кошмары Зоуи наконец прекратились. Надо признать, Джемма проявляла настоящие чудеса изобретательности, занимаясь с девочкой, и та успевала так наиграться за день, что к вечеру буквально валилась с ног от усталости. Старшие мальчики проводили время на улице со своими новыми друзьями. Оливия старалась не приставать к ним с вопросами и предоставлять им свободу, хоть это и давалось ей с трудом. Она была прежде всего матерью, львицей, которая оберегала свое логово, и для нее было естественно интересоваться, чем заняты львята. Но Том следил, чтобы она не перебарщивала с контролем. Дети и так были весь год под их присмотром, так что летом, особенно сейчас, когда они переехали в новый город, стоило немного оставить их в покое. «Мы теперь живем в маленьком городишке, что может с ними случиться? Если мы не дадим им немного личного пространства здесь и сейчас, когда еще будет подходящий момент?» – настаивал Том. Он был прав. Джемма его поддержала, сказав Оливии, что у Кори, ее брата, есть голова на плечах, и мальчики были в безопасности в Мэхинган Фолз. Это главное, твердила себе Оливия. По вечерам, за ужином, она видела, что мальчики радуются жизни. Даже Оуэн стал не таким замкнутым, как обычно. Три дня назад он подошел и сам обнял ее, обхватив ее шею руками и прижавшись головой к ее голове. Оливия растаяла от нежности и даже прослезилась. Ему так нужна была любовь! Чтобы так раскрыться, ему потребовалось полтора года. Постепенно он освобождался от своей брони и отваживался выйти наружу, принять семью, которая не была родной, но стала таковой в силу обстоятельств.
Из-за какого-то грузовика, который одним январским вечером вылетел со встречки и врезался в машину сестры с мужем, когда они возвращались после самых обычных выходных с друзьями…
Оуэн чудом избежал смерти, потому что в последний момент слег с отитом и остался с няней дома. Выжил благодаря воспалению уха.
Он потихоньку оправлялся от этого удара. В тринадцать лет особенно сложно осознать, что мир лишен логики. В этой трагедии не было его вины, из нее нельзя было извлечь никакой морали. Его родители не пожертвовали собой ради кого-либо. Ничего, что могло бы оправдать в его памяти гибель его родителей. В его душе оставались зияющая пустота, отчаяние и чувство бессмысленности жизни. Они уже приближались к дому после долгой дороги, нескольких часов без сна, когда за несколько секунд их жизни резко оборвались. Это не поддавалось никакому объяснению. И с этим нельзя было смириться. Том и Оливия несколько раз говорили с Оуэном о случившемся, когда видели, что он чувствует себя потерянным, но Оуэн предпочитал недосказанность. В шуме ежедневной суеты ему было спокойнее молчать о своей боли.
На новом месте все шло на лад. Оливия с радостью смотрела в будущее. Особенно здесь, в этом земном раю. Чтобы стать совсем счастливыми, требовалось лишь некоторое время.
Оливия задумчиво подняла голову навстречу солнцу. Она только что вышла из студии радиостанции. Передача мало-помалу вырисовывалась. И Пэт Деммель подыскал для нее отличное время – с девяти до одиннадцати вечера по будням. Она успевала после обеда подготовиться к эфиру, поужинать с семьей, уложить детей спать, доехать до Ист-Пибоди и быть в студии как раз вовремя. Самый интересное время: два часа доверительного общения, прежде чем все отправятся спать. Оливия была в восторге. Они провели несколько пробных встреч, чтобы найти нужный формат – преимущественно по утрам. Пэт Деммел уезжал на неделю, чтобы свозить приятеля в путешествие по Калифорнии – какое-то давнее обещание, но после возвращения он так и сыпал новыми идеями. Мелодии для заставки, вставные рубрики и прочие советы по содержанию – он был неистощим.
К учебному году тоже все было готово. Оливия уже с нетерпением ждала начала.
Пока она шагала по тротуару, собираясь пройти по магазинам в поисках красивой записной книжки для Тома, чтобы подбодрить мужа в его трудах, какой-то мужчина перешел дорогу, направляясь прямо к ней. Высокий худощавый субъект с шеей, торчащей из накрахмаленного воротничка рубашки, и в костюме, плохо сидящим на сутулых плечах.
– Извините, скажите, вы работаете на радио?
От удивления Оливия не сразу нашлась что ответить и, не вдаваясь в долгие объяснения, кивнула.
Седой мужчина с впалыми щеками и тусклым взглядом раскрыл кожаную визитницу и показал ей карточку с официальным логотипом.
– Я Филип Мортенсен из Федеральной комиссии по связи, из Бюро по обеспечению правоприменительной практики, не знаю, знакомы ли вы с нашей службой?
– Ммм… Я в целом знаю про комиссию по связи…
В ее профессии всем была знакома эта организация, под чьим контролем находились радиостанции на всей территории штатов. Она могла прикрыть какую угодно программу или даже станцию, все от нее зависели, и комиссия следила, чтобы везде соблюдались законы, действующие на той или иной территории.
– Могу я узнать о вашей должности на радио? – спросил он с притворно любезным видом.
– Я… только недавно устроилась. Я ведущая.
Мортенсен окинул ее изучающим взглядом. Очевидно, этот тип за последние годы ни разу не смотрел по утрам федеральное телевидение, или у него напрочь отсутствовала память на лица. Он явно ее не узнал.
– Может, вы хотите поговорить с директором станции? – спросила она, оправившись от удивления.
– Да, но раз уж я вас встретил, я хотел бы задать вам пару вопросов. Мы расследуем ряд аномалий и проблем на линии. Поэтому, возможно, вы замечали этим летом…
– Да, – немедленно перебила его Оливия, – у нас в самом деле было одно происшествие. На прошлой неделе. Скажу сразу, что не разбираюсь в технике, но это совершенно точно было ненормально, могу вас заверить.
Мужчина явно заинтересовался и, достав вместо визитницы блокнот, приготовился записывать.
– Какого рода происшествие?
– Голоса. Очень странные. И вопли… Немного напоминало тяжелый рок, вроде песен, которые слушают подростки.
– Сатанистские? – Мортенсен и бровью не повел.
– Ну… не знаю. Возможно, это саундтрек из какого-нибудь фильма, не могу сказать…
– А говоривший был один или их было несколько?
– Кажется, сначала
