Фридрих Незнанский - Глаза зверя
— На печке?
— Да. Вон она, у тебя за спиной.
Асет оглянулась:
— Ого! Какая большая!
— Это русская печка, — объяснила Маклюда. — На ней спят. Там есть мягкий матрас, подушка и одеяло. Чистая постель тоже там. Сможешь сама постелить?
— Да, конечно! Только… — Асет озадаченно улыбнулась. — Как же я туда залезу?
— По ступенькам. Вон они, сбоку. Видишь?
— А, вижу.
— Вот по ним и вскарабкаешься. Еда в пакете, пакет под стулом. Захочешь пить — вода в ведре. Все запомнила?
— Да.
— Молодец. Я заеду за тобой завтра, часов в двенадцать.
— Но у меня нет часов, — сказала Асет.
— А это что, не часы? — Маклюда показала пальцем на ходики, висящие на стене. — Не забудь подтянуть гирьку на ночь, а то остановятся.
Асет с улыбкой уставилась на ходики, они были смешные — кошачья мордочка с бегающими туда-сюда в такт тиканью глазами.
Маклюда встала из-за стола и взяла свою сумку:
— Пойдем, закроешь за мной ворота.
— А этот дом ваш? — обеспокоилась Асет. — Сюда никто не придет?
— Никто, — сказала Маклюда. — А если кто сунется — гони вон. На веранде есть топор.
Асет представила себе, как она гонится за непрошеным гостем с топором, и поежилась.
— Надеюсь, что до топора дело не дойдет, — сказала Асет.
Они вышли во двор. Маклюда забралась в машину, махнула Асет рукой и уехала. Асет закрыла ворота на засов и вернулась в дом.
В доме после ухода Маклюды стало необычно тихо и скучно. Асет давно уже не была так одинока. Пытаясь хоть немного развлечься, она обошла весь дом (две комнаты и веранда), с любопытством заглядывая в каждый угол. Ей удалось найти два старых журнала «Здоровье», сломанные очки, пластинку Аллы Пугачевой и красивый стеклянный флакон из-под духов. На дне оставалось еще немного желтоватой, ароматной жидкости. Асет попробовала вылить остатки духов на ладонь, но оказалось, что они загустели и прилипли к стенкам флакона. Вздохнув, Асет поставила флакон на стол и стала им просто любоваться. Он был сделан в виде маленького замка с башенкой наверху. Если внимательно приглядеться, можно было различить окна и ворота замка. И даже маленького часового в каске, замершего у ворот.
— Прекрасный замок чудных сновидений… — тихо прошептала Асет. И сами собой стали складываться стихи:
Прекрасный замок чудных сновиденийСегодня утром вторгся в жизнь мою.Среди цепи космических явленийСвой скромный путь я в замке узнаю.
Такой же он прозрачный и стеклянный,Такой же хрупкий, как моя судьба.Вокруг него — сожженные поляны,Тела людей, гробы, как короба.
Пылают села, гибнут дети, звери.И с каждым годом дьявол все лютей.Умру и я… Увы, моей потериНикто не обнаружит из людей.
Обделывая грязные делишки,Большие люди заняты собой.И что для них все прочие людишки,И я с моей несчастною судьбой?..
Асет вдруг стало так грустно, что хоть плачь. Она вспомнила Сулеймана, его худощавое лицо, внимательные и добрые глаза, темные губы, большие руки, его негромкий, приятный голос. Вспомнила, как они виделись в первый раз. Как в первый раз поцеловались…
На глаза Асет навернулись слезы. Казалось, она только сейчас поняла, что никогда больше его не увидит. Не увидит никого из родных и близких людей — ни Сулеймана, ни маму, ни отца.
— И что для них все прочие людишки… — прошептала она строчку из только что сочиненного стихотворения.
А ведь завтра Асет сама отправит в ад множество таких «людишек». Таких же маленьких, бедных и никому не нужных, как она сама. Сейчас они ходят по улицам и ничего не подозревают. Кто-то из них сидит дома, с женой или мужем, а может, даже с детьми. Они накрывают на стол, едят, разговаривают, смеются, строят планы на завтрашний вечер и даже не подозревают, что больше в их жизни ничего не будет. Их существованию придет конец. И сделает это Асет.
«Они грешники, — сказал Асет ее внутренний голос. — Они слуги Иблиса. Они хотят превратить землю в ад!» «А разве эта земля сейчас не похожа на ад? — ответила своему внутреннему голосу Асет. — А разве не будет похоже на ад завтрашнее зрелище? То, как это обычно показывают по телевизору, — разорванная на куски девушка, и мертвые люди, лежащие в лужах крови…» И это сделает Асет. Она убьет этих людей, убьет себя. Но разве это нужно Аллаху? Неужели для того, чтобы попасть в рай, нужно самому создать маленький ад? Но тогда чем отличаются кяфиры от праведников? Получается, что и те, и другие служат Иблису?
