Проект - Кортни Саммерс

Би спрашивает, выставит ли Лев Фостера на всеобщее обсуждение. Недостаток веры требует наказания, и если Фостер поделился своими глубинными переживаниями на аттестации, то, наверное, в глубине души жаждет вмешательства. Однако сама она вряд ли выдержит подобное зрелище, она признается в этом Льву. Они все посмотрят на Фостера и поймут: ее веры было недостаточно.

Лев раздумывает над ее словами.

– Фостер пришел в Проект идеальным солдатом. Его совершенство – доказательство твоего совершенства. Я не возьму на себя ответственность за его потерю, но ты возьмешь… если не спасешь его.

Так же как Би была якорем для Фостера, он был якорем для нее.

Первые полгода в «Единстве» она чувствовала себя потерянной и робкой мямлей. Она как банный лист липла ко Льву, отчаянно и тщетно пытаясь обрести под ногами почву. Привлечение к Проекту Фостера придало ей стойкость, которую она и вообразить не могла. Она обрела свою нужность в стенах Проекта, став нужной Фостеру.

И теперь она обязана его спасти.

Задачи прекраснее и значительнее у нее еще не было. Би едет на ферму, где находит Фостера вычищающим сарай. Скоро здесь пройдет публичная проповедь. Кейси думает, что в следующем году неплохо бы установить шатер. После открытия центров «Единство» – только что оформили сделку на их строительство в Мореле – число приверженцев Проекта наверняка возрастет.

Увидев Би, Фостер забывает о работе, быстрым шагом пересекает сарай и подхватывает ее на руки. Она смеется, хотя в сознании никак не увязываются его восторженная радость с тем глубоким отчаянием, которое она слышала в его голосе на записи с аттестации. Осознавать, что это бравада, больно.

Фостер опускает ее на пол и спрашивает, что она здесь делает.

– Пришла помочь.

Он улыбается.

– Эта работа грязновата для тебя.

– Я просто хочу провести немного времени вместе.

Фостер краснеет до кончиков ушей, румянец заливает даже шею. Би берет метлу и начинает подметать. Она не умеет чувствовать людей так, как Лев. Ему достаточно взглянуть на человека, чтобы понять, что того беспокоит и кто за это в ответе. Би решает воспользоваться его словами, поскольку других, лучше, не найти. После продолжительного молчания она прерывает свое занятие и смотрит на Фостера. Его рыжие волосы пылают на солнце, льющемся через открытую дверь.

– Ты пришел сюда идеальным солдатом, – мягко произносит Би.

Фостер замирает и удивленно поворачивается к ней.

Она сглатывает.

– Твое совершенство – доказательство моего совершенства.

Би слышит, как сбивается его дыхание. Он подходит к ней и жадно, неистово обхватывает ее лицо ладонями.

А потом прижимается к ее губам своими.

Февраль, 2018

Поездка в Беллвуд сегодня особенно сумрачная, небеса набухли тучами, сулящими то ли дождь, то ли снег. Уж лучше бы дождь, он растопит снег. Хочется первых признаков весны. Хочется, чтобы кости ныли поменьше.

В такси по пути на ферму мне приходит сообщение от Пола:

«На прошлой неделе я должен был получше держать себя в руках. Когда появишься в офисе, жди от меня извинений, которые я тебе задолжал».

Жаль, это не удовлетворяет меня. Меня ничего не удовлетворит, пока я не положу на стол Пола очерк о Проекте и Льве и он не поймет, за что должен просить прощения. Пальцы зависают над кнопками. Подходящий ответ в голову не приходит, и я оставляю сообщение прочитанным, но неотвеченным. К самой ферме таксист меня не подвозит, и оставшийся путь я проделываю пешком, поправляя съезжающую с плеча сумку. У входной двери меня встречает Фостер.

– Лев наверху, но он отдыхает.

– Отдыхает? – выгибаю бровь.

