Кража в Венеции - Донна Леон
Синьора Марци была не похожа на человека, который готов довериться священнику – или вообще кому-либо, – однако это не помешало комиссару с понимающим видом кивнуть.
– Вы хотели поделиться с ним чем-то, чего не расскажешь другу? – спросил он.
Женщина снова сцепила руки на коленях.
– Мне хотелось поговорить с кем-нибудь о нем.
Брунетти додумал сам, кого она подразумевала под этим личным местоимением.
– Понятно. И священник вам помог? – спросил он, хотя ему очень хотелось поинтересоваться, не слишком ли это интимный вопрос, чтобы обсуждать его с малознакомым человеком, даже не присев к нему на скамейку.
Синьора Марци метнула в комиссара быстрый подозрительный взгляд, словно опасаясь, что он знает гораздо больше, чем говорит, и покачала головой.
– Нет, не помог. Сказал, что он уже не священник и советовать мне не может.
Внезапно она вспомнила о кофе, поднесла чашку к губам и удивилась, найдя его холодным. Синьора Марци поставила чашку на блюдце.
– Значит, это была не первая ваша беседа? – спросил Брунетти.
Женщина сделала вид, будто смущена таким вопросом, и промолчала.
– С тем мужчиной на скамейке, – пояснил Брунетти. – Которого ударил ваш бывший сожитель. – И, выдержав небольшую паузу, продолжил: – Он попал в больницу. Об этом вы знали?
Синьора Марци кивнула:
– Да.
И не стала ничего пояснять.
– Так это была не первая ваша беседа?
Она скорчила гримаску, свидетельствующую о раздражении: губы сжались в тонкую линию, глаза прищурились. Брунетти ответил ей прямым, спокойным взглядом человека, ожидающего, когда туча пройдет и можно будет снова наслаждаться солнечным светом.
– Может быть, – уступила наконец синьора Марци.
Брунетти посмотрел в окно, на прохожих, чтобы не выдать ненароком своего торжества. Снова появился официант и принял заказ у женщин у окна, которые теперь переговаривались шепотом, как в церкви. Он посмотрел на Брунетти, и тот покачал головой. Официант ушел.
– Вы говорили с ним как со священником? – мягко осведомился комиссар, размышляя о том, насколько шаблонны все эти беседы со свидетелями, хотя сам не делал различий между ними и допросом.
В самом начале разговора, обнаружив, что дознаватель им верит, те, кому есть что скрывать, расслабляются и начинают понемногу привирать, чем и загоняют себя в ловушку. Существует единственный способ этого избежать – разговаривать с полицией только в присутствии адвоката, но на это мало у кого хватает ума; остальные считают себя достаточно хитрыми, чтобы ответить на любой вопрос.
Голос синьоры Марци стал еще более серьезным.
– Когда мы познакомились, я еще не знала, что он когда-то был священником.
– Где вы познакомились? Как давно это произошло?
Вполне ожидаемый вопрос, и она должна быть к нему готова… И, скорее всего, так оно и было.
– Там, в парке. В прошлом году. Утром я иногда ходила туда – посидеть на солнышке. Это по дороге к лодочной станции, так что, если выйти из дома пораньше, можно на полчаса задержаться на Виале-Гарибальди. По пути на работу…
Брунетти ничего не говорил.
– Обычно он сидел на скамейке с книгой. Однажды свободное место осталось только рядом с ним и я спросила, можно ли присесть; завязался разговор.
– О книге, которую он читал?
– Нет, – решительно ответила синьора Марци. – Я не читаю книг.
Брунетти с понимающим видом кивнул, как будто это было вполне естественно.
– Мы разговаривали о разном. О реальных вещах!
«”А вы тут о каких-то книгах!” – мысленно добавил за нее Брунетти. – Интересно, откуда у женщины ее возраста, очевидно одинокой, столько свободного времени, чтобы часами просиживать на скамейке на Виале-Гарибальди? И как она сумела так быстро освободиться для сегодняшней встречи?»
Синьора Марци воспользовалась паузой в разговоре, чтобы выпить воды. Каждый раз при упоминании о мужчине из парка – чье имя ни он, ни она так и не назвали – Брунетти ждал эмоционального отклика с ее стороны, но его не последовало. Бесспорно, ей не понравилось, когда комиссар спросил об этом человеке; она насторожилась еще больше, когда расспросы стали настойчивыми, но если судить по эмоциям, которые демонстрировала женщина, они с таким же успехом могли разговаривать о погоде. Фактически единственной эмоцией, которую смог считать комиссар, – она почти ощущалась в воздухе, как едва уловимая вибрация, – было раздражение синьоры Марци из-за того, что их встреча в парке заинтересовала полицию.
– Вы говорите, что проводили немного времени в парке по пути на работу. Могу я узнать, синьора, где вы работаете?
– Почему вас это интересует? – спросила она, настороженно глядя на собеседника.
– Любопытно, – ответил Брунетти и улыбнулся.
– Я – личный секретарь, – сказала синьора Марци и, не дождавшись его реакции, добавила: Хотя обязанностей у меня больше, чем у тех, кого на английский манер именуют секретарями-референтами.
У нее было произношение человека, который едва знает иностранный язык.
– О! – Брунетти нужно было показать, что он понял, в чем различие, и впечатлен этим. – Вы работаете на частное лицо?
– Да. У маркезе[120] Пьеро Дольфина.
В памяти у Брунетти сразу же всплыли титульные листы книг, найденных в квартире у Франчини, и на двух из них – экслибрис в виде заглавных P и D и прыгающего дельфина.
– Они друзья с моим тестем, – заметил комиссар, постаравшись, чтобы это прозвучало как можно обыденнее.
Словно это была похвальба, которую следовало превзойти, синьора Марци сказала:
– Да, это очень древний род. Один из старейших в Венеции.
Разумеется, Брунетти знал об этом, хотя представители семьи, о которой сейчас шла речь, прибыли из Генуи во времена Объединения. Тогда у них была другая фамилия, и они приобрели у нового короля Италии титул, нарочно выбрав одну из старейших венецианских фамилий, чтобы присовокупить его к ней.
Сделав вид, что столь потрясающая профессия не может не интересовать, Брунетти задал еще один вопрос:
– В чем же заключаются ваши обязанности?
Пока синьора Марци рассказывала об этом, он перебирал в уме варианты, которыми можно было бы объяснить тот факт, что книги из библиотеки маркиза Дольфина были обнаружены в шкафу у Франчини. Когда комиссар снова прислушался к словам собеседницы, она как раз заканчивала свою тираду:
– …в состав учредителей Ротари-клуба.
– Это, безусловно, впечатляет, – сказал Брунетти, зная: что бы сейчас ни прозвучало, она, конечно же, произнесла это в расчете на такую реакцию.
Комиссар улыбнулся собеседнице, в который раз задаваясь вопросом: она все знала или ее использовали?
Неожиданно для себя он заметил, что два соседних столика уже заняты. За одним из них устроилась чета японцев лет пятидесяти, причем оба сидели так, что между спиной и стулом оставалось сантиметров десять пустого пространства (Брунетти невольно вспомнил о контессе Морозини-Альбани); за другим столом сидели две светловолосые девочки-подростка, с восторгом глазеющие по сторонам.
Брунетти взял с ближайшего столика Il Gazzettino и молча передал ее синьоре Марци. Она удивилась, но автоматически взяла газету, растерянно взглянув на комиссара.
Он молчал.
Склонив голову, синьора Марци просматривала заголовки. Брунетти выжидал. Прошла еще минута – и он увидел, как