Асет совсем запуталась. «Не думать!» — приказала она себе. Слава Аллаху, на столе был флакон с апельсиновым соком, который оставила Маклюда. Асет схватила его и с жадностью сделала несколько глотков.
Не прошло и минуты, как ей полегчало. Мир снова стал светлым и радостным. Краски стали ярче, предметы — приятней на вид, даже собственная судьба показалась Асет значительной и необыкновенной. «Завтра днем я увижу Аллаха!» — подумала Асет и засмеялась, так ей вдруг стало хорошо.
4
Следователь Генпрокуратуры Миша Камельков пребывал в отвратительном расположении духа. Сегодня утром Юля Иванова уехала с мамой на курорт. За полчаса до выхода из дома она сказала Камелькову, что им нужно непременно расставить все точки над «и». Миша понятия не имел, что это за точки, и почему их нужно расставить «непременно», но согласился. Голова его в этот момент была занята совершенно другим, однако он попробовал сконцентрироваться на разговоре, даже достал из кармана «сникерс» — ведь, как известно, шоколад улучшает циркуляцию крови в мозгу и тем самым способствует лучшей концентрации внимания.
Разговор состоялся на кухне, при закрытой двери. Начала Юля издалека:
— Понимаешь, Миша… В жизни людей бывает много моментов, когда они — в силу определенных обстоятельств — совершают ошибки. Даже не ошибки, нет, а… Ну, в общем, в экстремальных ситуациях люди поступают не так, как в обычной жизни. И когда экстремальная ситуация проходит, они стараются ввести свою жизнь в прежнее русло. Ты меня слушаешь?
Он откусил «сникерс» и кивнул:
— Слушаю, ангел мой. Продолжай.
— Так вот… — Юля нахмурилась и принялась перебирать пальцами кисти шали. — Нам было хорошо вместе. По-настоящему хорошо. И я тебе очень благодарна за все, что ты для меня сделал. Но сейчас, когда все беды позади, пришло время более здраво взглянуть на все, что произошло между нами. Ты согласен?
— А что между нами произошло? — Миша пожал плечами. — Ничего не произошло. Просто мы любим друг друга, вот и все. Чего тут усложнять?
Юля посмотрела на него и грустно улыбнулась:
— Ты мне дорог. Правда очень дорог. И ты мне нравишься. Но… Понимаешь, мы с тобой слишком разные, чтобы быть счастливыми.
— Разные? Что ты имеешь в виду?
Юля собралась с духом и сказала — четко и честно:
— Миша, ты очень милый, но меня многое раздражает в тебе. Ты все время ешь, ты пропадаешь где-то целыми сутками. И потом, я устала постоянно бояться, что тебя убьют на этой твоей дурацкой работе.
— Что за чушь? — поморщился Камельков. — Кто меня убьет? Я ведь не солдат и не оперативник. Я следователь. Я работаю с бумажками.
Юля покачала головой:
— Ты ведь знаешь, что я права. В общем… — Она перевела дух и закончила фразу: — Я приняла решение: мы с тобой должны расстаться. Мы можем быть хорошими друзьями, но жить вместе у нас не получится. Вот, я все сказала. А теперь извини, мне нужно проверить вещи.
Пока Камельков сидел с открытым от удивления ртом, Юля прошла к двери. Перед дверью она остановилась и сказала:
— Ты можешь проводить нас, но только, ради бога, не говори ничего маме. Я сама ей скажу… Потом.
Юля отвернулась и вышла с кухни.
Вечером того же дня Миша Камельков напился. Зверски. Он два часа сидел в баре «Кружка» неподалеку от «Белорусской». Пиво здесь было невкусное, но зато дешевое. И к тому же из огромного окна заведения (а сидел он на втором этаже) открывался великолепный вид на церковь. Смотреть на белеющую в сумерках церковь и пить пиво было очень грустно и романтично.
На шестой кружке пива Камельков решил остановиться. Он заказал шаурму, съел ее и… велел принести седьмую кружку. После седьмой у Миши кончились деньги.
Покинув бар, он долго шел куда глаза глядят. А глядели они вперед. Остановился Камельков лишь тогда, когда почувствовал в ногах нечеловеческую усталость. Тогда он вздохнул и тяжело опустился на землю.
Потом он немного подремал, а потом откуда ни возьмись появилась Алена Никитина.
— О господи! — воскликнула она. — Камельков! Ты ведь сидишь прямо на земле!