– Вчера вечером было собрание, – объясняет Фостер, – оно затянулось допоздна. Лев уже должен был встать, и если не встал, значит, отдых ему необходим. Думаю, он выйдет минут через сорок.

Интересно, каково это – иметь рядом таких людей? Заботящихся о тебе, берегущих твой сон и здоровье.

Устремив взгляд на лестницу, прислушиваюсь, не слышно ли на втором этаже шагов или голоса Льва. Ничего. Зато в соседней комнате тихо напевает Эмми. Повернувшись в ту сторону, медлю.

– Ты должна поговорить с ней, – замечает Фостер.

Мне трудно представить наш разговор.

– Я не знаю, что сказать.

– Постарайся не затрагивать политику. – В его тоне мешаются сочувствие и веселье. – Ее любимый цвет – зеленый. Атара у нее – лошадка, имей в виду.

Я удивленно поднимаю брови, и Фостер смеется.

– Кто-то однажды сказал, что Атара здоровенная как лошадь. Эмми это услышала и… дети есть дети. Она боится бабахов – не знаю, нужно ли тебе это знать, но «бабахи» – это гроза.

Сглотнув, киваю.

– Оставлю вас ненадолго наедине. – Фостер выходит на улицу.

Я провожаю его взглядом и следую на песню Эмми в гостиную. Малышка сидит на полу, рисуя на маленькой магнитно-маркерной доске. Увидев меня, она отрывается от рисунка и смотрит расширившимися любопытными глазами на… мой шрам.

Всегда на мой шрам.

– Привет, Эмми.

– Ты – Ло.

Сердце трепещет при звуке моего имени из ее уст. Не помню, когда в последний раз мое имя произносил ребенок. Да и бывало ли такое? Эмми выжидающе глядит на меня, словно я побеспокоила ее и лучше бы у меня на то имелась достойная причина.

– Что ты рисуешь? – спрашиваю я.

– Круги, – отвечает она, и слово почему-то кажется больше, чем ее рот.

Приблизившись, сажусь рядом на корточки. «Круги» – это, конечно, сильно сказано, но попытки сами по себе ценны. Эмми сует мне в руку маркер и просит нарисовать ей побольше кругов. Я послушно выполняю ее просьбу.

– Еще нужны волосы, – вдруг заявляет она.

– Кругам?

Эмми кивает и рисует неровные линии в кругах, хотя подозреваю, что целилась нарисовать их сверху. Ее ладошки крохотные, все пять пальчиков сжимают корпус маркера, но линии все равно выходят корявыми. В этом есть что-то такое умилительное… Не знаю почему.

Она смотрит на меня и указывает на щеку.

– Что это? – спрашивает быстро, жадно, заинтересованно.

– Шрам, – отвечаю я, и Эмми хмурится. Потому ли, что поняла меня, или потому, что хотела услышать другой ответ, я не знаю. Я неуклюже ищу новое объяснение: – Это как… У тебя когда-нибудь были ранки?

Малышка победно тычет в здоровую коленку с идеально чистой кожей.

– Мне наклеивали зеленый пластырь.

Ее любимый цвет.

– Ну вот, я тоже поранилась. Просто иногда рана… остается.

Глаза Эмми округляются.

– Она болит?

Фостер стоит на крыльце. Я прислушиваюсь. Наверху по-прежнему тишина. Поворачиваюсь к Эмми.

– Можно сесть с тобой?

Она кивает.

– Нарисуй еще круги, Ло!

Рисую ей круги маркерами разных цветов. Ее взгляд следит за моей рукой, потом она снова пытается нарисовать круг сама. Не получается.

– Ты помнишь, что я сестра Би?

Эмми на минуту задумывается, затем качает головой.

– Ты ведь знаешь Би?

Она кивает. Высунув от усердия язычок, разрисовывает нарисованные мной круги. Я достаю из кармана мобильный и, пролистав фотографии в галерее, нахожу снимок, сохраненный со страницы Фейсбука Артура. Наклоняю экран к Эмми, и она вдруг вырывает телефон из